Софья Радзиевская - Круглый год
Первыми оживились воробьи, в лужицах накупаются и в драке до того осторожность забывают, что даже кошкам на зуб попадаются. Дел у них по горло: два выводка детей за лето надо успеть выкормить. Гнездо строят они ловко, выплетут, как корзиночку, и мягко выстелят. Строят где попадётся: под крышей, за наличником окна, а иной расхрабрится и скворечник занять. Натащит тонких веточек, пёрышек, соломинок, авось скворцам не этот, а другой скворечник понравится, из этого не выгонят. Но чаще скворушка прилетит к своему скворечнику и незваного квартиранта не помилует: сам в драку полезет, своего жилья не уступит. Иногда же просто сядет у летка на ветку и ждёт. Не выдержит в конце концов воробьишка — вылетит. А скворец тут же в скворечник и вмиг воробьиное хозяйство из летка выкинет, чтобы и духом его не пахло. Ну что же? Не удалось. Воробьиная пара не спорит, уже другое место нашла и новое гнездо готовит. Да они и вообще гнездятся не дружно, а какая пара где как вздумает. Воробьи домашние птицы, их лес и весной не манит, только за человеком на новые места летят. В Америку их сентиментальные английские эмигранты сами привезли «в память о родине». На наш север воробьи явились только в двадцатых годах 20 века за русскими поселенцами.
С воробьями зимовали, больше на просёлочных дорогах, овсянки — где просыпанное при перевозке зерно подберут, где в клочке сена семена сорняков отыщут. И чириканьем, и пером особенно от воробьёв зимой они не отличались. А теперь самчик на дерево вспорхнул и весеннюю песню вспомнил: зинь-зинь-зининь! Сам в весенний желтоватый наряд переоделся, а грудка и темечко вовсе жёлтые. Вот другой самчик откликнулся, ещё и ещё. Видно, скоро гнёзда со своими серенькими подружками вить примутся.
Другие птицы, которые к человеческому жилью только зимой на время прибиваются, весной ведут себя иначе. Серая ворона всю зиму около нас кормилась, в мусорных кучах копалась. Но март только задумался — не потеплеть ли, а с ней что-то случилось: сидит на ветке, головой вертит и не каркает, а хрипит непонятно. Не подавилась ли? Нет, это ворона поёт. Тоже радуется весне. Пела-пела, да как с ветки сорвётся и уже со своей подружкой вверх взлетела. Покувыркались, поиграли и дружной парой в лес направились. Этим их весеннее объяснение в любви закончилось, будут в лесу гнездо вить и детей выводить.
Но знаете ли вы, что это не те вороны, что зимой жили около наших домов? Вороны — кочующие птицы. К зиме наши вороны отлетели немного дальше к югу, а к нам прилетели более северные. А теперь все двинулись обратно к тем местам, где сами вывелись и детей выводили. Так что у нас, оказывается, пела-кашляла не зимовавшая, а наша настоящая летняя ворона.
Как часто мы о зверях и птицах, живущих около нас, знаем меньше, чем о животных Африки и Индии. И напрасно. Потому что в жизни наших зверей и птиц есть тоже много интересного.
Оживились и другие вороньи родственники: длиннохвостые сороки настоящими акробатами в воздухе заиграли. И тоже нарами к лесу направились свои удивительные гнёзда с крышами ладить. Стрекочут тоже по-весеннему, понятно: «За мусорку вам, люди, спасибо. Но детей растить лучше от вас подальше».
О гнёздах начинают заботиться и мирные галки. К весне оживились. Иная на крыше, ещё покрытой снегом, пригреется и даже выкупаться захочет: и на спине и на боку поваляется и крылья распустит, снег оботрёт. Хороша весна!
Зиму галки проводят около людей стаей. В стаю и ворон и сорок принимают, но и в стае остаются верными друг другу: смотришь — на провода сели, каждый к своей подружке поближе. Любопытные отношения у них с грачами. Летом особой дружбы не заметно, каждый своим делом занят. Но осенью, когда грачи улетают, галки это так горестно переживают — летят с ними, жалобно кричат, словно уговаривают остаться или просят: «И нас возьмите!» Возвращаются, любой заметит, грустные, словно осиротели.
Биолог К. Яковлев наблюдал, что и весной ко времени прилёта грачей галки ежедневно по утрам собирались стаями, улетали к югу. Возвращались уже в сумерки, а утром опять исчезали. Наконец, галочьи голоса возвестили: «Прилетели! Грачи прилетели!» Галки кричали, носились в грачиной стае, чуть не кувыркались от радости. Они дождались друзей и радовались встрече. Больше утром они стаей никуда не улетали, а занялись своими гнёздами.
Птицы, зимовавшие в нашем лесу, тоже весну чувствуют. Почувствовал её и дятел, и ему петь захотелось. Да вот беда: голоса для пения природа не отпустила. Как же ему весну прославить?
