Кир Булычев - Город без памяти
Девушка вывела путешественников из-за хижины, и, пригибаясь, чтобы их не увидели из «корыта», они побежали к кустам. Там они и затаились.
И вовремя. Еще через три минуты «корыто» приблизилось к берегу и ткнулось носом в песок. Матросы, голые, если не считать коротких полосатых юбочек, сбросили с борта мостики, и по ним быстро сбежал невысокого роста горбун, что командовал «корытом». За ним спустились стражники в полосатых, синих с желтым, таких же, как у господина, костюмах с копьями в руках.
Вся эта компания остановилась на берегу, и один из стражников закричал:
– Синий Нос! Синий Нос, предстань пред грозные очи!
Перевозчик мелкими шажками подбежал к горбуну, упал на колени и принялся биться головой о песок.
– О славный, грозный Таракан! – кричал он. – О великое хвостатое крылатое существо, поклон ты наш!
– Почему его зовут тараканом? – спросила Алиса шепотом у Речки.
– Потому что это его герб, – ответила девушка. – Видишь, на парусе нарисован?
– Но это же павлин, – сказала Алиса.
– Таракан не такой, – вмешался Пашка. – Он маленький, черный или рыжий, он с усами, он бегает. Он – насекомое!
– Я-то знаю, – загадочно ответила девушка, – а другие не знают.
Между тем перевозчик по знаку поклона Таракана протянул ему мешочек. Горбун вытряхнул из него на ладонь несколько монеток.
– Мало, – сказал он.
– Знаю, что мало, поклон Таракан, – печально ответил перевозчик. – Да никто не платит. Времена такие, что никто не платит.
– Врешь! – закричал Таракан высоким голосом. – Все таишь! Поклоном норовишь стать! Сапоги тебе целовать будут?
По знаку горбуна стражники вытащили из-за поясов плети и принялись стегать рыжего перевозчика, который валялся в ногах у горбуна и клялся, клялся, клялся, что ни монетки не спрятал, что с голоду опух, дочку не может замуж выдать, потому что нечего за ней дать.
– Чего же мы ждем! – возмущенно прошептал Пашка. – Можно, я их проучу?
– Не смей! – испугалась Речка. – Ты все погубишь. Так надо, чтобы бить. Так всегда делают. Иначе рабы слушаться не будут.
– Ты мне и без того уже столько монет недодал, сколько дней в году, – сказал горбун. – Как расплачиваться будешь?
– Вы же меня на место определили, поклон Таракан! – взмолился Синий Нос. – Сколько дают, столько отдаю. Может, помру скоро на этой работе.
– Что же делать? – Горбун пересыпал с руки на руку монетки. Стражники перестали лупить перевозчика – уморились. – А ну, показывай дочку. Может, и в самом деле осчастливлю тебя, за долги возьму, в хорошем доме будет жить, кушать из серебряной миски.
– Нету дочки, – ответил Синий Нос.
– Как так нету?
– В лесу она. Грибы собирает. Грибов не соберешь, что зимой жевать будем?
– Врешь! – сказал горбун. – Врешь, гладиолус вонючий! А ну, всыпьте ему, пока не сознается, где прячет свою дочь.
Стражники принялись снова хлестать перевозчика.
– Ну зачем он обо мне сказал? – расстраивалась Речка. – Совсем старый стал, не понимает.
– А почему такое странное ругательство? – спросил Пашка. – Разве у вас гладиолусы вонючие?
– Не все ли равно! – отмахнулась девушка. – Если человек бедный, подлый, ничтожный, то и имя у него некрасивое. А если благородный, богатый, то мудрецы придумают ему красивое имя.
– Значит, гладиолус хуже таракана?
– Значит, хуже, – сказала девушка.
На реке показался еще один корабль.
Это было совсем удивительное сооружение: большой плот из толстых бревен, на котором возвышался дощатый помост, устланный шкурами и коврами. По бокам плота медленно вращались, ударяя ступицами о воду, большие колеса, как на старинных колесных пароходах. На помосте стоял громоздкий резной шкаф. Вокруг шкафа выстроились люди в лиловых рясах, круглых шляпах, из-под которых свисали черные чадры с прорезями для глаз.
Стражники прервали экзекуцию и дружно повалились на колени. Матросы на «корыте» тоже пали ниц. Только горбун остался стоять, глядя, как плот поворачивает к берегу.
– Это еще кто? – спросила Алиса.
– Это сам повелитель грома и луны, верховный Клоп Небесный, первый вкушец королевства.
– Ой, – сказал Пашка, – можно понятнее?
– Можно, – спокойно ответила девушка. – Первый вкушец – это верховный жрец нашей земли. Вы знаете, что такое жрец?
– Конечно, – ответил Пашка, – это первобытный священник.
– Вот именно. У нас их называют вкушецами. Это приличнее.
– Почему приличнее?
