Кир Булычев - Древние тайны
Аркаша ожидал всего, что угодно, только не поэмы.
— Когда я был юношей, — продолжил Ричард, — я влюбился в девочку Мальвину. Но она сказала мне, что уже дружит с другим мальчиком, потому что он умеет писать стихи. «Как так?! — воскликнул я. — Ведь я учусь лучше, чем Вася, я прыгаю в высоту на десять сантиметров выше, чем он, я имею третий разряд по шахматам, и ты дружишь с ним из-за того, что он может поставить рядом слова „кровь“ и „любовь“? Да это каждый сможет!» — «А ты попробуй», — сказала Мальвина.
Я просидел двенадцать ночей, получил шесть двоек, потому что мне некогда было учиться, я измучил компьютер, потому что все стихи, которые я придумал, уже были кем-то написаны раньше. Меня подвела хорошая память. Стоило мне написать «Я встретил вас и все былое…» или «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты…» или даже «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно!», а потом спросить у компьютера, не встречал ли он раньше этих строк, он сразу отвечал мне: «Пушкин это написал, Лермонтов это написал…» Тогда я полетел в деревню, там отыскал на птичьем дворе гусиные перья, заточил их и стал писать перьями на бумаге…
— Перьями? Как Пушкин? — удивился Аркаша.
— Это мне тоже не помогло, — признался Ричард. — И я оставил поэзию на пятнадцать лет. А вот в прошлом году снова взялся за гусиное перо…
— Снова влюбились? — спросил Аркаша.
— Нет, я понял, что история Земли — это тема для великой поэмы! Если я смогу передать моим ученикам и друзьям свои чувства, то они будут отправляться в прошлое как дон-кихоты. Хочешь послушать историю Земли в стихах?
— Разумеется, очень хочу, — сказал Аркаша. — Просто мечтаю. Если, конечно, ваша поэма не очень длинная.
— Ну как так можно ставить вопрос! Длина произведения не зависит… то есть значение поэмы не зависит от длины!
— Я не хотел вас обидеть, — сказал Аркаша. — Я сам читал некоторые очень длинные стихотворения, но они мне понравились.
Ричард посмотрел на Аркашу, склонив курчавую голову, и вдруг сказал:
— Знаешь, Сапожков, иногда мне кажется, что ты куда умнее, чем хочешь меня убедить.
— Ни в коем случае! — ответил Аркаша. — Я не очень умный, но хорошо учусь.
— Эту фразу, — сказал Ричард, — надо выложить золотом над Академией наук. Ну хорошо, начнем заниматься поэзией.
Ричард поднялся из-за стола, вышел на середину комнаты, встал перед стулом, на котором сидел Аркаша, и поднял руку. Потом откашлялся. Потом покраснел. Судя по всему, великий научный сотрудник, доктор наук жутко стеснялся одного пятиклассника.
Когда-то давно,Так сказать, на заре мироздания,А может, давнее, в начале первичных времен,Земля по ВселеннойЛетела ужасно пустаяИ голая, словноАрбуз или даже лимон.
Ричард печально вздохнул и завершил стихотворение так:
…Ни гор, ни заливов, ни четких границ или стран.Куда ни посмотришь — лишь мелкий парной океан.
Ричард замолчал. Аркаша тоже молчал, он не знал: надо ли хвалить эти стихи или Ричард будет читать дальше? Ричард подождал-подождал, потом спросил:
— Можно дальше читать? Так сказать, вторую главу?
— Конечно! — обрадовался Аркаша. — Я жду.
— Брраво! Брраво! — закричал со шкафа попугай.
Ричард продолжал:
Летая вот так, миллиарды недель и столетий,Само совершенство, а значит, несчастная оченьВзмолилась Земля,Упросила космический ветер,Чтоб он постаралсяХотя бы немножко помочь ей.И ветер послушно понесся в глубины Вселенной,На поиски жизни, для нашей планеты безвредной.Чтоб мелкой, послушной, не очень кусачей была:Ведь наша невеста полжизни одна провела!
Голос Ричарда окреп; он читал стихи, подняв к потолку правую руку, как юный Пушкин. Они даже похожи были с Пушкиным. Его голос звенел:
Космический ветерМикробов принес, инфузорийИ даже амеб,Очень схожих по форме с фасолью,Глупейших простейшихИ просто простейших простейших,Размером в микронИли в тысячу раз его меньше.И все эти твари —Красавцы, а чаще уроды —Мгновенно ушли в глубину, в малосольные воды.
