Лев Любимов - Великая живопись Нидерландов
Такое богатство объясняется прежде всего глубоким созвучием в основном подлинно демократического, остро реалистического голландского искусства с нашими собственными художественными исканиями. Замечательный русский живописец Федотов целые дни проводил в голландских залах Эрмитажа, учась изображать чисто русские типы с той предельной выразительностью, которой отличается искусство голландских мастеров. Известный русский ученый, географ и путешественник П. П. Семенов-Тян-Шанский, бывший также тонким ценителем живописи, посвятил около пятидесяти лет собиранию голландских и фламандских картин, которые могли бы восполнить пробелы, имевшиеся тогда в Эрмитаже, и затем, в начале нынешнего века, продал Эрмитажу свое собрание почти в тысячу картин вдвое дешевле, чем ему предлагали заграничные музеи. А кроме него, были в России и многие другие просвещенные собиратели, любители голландской живописи, коллекции которых стали после революции достоянием народа.
Старому русскому собирательству, научной систематизации, охране и объединению собраний в советское время мы обязаны тем, что, например, искусство французского народа после самой Франции всего полнее изучается у нас, а голландская живопись представлена в нашей стране почти столь же ярко, как на ее родине.
Великая голландская живопись XVII века внесла в мировое искусство новую могучую струю, освежающее влияние которой сказалось на всей европейской живописи.
Реализм Караваджо и его последователей был в основе героическим, монументальным, а сама его подчеркнутость и торжественные световые эффекты иногда сближают караваджистов с искусством барокко. Реализм же голландских мастеров (мы это уже видели у родственного им Броувера), по существу, уже выходит за рамки барочного стиля.
Чтобы понять, как расцвело это замечательное искусство, следует уяснить себе, что представляла собой страна, его породившая.
«Бог создал море, голландцы — берега», — гласит голландская народная пословица. В многовековой, бесконечно тяжелой борьбе с морем, утвердившись наконец на отвоеванной земле при помощи каналов и мощных дамб, голландский народ научился упорству, выносливости, долгому и настойчивому созидательному труду. И этот народ вошел в мировую историю как первый совершивший буржуазную революцию, поставившую его в совершенно исключительное положение среди прочих народов Европы. Чужеземная испанская власть свергнута, страна свободна, феодализм изжит, католическая церковь не выдерживает натиска кальвинизма и уступает ему, практический рационализм и дух предпринимательства пышно расцветают, поощряемые новой, приноравливающейся к бюргерским порядкам религией.
Новое, независимое государство стоит во главе прогресса. Это, по словам Маркса, «образцовая капиталистическая страна XVII столетия». Достигнув поразительного экономического подъема, Голландия соперничает с Англией: ее флот в пятнадцать тысяч кораблей самый могущественный в мире, он превосходит английский и французский вместе взятые. И этот флот позволяет ей осуществлять самые дерзкие замыслы. Уже в 1595 году голландцы проникают в нынешнюю Индонезию и постепенно расширяют там свои владения за счет испанцев и португальцев.
Однако, знаменуя прогресс по сравнению с застывшим феодализмом, буржуазная власть уже на самой заре своего существования несет в себе все пороки, выявляющие ее конечную обреченность. Едва освободившись от жестокой чужеземной тирании, страна, жителям которой приходилось бороться с морской стихией за каждую пядь земли, в свою очередь утверждает свое владычество над огромными чужими территориями. «Колонии, — пишет Маркс, — обеспечивали рынок сбыта для быстро возникающих мануфактур, а монопольное обладание этим рынком обеспечивало усиленное накопление. Сокровища, добытые за пределами Европы посредством прямого грабежа, порабощения туземцев, убийств, притекали в метрополию и тут превращались в капитал. Голландия, которая первой полностью развила колониальную систему, уже в 1648 году достигла высшей точки своего торгового могущества»[10].
