Вадим Бурлак - Хождение к морям студёным

Но проходят минуты, и звезды снова разгораются. Словно кто-то во Вселенной подбавил жару в великой космической топке.

Дыхание тундры в «час обещания солнечного света» становится другим, как и звуки живой природы Заполярья. Это время особой чуткой тишины, когда за сотни километров можно услышать летящих на север птиц, ворчание медвежонка в берлоге, писк лемминга, взмах крыльев полярной совы.

И хочется в такие минуты мыслями беседовать со звездами о будущем, о прошлом Земли с теми, кто ожидал здесь много лет назад «час обещания солнечного света».

Я встречал едва уловимые знаки прихода весны на берегу бухты, что носит имена Марии и Василия Прончищевых.

Сильные, красивые чувства и поступки всегда рождали легенды…

Я нашел Хрустальную Сиверсию!..

Лепестки сказочно-таинственной таймырской розы были прозрачно-голубого цвета. Казалось, сквозь них можно разглядеть звезды.

Волшебное видение?

Начало новой легенды?

Показалось в ночной темноте?

Нет, я верил, что она есть — и отыскал!

Рядом с волшебным цветком в вечной мерзлоте были процарапаны едва различимые слова: «Не срывайте! Ради них. Ради всех!»

Кого имел в виду неведомый автор — Марию и Василия Прончищевых? Всех влюбленных?

Кто и когда нацарапал ножом слова? Мой знакомый Валера? Влюбленные и романтики давних времен?

Вечная мерзлота десятилетиями хранит борозды и глубокие царапины…

Нет никого рядом. Некому ответить мне. Только слышно, как кружит по тундре серебристый волк с отметиной одиночества и льет свою песню-печаль на цветок любви. И подпевают ему две небесные волчицы — желтая луна да белая сова…

Это знамение! Значит, кому-то скоро уходить в вечное ледяное одиночество?

Я не тронул Хрустальную Сиверсию.

Пусть и другие увидят ее живой. Больше встреч с ней — больше любви.

Пусть остается Хрустальная Сиверсия там, где ей положено цвести.

Мария и Василий поймут это.

И ничто не сломит наших крыльев

Я уверен, что если мы обратим внимание на силы,

свойственные самой природе, и попробуем работать заодно

с ними, а не против них, то найдем вернейший и легчайший

способ достижения полюса.

Где они?

В воскресенье, 11 июля 1997 г., из порта «Вирго» на Шпицбергене поднялся аэростат «Omen» («Орел»), унося в своей лодке Андрэ, Стриндберга и Френкеля, смелых исследователей, отправившихся покорить Северный полюс. Во всех газетах и журналах сейчас же появились различные статьи по этому поводу: одни предсказывали успех, другие высказывали более пессимистические взгляды, словом, каждый судил об этой необыкновенной экспедиции со своей точки зрения.

Первая часть этого смелого предприятия выполнена, и теперь встает страшный вопрос: Где они?

По-прежнему шли различные толки. Между тем, около середины августа сделалось известным, что один из почтовых голубей, принадлежащих экспедиции Андрэ, был убит 22 июля матросом рыбачьего судна «Alken», между Северным мысом Шпицбергена и Семью Островами около 80 градусов северной широты.

Этот голубь нес депешу, которая была передана слишком поздно, месяц спустя, когда китоловное судно «Alken» вернулось в Гаммерфест. Она состояла в следующем:

«13 июля, 12 ч. 30 м. пополудни, 82,2 градусов северной широты, 15,5 градусов восточной долготы. Идем на восток 10 градусов на юг. На аэростате все благополучно. Это третья депеша голубиной почтой.

Итак, Андрэ пустил трех голубей менее чем за три дня, и аэростат прошел за это время около 300 километров, что можно объяснить тем, что во второй день не было ветра.

С тех пор не было получено сколь-нибудь вероятного известия. Много шума наделала телеграмма из Красноярска в Сибири о том, что 14 сентября в Енисейской губернии в течение нескольких минут видели шар, принадлежащий, как предполагают, Андрэ.

Эта телеграмма была очень неопределенна. Если предположить, что аэростат более шестидесяти дней держался в воздухе, что еще можно допустить, то для того, чтобы достигнуть этого места, он должен был пролететь более 1000 километров над населенными странами, оставаясь незамеченным, что является крайне сомнительным. С другой стороны, Андрэ не пролетел бы такого большого расстояния над страной, где сообщения относительно легки и где бы он мог быть в полной безопасности, не спустившись на землю и не остановившись на время.

