Дмитрий Шестаков - Криминология
Начиная с 60-х годов стали появляться отечественные исследования социально-психологических факторов преступного поведения. Были теоретически освещены сложные процессы формирования у человека преступных наклонностей в малой социальной группе, микросреде. Специально рассматривался вопрос о взаимодействии личности и способствующей преступлению жизненной ситуации, в частности, А. М. Яковлевым в книге «Преступность и социальная психология» (1971) и авторами работы «Механизм преступного поведения» (под ред. В. Н. Кудрявцева, 1981).
Вновь криминология вернулась и к проблеме личности преступника, чему многие годы препятствовали трудности идеологического характера. Марксизм всегда с подозрением относился ко всему индивидуальному, предпочитая иметь дело с массами, отношениями классов и т. п. В учебниках по криминологии раздел, посвященный личности, появился только с 1976 г. Этому способствовала прошедшая на страницах специальной и широкой печати надуманная и удивляющая своей эмоциональностью дискуссия о соотношении биологического и социального в преступном поведении. Примечательно, что «ожесточенно спорящие» между собой стороны в главном сходились: целый ряд биологических характеристик (пол, возраст, особенности нервной системы, психические аномалии и др.) играют определенную роль в преступном поведении, но лишь будучи опосредованы социальными факторами.
Учение о личности преступника было развито в книгах H. С. Лейкиной «Личность преступника и уголовная ответственность» (1968), И. С. Ноя «Методологические проблемы советской криминологии» (1975), Н. А. Стручкова «Проблема личности преступника» (1983) и в коллективной работе «Личность преступника» (1975). В 80–90-х годах опубликованы работы, углубляющие научные представления об индивидуальной преступности и психологии преступного поведения, такие, как «Криминальная мотивация» (под ред. В. Н. Кудрявцева, 1986), Ю. М. Антоняна «Психологическое отчуждение личности и преступное поведение» (1987); В. В. Лунеева «Мотивация преступного поведения (1991), В. Н. Бурлакова «Криминогенная личность и индивидуальное предупреждение преступлений: проблемы моделирования» (1998). Ряд исследований был посвящен проблеме предупреждения преступлений: «Теоретические основы предупреждения преступности» (под ред. В. К. Звирбуля, В. В. Клочкова, Г. М. Миньковского, 1977), Г. А. Аванесова «Криминология и социальная профилактика» (М., 1980), Ю. Д. Блувштейна, М. И. Зырина, В. В. Романова «Профилактика преступлений» (1986), Э. Э. Раска «Борьба с преступностью и социальное управление» (1985), В. Н. Когана «Социальный механизм уголовно-правового воздействия». М., 1983, Г. С. Саркисова «Индивидуальная профилактика преступлений» (1986), В. С. Устинова «Методы предупредительного воздействия на преступность» (1989) и др.
Считается, что именно в 70–80-е годы в отечественной криминологии сложилась концепция предупреждения преступлений. Помимо названных авторов на ее формирование оказали влияние также Г. А. Аванесов, С. В. Бородин, П. С. Дагель, А. Э. Жалинский, Ф. 3. Измайлова, Н. П. Косоплечев, П. Г. Пономарев, И. П. Портнов, Н. А. Стручков, А. Я. Сухарев, В. Д. Филимонов, О. В. Филимонов, В. Е. Эминов и др.). Согласно этой концепции предупреждение преступлений рассматривается как реально существующая разновидность управленческой деятельности государства, имеющая своих субъектов. С начала 90-х годов наряду с термином «предупреждение преступлений» все чаще употребляется термин «социальный контроль над преступностью» («Социальный контроль над девиантностью в современной России» / Под ред. Я. И. Гилинского. СПб., 1998), весьма распространенный и за рубежом. В развитии научных представлений о противодействии преступности важную роль играет осознание всемирного кризиса уголовного наказания, крайне низкой эффективности применения этого института (Я. И. Гилинский, Г. Ф. Хохряков, Д. А. Шестаков). Положительные сдвиги в теории предупреждения состоят в корректировке конечных целей предупредительной работы: на смену утопической задаче ликвидации преступности и устранения всех причин, порождающих преступления, приходят более реальные задачи стабилизации числа преступлений и приведения системы государственного противодействия преступности в соответствие с международно-правовыми нормами, гарантирующими цивилизованное, гуманное обращение с людьми, совершившими преступление.
