Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
Место игрищ со всех сторон окружено круглыми скалистыми пригорками, скрывающими пустошь от постороннего глаза. Увидеть ее можно, если только подойти совсем близко. Впрочем, маловероятно, чтобы в марте туда забрел какой-нибудь путник. Всех чужаков, которые в летнее время обычно бродят вокруг по скалам и карабкаются по горным склонам, уже много месяцев назад прогнали осенние бури. А смотритель маяка на горном мысу, старушка — владелица усадьбы Куллагорден и крестьянин с торпа Куллаторпет со своими домочадцами ходят привычными проторенными тропами, а не бегают по безлюдным вересковым пустошам.
Круглые скалистые пригорки на вересковой пустоши четвероногие занимают по семействам — таков старинный обычай. Каждое семейство держится особняком, хотя в этот день царит всеобщий мир и никто ни на кого не нападает. В этот день самый крохотный зайчишка может проскакать по лисьему пригорку, ничуть не опасаясь за свои длинные ушки.
Заняв места, звери начинают высматривать птиц. В день игрищ всегда стоит хорошая погода. Журавли умеют ее прекрасно предсказывать. Они не стали бы сзывать зверей и птиц, если бы ожидался дождь. Но хотя воздух чист и даль ясна, птиц не видно. А ведь им давно пора бы быть в пути — солнце уже стоит высоко в небе.
Вдруг над равниной то там, то тут появляются маленькие темные тучки. И вот одна из них плывет вдоль берега Эресунда и внезапно взмывает ввысь к горе Куллаберг. Она нависает над самым местом игрищ, неторопливо поднимаясь и опускаясь, заливая всю пустошь пением и щебетом. Наконец тучка падает на скалистый пригорок, и он мгновенно покрывается серыми жаворонками, нарядными рыже-серо-белыми зябликами, крапчатыми скворцами и зеленовато-желтыми синицами.
Над равниной в сторону горы тянется еще одна тучка. Она останавливается над каждой усадьбой, над лачугами статаров и замками, над торговыми городками и селениями, над крестьянскими дворами и железнодорожными станциями, над рыбачьими поселками и сахарными заводами. И всякий раз всасывает с земли небольшой, взлетающий вихрем ввысь столб крошечных серых пылинок, и от этого все растет и растет, превращаясь в огромную тучищу, которая устремляется к горе Куллаберг. Тень от нее покрывает землю от прихода Хёганес до Мёлле. Застыв над местом игрищ, туча затмевает солнце. Серые воробьи дождем падают на один из скалистых пригорков, и проходит немало времени, прежде чем те, кто летели в самой середке, снова видят ослепительный свет солнца.
Но вот показалась самая большая из всех туч, вобравшая в себя слетевшиеся со всех сторон птичьи стаи. Серо-сизой тяжестью повисает она над землей, и ни единый луч солнца не может пробиться сквозь нее. Туча мрачна и внушает ужас, не меньший, чем грозовая. Она оглушает жутким шумом, криками, зловещим карканьем и хохотом. К счастью, вскоре она разражается ливнем громко хлопающих крыльями ворон и галок, воронов и грачей.
А в небе тем временем появляются какие-то причудливые полоски и знаки. Прямые пунктирные линии на востоке и северо-востоке — это лесные птицы с лесистых склонов Гёйнге: тетерева и глухари, летящие длинными рядами на расстоянии нескольких метров друг от друга. В виде треугольников, длинных зубцов, косых крючков и полукружий парят над Эресундом водоплавающие птицы, обитающие в Моклеппене близ прихода Фальстербу.
На великую встречу зверей и птиц в тот год, когда Нильс Хольгерссон путешествовал по свету с дикими гусями, Акка и ее стая прибыли позднее других. Да и не удивительно! Чтобы добраться до горы Куллаберг, Акке надо было лететь через всю Сконе. Мало того, сколько времени ушло на поиски Малыша-Коротыша, который, играя на дудочке, увел серых крыс на много миль от замка Глиммингехус. Папаша сова вернулся к утру с известием, что черные крысы прибудут в замок сразу же после восхода солнца, и не беда, если волшебная дудочка совы-сипухи смолкнет, распустив серых крыс на все четыре стороны. Это уже никому не опасно!
В поисках Нильса Акке помогал господин Эрменрих-аист. И вовсе не Акка, а он первым увидел мальчика с его огромной серой свитой. Не раздумывая, он быстро опустился на землю, подхватил малыша клювом и взмыл вместе с ним ввысь. В своем гнезде, куда он доставил мальчика, господин Эрменрих попросил у него прощения за вчерашние обиды.
Это примирило Нильса с аистом, и они стали добрыми друзьями. Акка также выразила мальчику свое дружелюбие, не раз потершись своей старой головой о его руку. Она очень хвалила его за помощь попавшим в беду черным крысам.
Но мальчик, к чести его, не пожелал принять незаслуженную похвалу.