– Потому что жрец жрет. А наши не жрут, а вкушают. Им кажется, что вкушец – более красивое слово.
– Любопытно, – сказала Алиса. – Странный пароход. Колеса крутятся, а трубы нет. Где же у него котел?
– Какой котел? – не поняла девушка.
– А колеса крутятся?
– А ты присмотрись, – сказала Речка.
Плот уже подошел поближе, и тут Алиса поняла, что она ошибалась. Колеса вращали люди, человек по десять каждое. Как белки в колесе, они работали ногами, потные, голые, несчастные.
– Это рабы? – спросил Пашка.
– Это грешники, – сказала Речка. – Бедные грешники.
– А в чем же они согрешили?
– Кто в чем, – сказала девушка. – Может, помник попался, может, вкушецу не заплатил, или украл что-нибудь, или высморкался в храме. Много бывает разных грехов.
– Их надо всех освободить! – сказал Пашка.
– Смотри, какой смелый! – улыбнулась Речка.
Когда плот подошел к берегу, люди в лиловых рясах распахнули дверцы шкафа, и оттуда вышел очень худой сутулый человек, одетый так же, как остальные жрецы, только на голове у него словно корона сияло золотое солнце.
Жрецы склонились перед ним.
– А почему у них лица закрыты? – спросил Пашка.
– Потому что они вкушецы звезд и ночи. И никто не должен видеть лица ночи.
– Слава тебе, знаменитый Клоп! – сказал горбун.
– Почему ты задержался? – спросил главный жрец. Голос у него был глухой, потому что он говорил сквозь чадру.
– Навожу порядок среди моих рабов, – сказал поклон Таракан.
– Хорошо, что я тебя догнал, – сказал жрец. – Надо поговорить.
– Слушаю и повинуюсь. – Горбун протянул руку, чтобы помочь жрецу сойти на берег.
– Отойдем, – сказал Клоп Небесный. – Чужие уши не должны слышать наших высоких бесед.
– Воистину, – ответил Таракан.
– Клоп с Тараканом, – фыркнул Пашка. – Смешно!
– Никто не думает, что это смешно. А кто подумал, уже умер, – сказала Речка.
Горбун в полосатом наряде и лиловый жрец с солнцем на голове пошли к кустам. За ними, на некотором отдалении, последовали стражники и монахи.
Горбун остановился совсем рядом с затаившейся в кустах Алисой.
– Вроде бы здесь можно поговорить, – сказал он.
– Да, они не услышат, – ответил жрец.
Они зашли за куст, и жрец откинул чадру. Под ней оказалось бледное лицо, изрезанное морщинами. Из вышитой бисером сумки, что висела у пояса, жрец достал кисет и курительную трубку. Набил трубку табаком, потом вытащил из сумки кремень и огниво. Раскурил трубку. Горбун стоял молча, глядел на жреца. Потом спросил:
– И какое же наказание положено тобой, Клоп Небесный, за такой грех?
– Медленное поджаривание на костре, – ответил тот, усмехнувшись. – Курение – страшный грех…
Жрец с наслаждением затянулся.
– … с переходом всего имущества твоему храму, – закончил горбун прерванную жрецом фразу.
– Не пропадать же деньгам грешника, – кивнул жрец.
– Тогда и я согрешу, – сказал горбун.
– Греши, уважаемый Таракан, – согласился жрец.
В руках горбуна оказалась плоская медная фляга. Горбун отхлебнул из нее и спросил, вытирая тонкие голубые губы:
– О чем ты хотел поговорить со мной, властитель звезд?
– Там, в Убежище, – сказал жрец, – как доносят мои люди, есть много странных и даже чудесных вещей.
– Я слышал об этом, – согласился горбун.
– Плохо будет, если они попадут в руки недостойным.
– Или дуракам, – сказал горбун.
– Как видишь, мы мыслим с тобой одинаково, мой ученик, – сказал жрец. – Главное – не высовываться. Наши отряды невелики.
– Конечно, – сказал горбун, прихлебывая из плоской бутылки. – Эти бандиты-близнецы приведут с собой целую орду мерзавцев.
– И его Повелительство имеет армию.
– Наши люди не пойдут в первых рядах, – сказал горбун.
– Они должны остаться в живых…
– Чтобы забрать все чудесные вещи, что спрятаны нечестивцами.
Заговорщики замолчали.
Алисе очень хотелось чихнуть. Но она лежала так близко к горбуну, что видела каждую ниточку на его полосатых штанах.
«Он же похож на осу, – подумала она. – На желто-синюю осу».
– А теперь мне хотелось поговорить с тобой еще об одном деле, – сказал жрец, понижая голос.
– Я слушаю, несравненный Клоп.
– Наше Повелительство великий Радикулит…
– Да славится имя его! – воскликнул горбун.
– Да славится имя его, – тихо повторил жрец, – стареет.
