Эдуард Вартаньян - Путешествие в слово

В 1638 году тяжело заболевает лихорадкой жена вице-короля Перу графиня Кинхон. Излечивает ее одна индианка настоем коры неизвестного дерева. Вскоре лихорадка начинает одолевать и самого Дона Луиса Херонимо Кабрера де Вобадилла графа Кинхона.. Он возвращается в Испанию, прихватив с собой значительный запас чудодейственной коры. Но европейские врачи не могут разгадать рецепт замечательного противомалярийного средства, и люди по-прежнему безоружны перед смертоносным врагом. Отходит в иной мир граф Кинхон. Малярия уносит в .могилу вождя английской буржуазной революции Оливера Кромвеля.

Но вот короля Англии Карла II избавляет от лихорадки малоизвестный до того лекарь Тальбор, тут же получивший из монарших рук вознаграждение и звание королевского врача.

Выздоровела и семья Людовика XIV – тем же средством тот же Тальбор ставит на ноги всю больную королевскую фамилию.

Каким образом Тальбор заполучил это снадобье – неизвестно. Скорее всего, от отцов-иезуитов, уже умевших к тому времени изготовлять «иезуитский порошок».

Прошла добрая сотня лет с того момента, как неизвестная индианка излечила графиню Кинхон. И вот французский геодезист Шарль Мари де ла Кондамин отправляется в Южную Америку и там находит пресловутое дерево, описание и гербарный образец которого посылает знаменитому шведскому ботанику Карлу Линнею. «Оно вечнозеленое, средней величины. Любит возвышенные места. Весной распускается пахучими цветами».

Карл Линней уже наслышан о свойствах целебной коры, знает и о трагическом конце графа Кинхона – человека, первым познакомившего Европу с чудодейственным растением. В честь испанского гранда шведский ботаник называет дерево цинхоной (Кинхон, Цинхон, Чинхон, Хинхон – так в разных языках читается фамилия графа).

Со временем возникает наука хинология? пытающаяся постичь капризы этого лекарства. Хина, хинин – говорим мы, не подозревая о страхах и печалях минувших веков.

Электрон и Ко. История открытий сохранила немало примеров, когда название какой-либо вещи или явления произнесено, а самого-то предмета исследования еще нет. Явление не обнаружено. Оно еще в догадках и гипотезах ученых, в их кабинетных расчетах и лабораторных экспериментах. Однако благодаря силе научного предвидения, умению осмыслить процессы материального мира многое из предсказанного было найдено, открыто, объяснено.

Пытаясь объяснить аномалии в движении планеты Уран, ученые Леверье и Адаме не только предположили существование неизвестной еще планеты, но и определили ее местонахождение. Такая планета – Нептун – вскоре была обнаружена.

«На кончике пера», путем сложнейших фотовычислений астроном Ловелл пришел к убеждению, что в Солнечной системе обращается еще одна, занептунная планета. Через 15 лет, в 1930 году, астрономы внесли в звездный атлас девятую по счету, самую удаленную от Солнца планету Плутон.

Открыв закон периодической повторяемости свойств элементов, создатель Периодической системы предсказал наличие в природе одиннадцати неизвестных дотоле элементов и дал им имена на санскрите. Сейчас свободные прежде клетки таблицы заполнены элементами, свойства которых так блестяще определил Менделеев. По традиции они получили греческие или латинские названия, имена людей или мест.

Еще до того, как в атоме была обнаружена первая элементарная частица, мысль о ее существовании высказал Гольмгольц. Стони окрестил эту еще гипотетическую частицу электроном. А через несколько лет другой физик, Томсон, сообщал о ее экспериментальном открытии членам Лондонского королевского общества.

Ознакомив коллег со своими работами, Томсон обратился в зал со следующими словами:

– Я призываю вас поддержать предложение о наименовании этой частицы электроном.

Название не было случайным. Электроном древние греки именовали янтарь. Они знали о его способности проявлять магнитные свойства. В 1600 г. английский физик У. Гильберт открыл наличие в природе магнитных полей, и это явление означил термином электричество.

Предложение было одобрено и принято. Элементарная частица стала тезкой янтаря.

