Дмитрий Емец - Пришельцы из холодильника

– Ладно, держи!

Я вытащил из шкафа свой скафандр, в который была встроена видеокамера, и, достав из нее видеодиск, протянул его Пельменю. Тот торопливо сунул его в процессорный блок, вывел изображение на монитор и укрупнил его. Теперь спираль видна была еще отчетливее, чем на инопланетном корабле. Мне показалось, что ее левый нижний край имеет незаконченный вид.

Смело нарушив границу, я смотрел через плечо Пельменя, как он быстро бегает пальцами по клавиатуре, начиная обработку изображения. Я даже не пытался давать ему советы, зная, что он в них не нуждается. Надо признать, что как программист он лучше меня раз в десять, зато, если надо собрать что-нибудь руками, того же мини-робота, например, здесь я запросто дам ему фору сто очков и вдобавок соглашусь, чтобы мне завязали глаза. Думалка, разумеется, не в счет. Будем считать ее неудачным экспериментом.

– Ну чего тебе надо? Ты хочешь, чтобы я это расшифровал? – неожиданно подал голос Лелик, которого Пельмень вызвал со своего терминала.

– Да вроде того, – сказал брат. – За час справишься?

– Ты что, перегрелся? Представляешь, сколько миллиардов комбинаций придется просчитать? И это при том, что Коробок уже напряг меня с обработкой результатов сканирования. Хорошо, если я сумею высвободить для расшифровки хотя бы процентов десять оперативной памяти, – возмутился Лелик.

– А сколько времени тебе понадобится? – нетерпеливо спросил Пельмень.

– Часов двести сорок, или десять земных дней... – прикинув, откликнулся Лелик.

– Так долго? – одновременно воскликнули мы.

– Если вам долго – считайте сами! Калькуляторы в руки – и вперед с песней! – высокомерно хмыкнул компьютер, явно считавший себя незаменимым.

Мы оскорбились и хотели вообще отказаться от его помощи, но вовремя сообразили, что без Лелика нам придется ковыряться с этими точками ближайших лет тридцать.

– Ладно, десять дней так десять дней, – примиряюще сказал я. – Как там дела у Коробка, удалось ему выяснить что-нибудь?

– Не отвлекайте резервы моей памяти на дурацкие вопросы, – проворчал компьютер. – Пока мы знаем только, что имеем дело с замерзшим газом. Все же остальное, например, почему газ при охлаждении принял гуманоидную форму, нам неизвестно.

Глава IV

СТРАННЫЕ СОБЫТИЯ

Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Середина февраля 2455 года

1

На следующий день, еще раз осмотрев инопланетный звездолет и не обнаружив больше ничего нового, мы приготовились к отлету. Нам не хотелось так скоро покидать ледяной астероид, но выхода не было: Веник ждал нас. Перед тем как улететь, мы разместили на астероиде космомаяк, который, если сюда пошлют с Земли особую экспедицию, поможет ей не сбиться с курса.

Старт прошел довольно удачно, если не считать, что Морж, взявший управление «Кашалотом» на себя, по ошибке нажал не на ту кнопку и это едва не привело к столкновению с небольшой луной, вращавшейся вокруг астероида имени Репки.

– Чуть-чуть не считается! В космосе всегда есть место непредвиденным случайностям! – гордо заявил Морж, после того как наш «Кашалот», заложив крутую петлю, пролетел буквально в километре от каменистой поверхности луны.

– Если бы ты посмотрел на радар, этого бы не произошло! – пробасила пристегнутая к антигравитационному креслу Репка.

– Тогда было бы что-нибудь другое! – упрямо заявил Морж.

Репка не нашлась, что ответить, и только возмущенно заискрила.

Дискетка сидела в антигравитационном кресле и сосредоточенно обматывала веревкой моего кролика Лопоуха.

– Я Селый Волк, а ты Класная Сапочка, и я связываю тебя, стобы ты, Сапочка, не убезала! – объясняла она ему.

– Класная Сапочка – это классно! – захохотал Пельмень.

Бедному Лопоуху всегда доставалось то от Пельменя, то от нянчившейся с ним Дискетки, но даже и без них кролик часто попадал в идиотские ситуации. Я уже устал ежеминутно то отклеивать его от уборочного магнита, принявшего Лопоуха за металлический хлам, то извлекать кролика из-под опрокинувшегося звездного компаса.

2

Час за часом «Кашалот» разгонялся до своей максимальной скорости, ложась на прежний курс к созвездию Щита. Реактор стал слегка перегреваться, и Морж, вынужденно забросив шахматы, сутки пропадал в двигательном отсеке. Яичница, воспользовавшись тем, что ей никто не противодействовал, занялась дизайнерскими перестановками в наших каютах, основная идея которых заключалась в том, что диван из кают-компании нужно переставить в детскую, а протершийся ковер из спальни зашвырнуть в конвертер, чтобы он пошел на топливо.

