Александр Немировский - Мифы и легенды Древнего Востока
Только слова отзвучали, Лугальбанда скрылся из виду. В поднебесье Анзуд несется. Бежит по земле Лугальбанда, не уступая в скорости птице. Анзуд озирает землю, указуя дорогу к великому морю.
На берегу стоит Лугальбанда и видит, как волны бушуют, к Луне поднимая пену. Найдя тамариск священный в семьдесят рук охватом, срубает его Лугальбанда. Долбит он чан колоссальный для варки рыбьего бога, огонь разжигает великий и к берегу моря подходит, чтоб сеть сплести и бросить ее в волну{36}.
Ловец рыбы Адапа
Миф аккадян
Копия аккадского мифа об одном из семи мудрецов и прародителей смертных Адане сохранилась на одной из глиняных табличек из египетского архива Амарны, а также в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанипала (668–627 гг. до н. э.). Рассказ имеет пропуски. Занятие рыболовством считалось делом, особо угодным богам, поскольку в шумеро-аккадской мифологии первый человек — Оаннес мыслился в облике получеловека-полурыбы.
Цель мифа — объяснить, почему люди смертны. Виновником утраты человечеством бессмертия выставлен не Адапа, а его советчик Эйа, неясно, по незнанию или по злому умыслу. Мифу об Адапе соответствует ветхозаветный миф о первом человеке Адаме, который вкусил от древа познания добра и зла.
В городе Эреду, да прославится его имя среди черноголовых, жил искусный руками и чистый духом Адапа{37}. Каждый день в любую погоду рыбу он ловить отправлялся. Были ею сыты служители храма Эйа, кормились ею все жители города, мужи и жены, старики и дети.
В то утро море еле плескало волнами и рыба клевала как никогда. Вытаскивая крупную рыбину, Адапа почтительно называл ее по имени и уговаривал смириться со своей судьбой.
— Прости меня, Сухур, что я оторвал тебя от сладкой донной травы, — обращался он к рыбине с длинными шевелящимися усами. — Тебе придется лечь рядом с толстогубым Гудом. Он уже почти затих. А тебя, Мур, бич рыбаков, я отпущу. Игла твоя наносит незаживающую рану.
К полудню дно лодки было полно живым серебром. Адапа начал сворачивать удочку. И вдруг откуда ни возьмись появился Южный ветер{38}. Одним дуновением он перевернул лодку со всей добычей.
Адапа был человеком тихим и незлобивым, но обидчикам спуску не давал. Недолго думая, он ухватился за крыло ветра. От тяжести его тела крыло обломилось и безжизненно повисло. Застонал Южный ветер, как раненная стрелою птица, и неуклюже полетел в свое обиталище на самом краю земли.
И стихло море. Тяжело дыша, Адапа поплыл к берегу. В тот день в Эреду никто не ел рыбы. И это сразу стало известно богу Эйа, которого Адапа почитал как отца.
— Что случилось? — спросил Эйа, выходя навстречу рыбаку. — Где твой улов, сын мой? Почему ты без лодки?
— Лодку потопил Южный ветер! Я за это сломал ему крыло! — ответил рыболов простодушно.
Эйа схватился за голову:
— Что ты наделал! Ану тебе этого не простит!
Как раз в это время Ану с высоты небесного трона озирал свои владения. Увидев, что море на огромном пространстве неподвижно, он позвал своего слугу Илобрата и приказал:
— Спустись вниз и узнай, почему стало неподвижным море. Не занемог ли мой Южный ветер? Иль ему дуть надоело?
Прошло совсем немного времени, и Ану услышал голос верного слуги:
— О, премудрый отец богов! Южный ветер в постели, лежит он и стонет. Ловец рыб Адапа обломал ему крыло.
— Дерзкий смертный! — в ярости завопил Ану. — Пусть он явится ко мне на суд.
Услышав это, Эйа обратился к сыну:
— Иди, Адапа! Ану во гневе, я могу тебе помочь только советом: растрепи волосы и посыпь их пылью. Облачись в черные одежды. Может быть, явившись с повинной, смягчишь грозное сердце владыки богов. Когда будешь входить в небесные врата, будь повежливей с их стражами Думузи и Гишзидой. Слуги они, но могут за тебя замолвить словечко. Но помни. Если тебе предложат угощенье — не ешь и не пей! Отвергай и другие дары.
Поблагодарил Адапа божественного советчика и отправился в дальний путь. Стражи небесных ворот спросили его:
— Почему ты явился на небо в одеждах, приличествующих смерти и подземному миру?
— У нас на земле исчезли два бога великих Думузи и Гишзида, — отвечал Адапа, потупив глаза. — Я ношу по ним траур.
Переглянулись между собой небесные стражи, и понял Адапа, что обман удался. Вперед побежали слуги, чтобы возвестить господина о приходе Адапы.