— Нет, матушка Акка, — сказал он, — я выманил серых крыс из замка вовсе не ради того, чтобы помочь черным. Я только хотел доказать господину Эрменриху, что Малыш-Коротыш на что-нибудь да годится.
И тогда, повернувшись к аисту, Акка спросила, не взять ли им Малыша-Коротыша на гору Куллаберг.
— По-моему, на него можно положиться как на самих себя, — добавила она.
Аист горячо поддержал ее:
— Ясное дело, надо взять Малыша-Коротыша на гору Куллаберг, матушка Акка. Это будет ему наградой за все, что он вынес нынче ночью ради нас. Да и мы, к счастью, не останемся перед ним в долгу. Я вел себя не очень достойно вчера вечером и за это сейчас готов сам отнести его на своей спине к месту встречи.
Ну и обрадовался же мальчик ласковым словам дикой гусыни и аиста! Ничего нет слаще на свете, чем похвала тех, кто мудр, умен и благороден.
На гору Куллаберг он летел, сидя на спине аиста. Нильс был польщен такой честью, но и страху натерпелся немало. Ведь господин Эрменрих был мастер летать и мчал вперед куда быстрее, чем дикие гуси. И если Акка спокойно летела по прямой, ровно взмахивая крыльями, то аист по-всякому развлекался в воздухе. Чего только не выделывал он в полете! То, спокойно распластавшись высоко в небе и не шевеля крыльями, плыл по воздуху, то камнем бросался вниз, и тогда казалось, что он вот-вот беспомощно рухнет на землю, то начинал описывать большие и малые круги или вихрем носился вокруг Акки. От страха Нильс не раз сжимался в комочек, но в душе не мог не признать — прежде он не знал, что такое настоящий полет.
В пути у них была всего лишь одна остановка, когда на озере Вомбшён Акка присоединилась к своей стае, крикнув на лету диким гусям, что серые крысы побеждены. Отсюда путешественники прямиком полетели на гору Куллаберг и опустились на скалистый пригорок, предназначенный для диких гусей. Нильс с любопытством осматривал соседние скалы. Над одной из них поднимались развесистые рога оленей, над другой — хохолки серых цапель. Одна скала была сплошь рыжей от шубок лисов и лисиц, другая — черно-белой от перьев морских птиц, третья — серой от шкурок мышей. Дальний пригорок усеяли непрерывно каркавшие черные вороны, ближний — жаворонки, то и дело взлетавшие в воздух с радостной песней.
Как исстари ведется на горе Куллаберг, торжественное шествие на игрищах открыли вороны. Разделившись на две стаи, они летели навстречу друг другу, слетевшись — тут же разлетались и начинали все сначала. Танец их состоял из множества кругов, казавшихся непосвященным несколько однообразными. Вороны очень гордились своей пляской, не замечая, что все остальные с нетерпением ждут, когда она подойдет к концу. Пляска ворон показалась зрителям столь же мрачной и бессмысленной, как круговерть снежинок во время зимней бури. Все заметно приуныли и хотели скорее увидеть что-нибудь повеселее.
Ожидания их были не напрасны: не успели улететь вороны, как на пустошь хлынула лавина зайцев. Не заботясь о порядке, они мчались и поодиночке, и по трое-четверо в ряд. Затем, встав на задние лапки, зайцы с такой неудержимой быстротой ринулись вперед, что только их длинные уши замотались по сторонам. Они крутились на бегу, высоко подпрыгивая и барабаня себя передними лапками по бокам. Одни кувыркались, другие катились колесом, третьи вертелись волчком, четвертые скакали на передних лапках. Плясали они не в лад, зато своей живостью и весельем приободрили всех зверей, напомнили им, что зима позади, что вслед за весной, приносящей радость и веселье, шествует лето и скоро-скоро жизнь превратится в сплошной праздник.
После зайцев выступили большие лесные птицы. Сотни краснобровых глухарей в блестящем черно-буром оперении расположились на большом «певчем» дубе посреди площадки для игрищ. Сидевший на самой верхней ветке глухарь распушил перья, свесил крылья и красивым веером распустил хвост, так что стали видны белые перья подхвостья.
— Тэек, тэек, тэек! — защелкал-затоковал он, вытянув шею. Затем, закрыв глаза, прошептал: — Сис, сис, сис! Послушайте, как прекрасно! Сис, сис, сис! — И сам в восторге забыл обо всем на свете.
Пока первый глухарь еще тянул свое «сис, сис, сис», трое других, сидевших веткой ниже, подали свои голоса. Не успели они довести песню до конца, как в хор вступили десять птиц, сидевших еще ниже. Так и пошло: песня переходила с ветки на ветку, пока наконец вся стая глухарей не принялась щелкать и токовать на все лады. Их восторг и ликование передались всем другим птицам и зверям. Еще недавно спокойная кровь жарко закипела. «Да, весна пришла, — думали многие из них. — Ее живительный огонь зажегся над землей. Конец зимним холодам!»