Прошли еще годы – шел уже XX век, – и Резерфорд устанавливает наличие другой элементарной частицы и нарекает ее протоном (от греческого протос – «первый», «главный»). Она в ядре атома несет положительный заряд. Тот же Резерфорд, на основе работ погибшего в первую мировую войну Мозли, утвердился в мнении, что ядро атома состоит не только из положительно заряженных частиц, но также и из другой (или других) частицы. Она по отношению к протонам и электронам должна оставаться как бы нейтральной. Еще до того как было установлено наличие такой частицы, Резерфорд придумал ей имя. Он произвел его от латинского нэ утрум, нейтрум – «ни то ни другое» (сравни слова нейтралитет, нейтральный) и на латино-греческий лад образовал термин нейтрон. А то„ что такие частицы существуют, позже доказал Чедвик. Вторгаясь в структуру атомного ядра, осмысливая происходящие в нем процессы? ученые сошлись во мнении, что наряду с нейтронами должны существовать еще какие-то элементарные частицы, также лишенные зарядов. О тощ как был совершен обряд называния очередной частицы, рассказал в свое время выдающийся советский физик Бруно Понтекорво:

«…Паули… пришел к выводу, что в природе должна существовать еще одна нейтральная частица с массой, на много меньшей, чем у нейтрона, как он говорил, „малень-. кий нейтрон“.

Когда он излагал эту идею с трибуны одного международного научного совещания, итальянский физик Ферми перебил его словами:

– Называйте его нейтрино».

Дело в том, что итальянский уменьшительно-ласкательный суффикс —ино соответствует русским суффиксам —чип или —ушк-. Так что нейтр-ино при переводе с итальянского можно передать как «нейтрончик». Так нейтрино был предсказан Паули, а окрещен Ферми. Вскоре Ферми при помощи остроумнейших опытов доказал, что и эта частица – есть!

На примере истории названия нейтрино мы можем взять на заметку и еще одно наблюдение: в рождении «этикеток» вещей нередко присутствует элемент случайности. Не будь Ферми на упомянутом совещании, не предложи он вдруг итальянское словцо, так счастливо пришедшее на ум, частичка была бы названа иначе.

Витамин. Русский Лунин, голландец Эйкман, поляк Функ – трое ученых подарили человечеству одно из величайших научных открытий – витамин.

Давно уже людей занимал вопрос – какая пища и в каком количестве обеспечивает жизнь и здоровье человека?

В поисках ответа на этот вопрос все, что составляет пищу человека, ученые отправляют в химические лаборатории. Хлеб, крупы, молоко, мясо, овощи, фрукты попадают в колбы и реторты – парятся, варятся, сушатся, исследуются.

Казалось бы, все разложено на составные части, взвешено, определено, подсчитано. Ученые дают ответ: пища человека состоит из бёлковг жиров и углеводов. А также из воды и минеральных солей.

Но какую роль эти вещества играют в жизни человека?

И вот молодой русский врач Николай Иванович Лунин изготовляет смесь из химически чистых веществ, которые входят в состав коровьего молока. Искусственным молоком он поит одну партию мышей, натуральным – другую. На первых порах животные, размещенные в двух клетках, по-прежнему шустры и игривы. Однако вскоре «искусственники» притихают, становятся вялыми, сонными, малоподвижными, начинают гибнуть.

Врач недоумевает. Он не может объяснить причин внезапного мора подопытных зверюшек. Обескураженный, он повторяет и повторяет эксперимент. Результат неизменен: химическое молоко несет в себе смерть. Но почему?

Месяцы работы, сомнений и догадок подводят исследователя к заключению, что «в естественной пище, такой, как молоко, должны присутствовать в малых количествах, кроме известных, и неизвестные вещества, необходимые для жизни».

Открытие это Лунин сделал в 1880 году.

Через двенадцать лет другой врач, голландец Эйкман, отправляется на остров Яву. Его госпиталь заполнен людьми, которых терзает страшный, неизвестный в Европе недуг. Местные жители называют его «бери-бери», что значит «ножные оковы». Болезнь вызывает онемение конечностей, судороги тела, паралич, приводит к смерти.

Все искусство врачей, все лекарства оказываются бессильными перед необъяснимым, коварным заболеванием.

Частично разгадать загадку помог случай. Проходя однажды мимо курятника, Эйкман обратил внимание на странную сонливость кур, нарушаемую вздрагиванием, конвульсией тела. Неужто и они болеют «бери-бери»? Заинтересовавшись, Эйкман выяснил, что эти птицы кормятся исключительно остатками больничных обедов – «полированным», очищенным от оболочки рисом. А если так, то не в отсутствии ли шелухи кроется причина заболевания?