В рассматриваемый период сформировался ряд криминологических направлений: преступления молодежи (Н. И. Ветров, Н. П. Грабовская, А. И. Долгова, В. Д. Ермаков, Г. И. Забрянский, К. Е. Игошев, Г. М. Миньковский, С. Л. Сибиряков), женские преступления (Ю. М. Антонян, В. А. Серебрякова, T. М. Явчуновская), насильственные преступления (С. Б. Алимов, Э. Ф. Побегайло), половые преступления (Ю. М. Антонян, А. П. Дьяченко), корыстные преступления (С. Ф. Милюков, М. Г. Миненок), организованные преступления (Я. И. Гилинский, А. И. Гуров, Б. В. Волженкин, В. С. Овчинский и др.), коррупционные преступления (Б. В. Волженкин), прогнозирование преступности и планирование противодействия ей (Г. А. Аванесов, С. В. Бородин, С. Е. Вицин, В. В. Орехов, В. В. Панкратов, М. Д. Шаргородский).
Начиная с середины 70-х годов последовательно появляются новые отрасли российской криминологии: виктимология (П. С. Дагель, Д. В. Ривман, В. Я. Рыбальская, Л. В. Франк), семейная криминология (Д. А. Шестаков и др.), политическая криминология (П. А. Кабанов, В. В. Лунеев, В. А. Шабалин, Д. А. Шестаков), экономическая криминология (Б. В. Волженкин, В. В. Колесников, А. М. Яковлев), криминология средств массовой коммуникации (Г. Н. Горшенков).
§ 19. Школа преступных подсистем
1. Автор настоящей книги представляет основанную им совместно с коллегами (Г. Н. Горшенков, С. У. Дикаев, П. А. Кабанов, Г. Л. Касторский, С. В. Харламов и др.) школу теории преступных подсистем. Иногда школу называют также Невско-Волжской, исходя из географии проживания ее основных представителей. Ее отличают криминологическое понятие преступления как такового (независимого от указания в законе); понятие преступности как свойства общества порождать преступления, воплощенного в единстве преступного множества и причинного комплекса; подразделение преступности общества на преступность его институтов (социальных подсистем): семейная, политическая, экономическая, информационная, религиозная, гендерная и т. д. преступность; идея управления преступностью при неизбежном сосуществовании с нею, положения о минимизации уголовной репрессии, о гуманизации как главном критерии прогресса уголовного права, о криминологии как о теоретической основе наук уголовно-правового цикла; вычленение в рамках криминологии новых отраслей: семейной, политической, массово-коммуникативной, теологической, экономической, законодательной и др. ее отраслей; семантическая методология[182] (см. схему 1.2).
2. Вечная неудача общества в его стремлении взять преступность под контроль во многом объясняется недопониманием ее сущности, соотношением ее с правом и отдельным преступлением.
Право выше человеческих установлений, выше государства и закона. Право связано с достоинством человека. Может быть, в конечном счете оно сводится к неприкосновенному минимуму человеческого достоинства. Закон в лучшем случае лишь ориентируется на право, иногда, но отнюдь не всегда, стремится к нему приблизиться. Закон бывает криминогенным и даже преступным.
Вопреки «конвенциональному» подходу полагаю, что преступление существует как таковое – независимо от «договоренности о запрете», достигнутой властями предержащими, от закрепления запрета в законе и т. п. Все дело в степени вредоносности поступка для человека. Преступление грубо нарушает право. Круг преступлений очерчен мировыми религиями (криминологическое понятие преступления). Подлинному противостоит мнимое, т. е. предусмотренное законом, но не опасное для человека деяние. Именно таким путем обретает криминология независимость от диктата власти и закона.
Ядро школы преступных подсистем образует разработанная автором настоящей книги семантическая концепция преступности. Полное изложение этой концепции помещено нами в параграфе «Понятие преступности» (§ 1 гл. 4).
Преступность – есть свойство общества порождать множество опасных для человека деяний (преступное множество). Говоря так, я не только определяю явление преступности, но и предлагаю семантический метод для ее осмысления. Если преступность отдельного человека – это не совершенное им преступление, а нечто другое, то и преступность общества нельзя сводить к преступлениям.
Применение семантического метода позволяет заглянуть в суть свойства, описать его структуру. Тогда преступность предстает нам как воспроизводство преступлений, как единство системного множества преступлений и других социальных подсистем (семьи, политики, экономики, массовой коммуникации, религиозной деятельности и т. д.). Понятию преступности посвящен одноименный параграф гл. 4 «Массовое преступное поведение» настоящей книги.[183]