— У врат человек появился! — сказали боги Ану. — Его имя Адапа. Он — само благочестие.
— Пропустите его! — приказал Ану, смягчившись.
Так оказался Ану перед небесным троном.
— Выходит, что Южный ветер первым затеял ссору, — проговорил Ану, выслушав рассказ рыболова. — Это меняет дело. Что же ты стоишь? Ложись, поспи с дороги!
Вспомнил Адапа наставления Эйа: «Сон подобен смерти» — и, поклонившись, ответил:
— Мне не до сна!
— Тогда садись.
— Мне ли сидеть в твоем присутствии?
Адапа все больше и больше нравился владыке небес, и тот предложил ему еду и воду жизни.
И на этот раз отказался Адапа, опасаясь, что ему дают яд.
Удивился Ану и спросил:
— Кто твой советчик?
— Меня наставлял отец мой Эйа, — ответил Адапа.
— Не на благо пошла тебе его великая мудрость, — проговорил Ану с презрением. — Был ты ловцом, им и останешься. Не удержал ты на крючке вечную жизнь. Выпустил ее в море. Будут смертны и твои потомки. Стражи! Возьмите его за руки и верните на землю.
Полет на орле
Миф аккадян
В мифе об Этане соединены две темы: бездетный отец, молящий бога о мужском потомстве, и борьба орла со змеями. Обе эти темы достаточно широко распространены в мифах народов Древнего Востока. Мы встретимся с ними в угаритской, хетто-хурритской, ветхозаветной и индийской мифологиях.
Мотив летящего человека присутствует в месопотамской глиптике III тыс. до н. э. Он же характерен для эгейского искусства II тыс. до н. э. и греческого мифа о Дедале и Икаре.
Конец текста мифа об Этане не сохранился. Он восстанавливается на основании сообщения о Балихе, сыне Этаны.
В славном городе Кише, что на Евфрате, правил справедливый и мудрый Этана{39}, прозванный черноголовыми пастырем города. Имел он все, о чем только может пожелать смертный, кроме сыновей. И это не давало Этане покоя. Не раз ему являлся во сне светоч мира Шамаш, но, как только он пытался к нему обратиться с мольбой о сыне, тотчас просыпался.
И решил Этана принести Шамашу великую жертву. В честь его он заколол шестьдесят откормленных быков. И возрадовалось сердце Шамаша. В ночь после жертвоприношения Шамаш явился Этане и открыл ему великую тайну: «Далеко на небе имеется трава рождения, кто к ней прикоснется, тот не уйдет в мир без возврата бездетным».
— Но боги не дали мне крыльев, — сказал Этана. — Как мне подняться на небо, чтобы добыть траву рождения?
— Спустись в глубокое ущелье, — отвечал Шамаш. — Отыщи там орла-калеку. Он тебе поможет.
Проснувшись, Этана отправился в горы, где гнездятся орлы, и отыскал там мрачное ущелье, куда едва достигал взгляд Шамаша. На самом дне ущелья по стонам он нашел орла, ощипанного, со сломанными крыльями и с вырванными когтями.
— О, несчастный! — воскликнул Этана. — Кто с тобою так жестоко обошелся?
— Я сам виновник своих несчастий! — ответил орел с тяжким вздохом. — Много лет я занимал гнездо на высоком дереве, в корнях которого обитала змея. Мы жили как добрые соседи, предупреждая друг друга об опасностях. Если мне удавалось догнать и убить онагра, часть добычи получала нижняя соседка. Так мы блюли клятву верности, произнесенную перед ликом Шамаша. Но однажды у змеи появились детеныши, мое неразумное сердце задумало злое. Дождавшись, когда змея отправится на добычу, я распростер крылья, чтобы слететь вниз. Один из моих орлят, умная пташка, догадавшись о моем намерении, пропищал:
— Не делай этого, отец! Шамашу видно все.
Но я не послушал малютку и, упав вниз, растерзал и съел змеиных детенышей.
Вскоре приползла мать-змея и, увидев, что змеенышей нет, взмолилась справедливому Шамашу, чтобы он наказал убийцу беззащитных. И повелел Шамаш змее, чтобы она отыскала тушу буйвола и проникла в нее.
Вскоре почувствовал я милый мне запах гниющего мяса и обратился к детям своим:
— Давайте слетаем, отведаем буйвола.
— Не надо, отец, — закричал мой орленок, умная пташка. — Может, в туше гниющей змея притаилась?
Не послушался я малютки, полетел и сел на тушу, клюнул, кругом огляделся, снова клюнул, а как очистил все мясо снаружи, в чрево забрался. Тут меня змея и схватила, обломала мои крылья, всего общипала, истерзала и бросила в яму, чтобы кончил я жалкой, голодной смертью.