Но нельзя терять надежды, зная характер этих редких людей, смело идущих навстречу неизвестности из желания приподнять завесу, скрывающую от смертных эти таинственные области, нельзя отчаиваться, прочитав рассказ о чудесном путешествии Нансена и его спутников.

Разве Андрэ не покровительствовали до сих пор счастье и случай? Разве он в своей карьере аэронавта не избежал опасных крушений, в которых погибли бы другие?

Будем надеяться, что счастливая звезда его не оставит и что судьба, покровительствующая смелым, скоро вернет к нам с победой этих трех достойных удивления ученых.

Начало экспедиции было, впрочем, очень трудным: всевозможного рода препятствия, дурная погода, а в особенности неблагоприятные ветры заставили храбрых путешественников дважды приниматься за нее раньше, чем они могли покинуть землю и полететь по направлению к этому недостижимому полюсу, отыскание которого стоило уже жизни стольким знаменитым ученым…»

Голубь, роза и лед

Более трех десятилетий люди, интересующиеся арктическими исследованиями, вспоминая об Андрэ и его экспедиции, задавали вопрос, прозвучавший в записках Лашамбра: «Где они?»

До 1930 года ответа не было. И потому возникало множество предположений и даже мистических слухов. Особенно усердствовали журналисты.

Отгадку тайны исчезновения экспедиции пытались найти в прошлом, в биографии Соломона Августа Андрэ. Родился будущий путешественник и воздухоплаватель 18 октября 1854 года в небольшом шведском городке. Его отец, владелец аптеки, рассчитывал, что сын продолжит дело. Но вышло по-иному. В школе мальчик увлекся книгами о Севере, о путешествиях, воздухоплавании и творениями Жюля Верна. А роман «Пять недель на воздушном шаре» стал буквально его настольной книгой.

Получив инженерное образование, Андрэ некоторое время работал на заводе механиком, а затем отправился за границу набираться опыта. В Германии и Франции он знакомился с новыми достижениями науки и техники, а еще встречался с путешественниками, побывавшими за Полярным кругом.

В Париже одна его знакомая, то ли в шутку, то ли всерьез, предсказала будущему воздухоплавателю: «Много будет тайн вокруг тебя, но самой большой из них станет твоя смерть… Голубь, роза и лед — вот символы этой тайны».

Наверное, молодой инженер не придал значения предсказаниям парижской знакомой. А если бы и отнесся всерьез — разве что-нибудь изменилось бы в его судьбе?

Вскоре после возвращения на родину он стал профессором «чистой и прикладной физики» в технической школе. А в 1882 году принял участие в метеорологической экспедиции на Шпицберген. Там Андрэ провел около года, возглавляя опыты, связанные с атмосферным электричеством. Суровый архипелаг покорил его неброской северной красотой. Именно на этой земле у молодого ученого появилась дерзкая исследовательская программа.

Его работа в Арктике была замечена и одобрена в научных кругах Швеции. Молодого исследователя назначают главным инженером Бюро привилегий и одновременно приглашают преподавать в Стокгольмскую техническую школу.

Но для Андрэ теперь все это — лишь этапы на пути к сокровенной мечте: достигнуть Северного полюса на воздушном шаре.

Он делает инженерные расчеты и консультируется с учеными, изучает историю освоения Арктики и воздухоплавания, ищет сторонников своей идеи и средства на экспедицию, встречается с опытными полярниками.

Наконец, в 1892 году Андрэ получает от Шведской академии и фонда «В память Л. Гьерта» деньги на постройку воздушного шара и проведение научных исследований.

Через год он совершает свой первый самостоятельный полет из Стокгольма. Начало было удачным. Но вот третье путешествие на воздушном шаре едва не закончилось его гибелью. На Балтийском море произошло крушение: аэростат упал на камни. Сам испытатель отделался незначительными ушибами.

Но эта беда не сломила исследователя. Андрэ остался непоколебим в стремлении покорить Северный полюс. В 1895 году он защищает в академии наук свой проект экспедиции. Полет на аэростате, по его замыслу, должен начаться со Шпицбергена.