Чем дальше читал Ричард, тем больше поэма нравилась Аркаше. Хоть он сам раньше стихов не писал и учить наизусть их не любил, сейчас он подумал, что не мешало бы кое-что запомнить.
А Ричард между тем продолжал:
Века миновали.И были они знаменитыТем, что инфузории выросли до трилобитовВ подводных долинах,В пещерах и даже на скалахПлодились трепанги, акулы, кораллы, кальмары…Медузы, омары и рыбы различных размеровВ рассоле водились,В условиях самых тепличных,Пока в океане им тесно и душно не стало…Там скаты парили,
Как стеганые одеяла,На них, как подушки,Лежали витые ракушки,А звезды блестели,Как серьги в ушах у подружки.Над ними неспешно скользили морские коньки,Как будто по льду,Натянувши на хвостик коньки…
Ричард перевел дух и спросил Аркашу:
— Хочешь чаю? Или кофе?
— Спасибо, лимонаду, — сказал Аркаша.
Ричард нажал кнопку, из стены выехала полочка, на которой стоял бокал лимонада и чашечка с кофе, над которой поднимался душистый пар.
— Сейчас начнется самое главное, — сказал Ричард. — Я попытался показать в стихотворной форме процесс переселения живых существ на сушу. Тебе не надоело?
— Ни в коем случае! — ответил Аркаша, маленькими глотками отхлебывая холодный игристый лимонад. — Продолжайте!
Ричард подумал, вспоминая, и заговорил вновь:
Неглупая рыба,Которую звали тортилла,Четыре ноги и две крышки себе отрастилаИ вышла на берег.Ей следом кричат: «Не спеши!»Она отвечает:«Как мило, что здесь ни души».Та рыба тортилла по пляжу гуляла без страха.С тех пор мы с тобой называем ее черепахой.Вот так началось берегов и полей заселение.Была пустота,А теперь здесь живет население.Живет и растетПод кустарником или под пальмами,В тени баобаба места себе выкроив спальные.Там был червячок,По размеру совсем пустячок.Теперь динозавр встречает тебя горячо.Его не дразни, не побей, не задень, не серди ты.
А то наступил —Вот и нету тебя, троглодита!Летит птеродактиль:Уступит он туче едва ли.Такие страшилки — скорей бы они вымирали!..
Ричард замолчал, допил кофе, потом сказал:
— Остался последний раздел. И он самый важный для наших с тобой исследований. Слушай:
Не знаем причин,Не имеем об этом преданий.В конце мезозоя надвинулось похолодание.И насморк косил бронтозавров,И бил их бронхитЗа все их грехи.Но какие у тварей грехи?Леса опустели — как следствие этого мора,А в них расплодилисьПоганки и мухоморы.Но некому было ходить в те века по грибы.Опята поднялись повыше фабричной трубы…
Ричард замолк.
Молчание было долгим и тяжелым.
Его нарушил попугай.
— Птичку жалко! — проскрипел он со шкафа.
— Хорошие стихи, — сказала Аркаша. — Большое вам спасибо, что вы их прочитали. Я давно ничего такого задушевного не слышал.
— А с точки зрения обучения? — спросил Ричард. — Тебе помогла моя поэма увидеть мир динозавров?
— Конечно, — уверенно ответил Аркаша. — Я запомнил, что моря в древности были мелкими и теплыми, что сначала жизнь развивалась в море, а потом некоторые рыбы вылезли на сушу. Я запомнил, что летающего динозавра называли птеродактилем, а самого большого — бронтозавром. А эпоха, в которую я отправляюсь, называется мезозоем.
— Молодец! — воскликнул Ричард. — У меня еще не было такого умного и воспитанного практиканта, который так хорошо разбирается в поэзии! Теперь иди в просмотровый зал, и тебе покажут всех основных обитателей средней эпохи — мезозоя, а точнее, ее конца — мелового периода. Он закончился шестьдесят пять миллионов лет назад. Именно тогда и вымерли все динозавры, которые более ста миллионов лет господствовали на нашей с тобой планете. Иди, мой юный друг, наука надеется на тебя!