Впрочем, не все на «Кашалоте» было по-прежнему. Ледяные статуи без лиц порядочно действовали нам всем на нервы. Бедняжка Дискетка вообще не решалась заглядывать в мастерскую и ни на шаг не отставала от Репки. Успокоилась она лишь тогда, когда уговорила Репку переселиться к себе в детскую, что та охотно сделала.

Коробок почти перестал бывать у себя в каюте, а безвылазно просиживал в лаборатории. Две ледяные статуи находились в саркофаге, где для них поддерживалась низкая температура. Определить точный молекулярный состав замерзшего газа, составлявшего тела инопланетян, пока не удавалось, хотя первые результаты анализов уже поступили.

– Это удивительно устойчивая космическая раса! – восхищенно рассказывал Коробок, когда мы с Пельменем посетили его во время очередной подзарядки. – У нее нет ни одного внутреннего органа, а все тело представляет очень плотный сгусток газа. Его точный молекулярный состав мы пока не установили, но там определенно есть гелий и метан.

– А откуда газообразники взялись на корабле амфибий? – спросил я.

– Перестань называть их «газообразниками»! – рассердился Коробок, которому это слово ужасно не нравилось. – Возможно, это были два дружественных космических народа, или, может, газообразники – тьфу ты, вот прицепилось! – появились на корабле позднее. Допустим, они были такими же исследователями, как мы, но их скафандры прохудились, и они замерзли.

В отсек заглянул папа Морж и крикнул:

– Мы с Леликом наконец разобрались, что творилось у нас с двигателем! Полетела одна из реакторных подстанций. Сегодня вечером мы ее заменим на новую, но для этого на несколько часов придется отключить все электричество. Так что не удивляйтесь, если вдруг все погаснет.

– Ты с ума сошел! Мы же разгерметизируемся! – из другого отсека прибежала испуганная Яичница, у которой был отличный слух.

– Ерунда! За герметизацию отвечает совсем другая цепь. Не беспокойтесь, все будет нормально. Лелик дал добро! Да и Коробок мне поможет, – сослался на авторитеты Морж.

Лелику и дедушке Коробку у нас на «Кашалоте» доверяли больше, чем папе, хотя он и считался капитаном, поэтому известие об отключении электричества не вызвало ни у кого дурных предчувствий. Одна Репка разворчалась, что Моржа и на пушечный выстрел нельзя подпускать к двигателю, если мы все не хотим взлететь на воздух. Но к Репке никто особенно не прислушивался, потому что она ворчала всегда, когда Морж давал для этого хотя бы малейший повод.

Но, как оказалось, прислушаться все же было нужно...

3

– Какая самая большая среди известных звезд? – спросила Яичница, заглядывая вечером к нам в отсек. (Кроме хозяйства, мама отлично разбирается в астрономии и любит устраивать нам проверки.)

– Цефея! Двойная затменная переменная система, главный компонент которой в две тысячи раз больше Солнца, – не задумываясь, ответил я.

Вообще я не очень люблю хранить в своей памяти разные сведения, но к астрономии это не относится.

– Допустим, верно. А какая ближайшая к Солнцу звезда?

– Гм... Альфа Центавра. Древние называли ее Ригиль Кентаврус, что означает «нога кентавра». Расстояние до нее 4,3 светового года.

Яичница хмыкнула, заложила руки за спину и заходила по отсеку:

– Представь, что ты смотришь с Земли. Как найти Андромеду?

– Андромеда лежит к востоку от Большого Квадрата Пегаса. Она состоит из трех цепочек звезд, которые выходят из северного угла Квадрата и тянутся в сторону Персея.

– Ну, это элементарно! – фыркала Яичница. – А что самого примечательного в Андромеде?

– В ней много примечательного. Но ты, наверное, имеешь в виду галактику М 31, которую еще называют Туманностью Андромеды. Расстояние до Туманности немного более двух миллионов световых лет, а ее диаметр около ста двадцати тысяч световых лет. Ну как, правильно?

– Ну ладно, на троечку справился. Завтра еще продолжим, – удовлетворилась наконец Яичница.

– Почему на троечку? – возмутился я.

– А вот почему. Про Альфу Центавра ты не сказал, что это визуальная тройная звезда. Ярчайший ее компонент по массе и спектру похож на Солнце. Причем к Земле ближе всего третий, самый слабый компонент – Проксима. Это вспыхивающий маломассивный красный карлик... Да ладно, я не об этом хотела с вами поговорить. Вы с Пельменем не посидите вечером с Дискеткой?