Ну что ж, каждый старается, как может. И вот по лесу покатилась звонкая барабанная дробь. Ещё и ещё…
Это дятел усердствует. Сидит на обломанной сухой верхушке дерева и клювом бьёт то по одной торчащей щепке, то по другой. Глазом за ударами не уследишь. Постучит и прислушается, постучит и прислушается. Что ему за радость по пустым щепкам барабанить? Ни жуков там, ни червяков…
Кому надо, тот уже услышал это барабанное объяснение в любви. Услышала дятлиха, и это тронуло её сердце. Зиму она и дятел прожили врозь, в угрюмом одиночестве. А теперь почувствовали: пришла пора долбить новое дупло для гнезда. И вот она летит на нежный барабанный призыв. Вместо песни телеграфный разговор, вроде азбуки морзе: точка-тире, точка-тире.
Дятлиха хорошо эту азбуку понимает, ей и песня не нужна.
Дятлы — птицы серьёзные, зря времени не тратят: поздоровались и за работу. Дятлиха знает, какое дерево лучше подойдёт для квартиры будущих детей: выберет гнилую осину и ну долбить. Дятел не спорит, уступает ей первую очередь, потом и сам помогает. А иногда и наоборот, какие характеры попадутся. В гнилой древесине насекомых найдут, тут же и закусят.
Прошлогодние дупла, покинутые пёстрыми дятлами, не пустуют. Их занимают птицы помельче и послабее, которым не под силу выдолбить дупло. Этим дятлы приносят дополнительную пользу: сами вредных насекомых уничтожают да ещё привлекают в лес птиц, которые им в этом помогают.
Лесники уважают дятлов.
— Дятел у нас за охотничью собаку сходит, — говорят они, — покажет, в котором дереве под корой вредители живут, сам выклюет, другим птицам, что не доел, оставит, да ещё и квартиру им предоставит: пользуйтесь, не жалко.
В густом еловом лесу, где потеплее и потише, зимовали синицы: московки, гаички, гренадерки. Там и крошка королёк зиму перетерпел, и он радуется, немудрёной своей песенкой весну встречает. Дивуешься невольно, как пичуга с пятачок величиной с зимой борется!
Вóрон на зиму от нас не улетает, но и у жилья на мусорке его не увидишь. Редкая птица. В глухом лесу ещё можно услышать его негромкий таинственный голос «круу». Падальник он, лесной санитар, но, если повезёт, и от свежинки не откажется. Охотно селится недалеко от бойни — там скорее кусочек мясца найдётся. Вороны раньше всех своих родственников вороньего рода о детях подумали. Ещё снег кругом лежал, а ворониха уже в гнезде яйца грела и ворон о ней нежно заботился, кормил. Нельзя ей самой с гнезда слетать, яйца замёрзнут. Но не только о еде ворон заботится: накормил подружку, а сам ну играть: взлетит над гнездом и вниз нырк! Над самым гнездом — опять круто вверх. И падает, и взлетает, и кричит по-особенному мягко, мелодично, совсем на угрюмое «круу» не похоже. Себя ли он тешит или подружку — пойди разберись.
Правда, ещё раньше, в годы большого урожая шишек на елях, клесты в феврале собрались детей растить, но об этом мы в феврале и расскажем.
Это всё дневные радости. А что ночью в лесу делается, когда вся дневная живность спит?
Тихо. В лунном свете снег между стволами голубеет, и вдруг… как захохочет кто-то. Не то дразнится, не то грозится. Не весёлый смех, с издёвкой. «Пу-гуу, пу-гуу…»
Филин это. И не дразнится он, и не пугает. Это тоже его весенняя песня. Наверное, она его подружке по душе пришлась, иначе с чего бы он так распелся? Человека, пожалуй, не найти, кому бы такая песня понравилась. Но филина это не смущает: не для нас поёт. Нам от этой песни страшно, а мелкий лесной народ, и пушистый и крылатый, и вовсе жуть берёт.
А вот, хоть и редко, в наших лесах, где поглуше, весенней ночью раздаётся вой, словно две дюжины котов подрались. Это рыси, наши крупные дикие лесные кошки. Два-три кота собрались, воют и друг друга когтями дерут. А кошка-рысь тут же сидит, наблюдает. То-то они перед ней свою удаль показывают, у кого когти острее и голос звонче.
Страшны ночные голоса. Зато как греют душу, веселят дневные песни. Совы и филины с первыми лучами солнца забираются в дупла дремать до темноты, в глухие места прячутся рыси.
Весна не только радует всё живое. Бывает, кое-кому и радость обернётся бедой. С крыши снежная вода под солнцем каплет, к вечеру прозрачными хрустальными сосульками замерзает. Растут они днём, с хрустом обламываются, падают, но нет от них беды. В лесу же, в поле снег днём сильнее подтаивает, зернится, а ночной мороз его сверху подмораживает. Коварна эта ледяная корочка — наст. К вечеру на снег, как всегда, упали и закопались тетерева, рябчики и глухари. Тепло под снегом, уютно им спится и не думается, что ледяная крыша крепко заковала их спальню. А утром… хорошо, если старый опытный тетерев сумеет под снегом прокопать ход к густой ёлке: под её лапами снег ещё мягкий, можно на волю выбраться. Часто гибнут бедные птицы в ледяном плену.
