Русская народная мифология - Елена Евгеньевна Левкиевская
***
А когда переходят в новый дом-то, его ведь с собой забирают: «Пойдем, хозяин, пойдем». Вот случай-то в деревне был: построил мужик в деревне новый дом, а домового позвать забыл. Так и остался он в этом доме. Приехали новые хозяева со своим домовым, туг и сошлись два домовых. Старый нового выгоняет. Вот и пошла у них вражда. Наступит, бывает, ночь, пойдут плетками хлестать по стенам, и идет шум по всему дому. Думали, думали хозяева, как избавиться от старого домового, и надумали: открыли дверь и сказали: «Уходи, уходи, у нас свой хозяин». Так и прогнали (Нижегородская обл., Корепова 2007, 52).
С.Т. Коненков. Алексей Макарович (домовой).
Бывает и так, что домовой из другого дома по каким-то причинам невзлюбит соседей. Он приходит по ночам в чужой двор, гоняет и мучит скотину, ворует у нее корм и уносит в свой двор, бьет посуду, переворачивает утварь вверх дном — в общем, вредит, как может. Если не выгнать его со двора, он измучит всех коров и лошадей и перетаскает весь корм своему скоту.
***
Пошел мой старик лошади [корм] месить. Вдруг видит: стоит рядом с ним в белом пальто и красным опоясанный. В руках с лукошком. Все месиво-то себе в лукошко вывалил и начал лошадь по хлеву гонять. Старик взял лукошко, липовые палки и закричал: «Чужой дворовой, уходи на свой дом домой, а свой дворовой, ходи за скотиной своей, погляди. Не мучь свою скотинушку и не губи. И всю свою скотинушку люби». Три раза постучит палкой, и дворовой уходит (Нижегородская обл., Корепова 2007, 52–53).
***
Образ домового известен нам по народным верованиям, записанным в ХVIII-ХХ веках. Один из первых собирателей русской мифологии XVIII в. М.Д. Чулков писал: «…Верят, что во всяком доме живет черт под именем домового, он ходит по ночам в образе человека, и когда полюбит которую скотину, то оную всячески откармливает, а буде не полюбит, то скотина совсем похудеет и переведется, что называется не ко двору».
Название «домовой» появилось у восточных славян достаточно поздно (предполагается, что не раньше XVII века). Но сам образ домового, связанный с культом предков, начал формироваться очень давно — еще во времена язычества.
Во времена язычества восточные славяне молились Роду и Рожаницам. По мнению ученых, этими именами назывались духи рода и семьи, «отвечавшие» за его благополучие, плодовитость, рождение детей. Предположительно, эти древнерусские персонажи символизировали собой души первых предков, основателей рода, опекавших живых родственников. Во всяком случае, Роду и Рожаницам готовили такие же трапезы, как и душам умерших. В древнерусском поучении XII века епископ осуждал тех, кто Роду и Рожаницам в качестве жертвы приносил хлеб, сыр и мед, а также осуществлял возлияния в их честь: «Горе пьющим рожанице…» В поучении 1271 года упоминаются те, кто «готовит рожаницам трапезу».
Умершие предки рода должны оказывать помощь и покровительство своим живым родственникам — эта мысль не подвергалась сомнению ни во времена язычества, ни гораздо позже. Поэтому свадебный заговор XVII в. обращается к покойным «дедам и бабам» с просьбой охранить жениха от колдовства: «…Станьте вы, деды и бабы, и весь род мой, и князя новобрачного постерегите и поберегите на воде и на земле…»
Навершие ритуального жезла. Новгород, X–XI вв.
Черты домового прослеживаются и в некоторых описаниях бесов, встречающихся в древнерусских книгах. Так, в «Житии Феодосия Печерского» (XII в.) рассказывается о бесах, которые живут в хлеву и мучают скотину, не давая ей есть: «В один из дней из одной деревни пришел монастырский монах к блаженному отцу нашему Феодосию и рассказал, что в хлеву, где скот затворяют, жилище бесов есть. Они многую пакость творят гам, не давая скоту есть. Много раз пресвитер молитву творил и водою святой окроплял, но, несмотря на это, остались злые те бесы, творя муку и досель скоту». Бесы, которые живут в хлеву и мучают скотину, не давая ей есть, очень напоминают домового, который мучает скотину, пришедшуюся «не ко двору», и выгребает у нее из яслей корм. В книге «Златая цепь» за 1400 год упоминается некий «бес-хороможитель» — о нем говорится в молитве, сохраняющей «от всякой козни сатанинской и… от проклятого беса хороможителя». По предположению исследователей, таким именем христианский книжник назвал домашнего духа, который позже получит в народе имя домового.
КИКИМОРА
И.Я. Билибин. Кикимора. 1934 г.
Маленькая, скрюченная, уродливая, неряшливая, смешная старушка, одетая в рвань и в лохмотья. Она такая худая и сухая, что боится и на улицу выйти, чтобы ветром не сдуло. Днем кикиморы не видно. Зато ночью в крестьянской избе ей раздолье. Первым делом она проверяет, не оставила ли хозяйка на ночь прялку с недопряденной пряжей. Если оставила, да еще и перекрестить забыла, кикиморе того и надо. Возиться с хозяйской пряжей — ее любимое занятие. Прядет кикимора на печи, там, где ступеньки ведут на лежанку. Прядет и постоянно подпрыгивает и попискивает от удовольствия. Слышно, как веретено постукивает. Вот какая усердная помощница! Однако вряд ли хозяйка обрадуется — от кикиморы помощи не жди. От нее в семье одни убытки и неприятности. Встанет утром хозяйка и за голову схватится — вся пряжа измусолена, в комки спутана, нитки порваны, клубок грязный, как будто его кто-то по полу гонял. Не столько напряла кикимора, сколько все испортила. Нитки, спряденные кикиморой, легко отличить — она скручивает нить не слева направо, как люди, а наоборот. Кикимора также пытается шить, но швы, ею сделанные, неровные, а работу она никогда не может довести до конца. Недаром говорят: «От кикиморы рубахи не дождешься».
Кикимору невозможно представить без прялки, пряжи и веретена. Раньше, в XIX веке, старухи на святки специально рядились «кикиморами», чтобы потешить молодежь. Они одевались в «шаболки» — рваную одежду и брали в руки длинную заостренную палку, которая изображала прялку. Старухи садились на полати, свешивали ноги с бруса и делали вид, что пряли. «Прялки» они ставили между ног. Девушки