В 1648 году голландская независимость, фактически отвоеванная уже почти за сорок лет до этого, была наконец признана официально. В борьбе с феодализмом, с Ватиканом, в кровопролитнейшей войне против могущественной Испании голландская буржуазия могла победить только благодаря поддержке, решающему участию в революции народных масс. В этот исторический период народ видел в буржуазии своего союзника и руководителя в борьбе с общим врагом — абсолютизмом. Однако капитализм быстро придавил народ тяжестью еще невиданной. Как указывает Маркс, «народные массы Голландии уже в 1648 году больше страдали от чрезмерного труда, были беднее и терпели гнет более жестокий, чем народные массы всей остальной Европы».
Противоречия между буржуазией и трудовым народом еще не сознавались массами. Голландский бюргер этой поры не страшился народа, и жилось ему во всех отношениях хорошо. Он справедливо гордился делом своих рук, помнил об усилии, которое потребовало это дело, и, очевидно, считал, что живет теперь в прекраснейшем из миров.
Голландская живопись первой половины XVII века выражает это ощущение, любование окружающим миром. Жестокая освободительная война обострила любовь к родному краю. Свыше трехсот дней в году в нем пасмурно, ветрено или дождливо. Но это родной край, и поэзия его влажных пастбищ и песчаных берегов щемяще отзывается в сердце голландца. Тяжелое положение народа не смущает бюргера: так полагается, говорит он себе, ведь мир всегда состоял из богатых и бедных. Значит, и бедные со своими язвами, страданиями, с порой необузданными поисками забвения входят составной частью все в тот же прекрасный мир.
Голландия XVII века — родина Спинозы, который попытался объяснить мир из него самого, без вмешательства сверхъестественного, Спинозы, который писал: «Без свободы разума и свободы мысли не могут развиваться наука и искусство, ибо последние разрабатываются с счастливым успехом только теми людьми, которые имеют свободу и непредвзятое суждение».
Другой великий философ, француз Декарт, долго живет и работает на свободной голландской земле. Кальвинизм терпимее католичества: такие науки, как математика, астрономия, механика, анатомия, процветают в Голландии этой поры, а голландские инженеры, шкиперы, топографы и врачи славятся во всей Европе.
Голландский бюргер может похвалиться культурными достижениями своей страны, а так как он любит, ценит и уважает самого себя, привык ко всему, что его окружает, лелеет это окружающее как родное, как естественный фон его жизни и преуспеяния, то особенно любит он живопись, ведущее искусство Голландии, которое призвано запечатлеть и его черты и все, что он видит вокруг. Живописная культура глубоко вошла в кровь и плоть голландца этой эпохи. И потому он требует от живописи не простого воспроизведения видимого мира, а воспроизведения более яркого, сконцентрированного, значит — преображения, при этом не повествовательным методом, а чисто изобразительным — в сочетании линий, объемов, тонов.
Такой живописи все благоприятствует в эту пору в Голландии. Кальвинизм не признает религиозной живописи, значит, Голландия уже не нуждается в алтарных композициях, которым так часто посвящают себя художники соседней Фландрии. В бюргерской Голландии нет потребности и в дворцовой парадной живописи. Для бюргерских, а нередко фермерских жилищ нужны картины небольшого формата, станковая живопись, изображающая то, что любят их обитатели.
Быт, портрет, пейзаж, натюрморт — вот ее темы. На заре XVII столетия, как и фламандские мастера, овладев своей кистью видимым миром, голландские мастера с увлечением, пафосом, страстью властно вторгаются в него, чтобы преобразить и опоэтизировать этот мир в живописи, каждый согласно своему, индивидуальному темпераменту.
Кто первый голландский художник, поднявший на подобающую высоту знамя подлинно национального искусства? Все согласны с тем, что это Франс Гальс. И до него в отделившейся от Фландрии и завоевавшей свою независимость стране были талантливые художники, работавшие в самых различных жанрах. Но их искусство либо еще не созревшее, спотыкающееся, тщетно ищущее гармонического слияния формы с содержанием, либо отмеченное чужеродными влияниями, порой интересными, как, например, у голландских караваджистов, но идущими вразрез с естественным развитием голландского реализма. Франс Гальс — дело другое. Будь он единственным голландским живописцем, его родина все равно могла бы гордиться великим вкладом в мировую художественную культуру.
Личная жизнь этого художника, оставившего исключительный след не только в голландском, но и во всем европейском искусстве, сама по себе как будто мало примечательна.
