Игорь Кравец - Конституционное правосудие: теория судебного конституционного права и практика судебного конституционного процесса
В правовой системе России не предусмотрена возможность аутентического толкования Конституции в связи с тем, что она была принята на референдуме. Однако федерального законодателя (Федеральное Собрание) никто не лишал права на аутентическое толкование законов, хотя конституционные нормы непосредственно такое право не закрепляют. Против подобного права парламента может быть высказано возражение, что орган государственной власти, наделенный публично-властными полномочиями, должен действовать в соответствии с принципом «запрещено все, что прямо не разрешено». Отсюда можно заключить: раз Конституция не предписала прямого указания на полномочие толковать законы, значит такого права у парламента нет. Действительно, Конституция не закрепляет правомочие федерального законодателя принимать специальный правовой акт толкования как особую форму права. Самостоятельный правовой акт толкования права для реализации полномочий парламента не предусмотрен. Тем не менее, отдельные элементы толкования положений законов, могут содержаться и содержатся в самих федеральных законах, например, в специальном словаре терминов, используемых в отдельных федеральных законах. Особенно часто в последнее время федеральный законодатель стал использовать специальный понятийный аппарат с толкованием используемых в законе терминов, предваряя им основную содержательную часть федерального закона. Например, в ст. 2 Федерального закона от 24 июня 1999 года «О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации» были раскрыты легальные определения, используемые в законе, такие как «предмет ведения Российской Федерации», «предмет совместного ведения Российской Федерации и субъекта Российской Федерации», «предмет ведения субъекта Российской Федерации», «компетенция органа государственной власти», «полномочия органа государственной власти» и другие[107]. После того, как данный федеральный закон утратил юридическую силу, общие принципы разграничения полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъекта российской федерации стали закрепляться в ФЗ № 184 (Глава IV.1.)[108]. Однако в данном законе отмеченные термины как юридические конструкции не раскрываются.
Законодательное толкование понятий, нашедших легальное закрепление, в этом случае составляет неотъемлемую часть самого закона. Однако, для прояснения понятий, терминов, определений законодатель вправе внести соответствующие изменения в федеральный закон через принятие другого федерального закона. Это так называемое законодательное толкование дефиниций, используемых в парламентских законах.
Следовательно, можно сделать вывод, что федеральный парламент вправе осуществлять законодательное толкование дефиниций через процедуру принятия первичного федерального закона или через внесение в него поправок (изменений, дополнений) при помощи другого федерального закона.
При этом возможна ситуация, когда сталкиваются результаты судебного конституционного толкования законов в связи с казуальной интерпретацией Конституционным Судом норм Конституции и итоги аутентического толкования законов федеральным законодателем. В этом случае, исходя из смысла ст. 79 Закона о Конституционном Суде, более высокой юридической силой и приоритетным применением должны пользоваться именно правовые позиции Конституционного Суда.
Отдельные исследователи предлагают наделить федеральный орган конституционной юстиции самостоятельным правом толкования не только Конституции, но и законов, иных нормативных актов[109]. Целесообразность подобного полномочия, как самостоятельной сферы интерпретационной деятельности органа конституционной юстиции, многими российскими юристами правомерно оспаривается. Вряд ли найдутся позитивные примеры существования подобного права в западноевропейских государствах. Ссылки же на опыт Конституционного Трибунала Польши по толкованию законов оказался неоправданным. Так, по мнению Л. Гарлицкого, этим правом Трибунал пользовался довольно активно с 1989 года, что порождало многочисленные конфликты и нарекания, поэтому новая польская Конституция 1997 года такое право ему не предоставила[110].
Вместе с тем Конституционный Суд России реально осуществляет взаимосвязанную с конституцией интерпретацию законов и иных нормативных правовых актов, конституционность которых проверяется по обращениям управомоченных Законом о Конституционном Суде субъектов права. При таком взаимосвязанном толковании преследуется двуединая цель: обеспечить применение только конституционных нормативно-правовых актов, исключив из сферы реализации не соответствующие Конституции акты или их положения, и сформировать правовую позицию по конституционно значимым вопросам, которая подлежит обязательной реализации не только в конституционном праве, но и в других отраслях права. Ведь проблема конституционности нормативно-правовых актов выходит далеко за пределы одной отрасли и касается отраслей и публичного, и частного права. Конституционное прочтение законов в этом случае способствует развитию гармоничной взаимосвязанности различных отраслей законодательства с конституционными положениями, а также расширяет правовое поле нормативно-интерпретационной конституционализации правового порядка.
Конституционная герменевтика связана и с проблемой законодательного толкования Конституции. Законодательное толкование рассматривается как разновидность несудебной интерпретации Конституции. В американской юриспруденции существуют исследования, специально посвященные проблемам «законодательного конституционного толкования»,[111]а также вопросам соотношения концепции судебного верховенства и несудебной интерпретации Конституции[112].
Исследователь из Джорджтаунского университета Н.К. Катьял полагает, что в исследованиях большое внимание было уделено вопросу, как Конституция интерпретировалась в судах, и гораздо меньшее внимание уделялось вопросу, как Конституция интерпретировалась где-нибудь в других ветвях власти. Конституция США, по его мнению, «говорит нам, что Конгресс, Президент, и законодатели штатов, и суды должны придерживаться ее терминов, но она не только не говорит нам, как много интерпретационной власти должен иметь каждый актор, но и не предписывает правила для каждого актора», которые нужно использовать, когда интерпретируется текст[113]. Однако он считает возможным говорить о конституционной интерпретации Конгрессом, которая существует и должна быть совсем отличной от конституционной интерпретации судов. Для характеристики законодательной конституционной интерпретации, которая является повторяющейся проблемой в конституционном праве, он использует понятие «конгрессиональная интерпретация» Конституции США. В своей работе исследователь доказывает способность Конгресса изменять конституционные решения через обычное законодательство, так как Конгресс может принимать законы, которые подвергают сомнению определенные решения Верховного Суда США[114].
В более широком плане суть рассматриваемой проблемы заключается в двух вопросах: во-первых, могут ли законодатели, парламент толковать конституцию страны и, во-вторых, если да, то в какой степени судебное толкование конституции и законодательная интерпретация являются симметричными? Кто является финальным или окончательным интерпретатором конституционных положений? В этом случае интерпретация понимается как широкий процесс, вовлекающий законодательную и судебную власть в реализацию конституционных положений посредством тех форм и методов осуществления полномочий, которыми располагает согласно Конституции каждая ветвь государственной власти. В германском конституционном праве К. Хессе предлагает разграничивать понятия «толкование» и «актуализация» конституции. По его мнению, «не каждое осуществление конституционно-правовых нормирований является «интерпретацией», в то время как конституция в процессе интерпретации постоянно актуализируется»[115]. Поэтому если речь идет об обычной реализации содержания конституционных норм, то можно говорить скорее не об интерпретации, а об актуализации конституции. Конечно, при этом не должно быть сомнений в конституционности подобных действий.
Если Конституция предусматривает жесткую модель разделения властей, то для обоснования прерогатив законодательной и судебной властей могут быть использованы конкурирующие концепции парламентского верховенства и судебного верховенства, каждая из которых имеет своих сторонников и противников. Сторонники демократического идеала отдают предпочтение доктрине парламентского верховенства, как обеспечивающего приоритет в конституционной политике политической воле народных избранников. Сторонники судебного надзора и судебного активизма отдают предпочтение судебному верховенству как принципу, способному осуществлять примирение противоборствующих ценностей и интересов в ходе рассмотрения конкретных дел, в том числе более эффективно защищать права различных меньшинств.
