Мэтт Хейг - Тенистый лес
— Хозяин, я была во Внешнем мире, следила за белым бревенчатым домиком, как ты мне приказал. Я просто сидела на траве, когда вдруг увидела… мальчика. Человеческого мальчика, хозяин.
— Мальчика? — Профессор Тэнглвуд повернулся в своем кресле. У него было длинное худое лицо, пожилое, но не такое старое, как у ведьмы. Под левым глазом виднелся узкий горизонтальный шрам. Волосы Профессора Тэнглвуда все еще были темными, и в менее злой версии мира он, возможно, считался бы весьма привлекательным.
— Да. Мальчика, хозяин. Он подошел ко мне. Я сидела неподвижно, так что смогла хорошо его рассмотреть, но затем он попытался схватить меня и…
Колючие глаза ее хозяина были направлены на ее запястье.
— На тебе всего один браслет, Ведьма теней. Черный. Где же другой? — Он встал и подошел к ней.
— Хозяин, мальчик попытался схватить меня, так что я рванулась прочь, но он держался за белый браслет — браслет, который я украла у сестры. Я попыталась вернуть его колдовством, но ты же знаешь, как я слаба вне леса. Все, на что я оказалась способна, — это заклинание по стиранию памяти, так что мальчик забыл о браслете. Хозяин, прости меня.
Профессор Тэнглвуд закрыл глаза, вздохнул и произнес голосом спокойным и жутким, как кладбищенский ветер:
— Ты потеряла браслет.
— Хозяин, прости меня.
— Прости? Довольно бесполезное слово, не так ли? Что оно может сделать, это «прости»? Может быть, вернуть браслет? Или помешать любопытному ребенку войти в лес? Или, возможно, написать мои воспоминания?
— Нет, хозяин, оно этого не может.
Профессор Тэнглвуд долгим взглядом посмотрел на Ведьму теней, размышляя, когда же настанет тот долгожданный день, когда он убьет ее и похитит ее силы.
— Этой ночью мне приснился сон.
— Сон, хозяин?
Профессор кивнул.
— Сон о том, что два ребенка вошли в лес. — При воспоминании об этом уголки его губ растянулись в улыбку. — Они были убиты какими-то существами. Думаю, это была стая летающих головостуков. Ах, слышала бы ты этот восхитительный звук! Я смотрел, как они умирают. Я смотрел и слышал их крики, и это меня утешало. А после того как дети умерли, весь лес зааплодировал. Все хюльдры, тролли, пикси и все остальные. Они аплодировали мне, словно осознав вдруг, зачем я внес перемены. В тот миг они знали, что я спаситель, уберегший их от людей. Которым я, разумеется, и являюсь. Видишь ли, Ведьма теней, даже твоя глупость не может поставить лес под угрозу. Ибо что самое плохое, что может произойти? То, что мальчик найдет белый браслет и решит нанести нам визит. Но ведь все мы знаем, что белая магия не чета черной. Впрочем, гораздо более вероятно то, что мальчик войдет в лес без защиты, которую дает браслет. А если это случится, его смерть будет такой же неизбежной, как восход солнца.
— Да, хозяин, — подтвердила Ведьма теней, выдыхая облачка черного пара.
— Оставь меня, — произнес он. — Мне нужно заняться книгой, ибо в тот день, когда все существа узнают, как много я сделал для их защиты, они полюбят меня. И тогда не будет ни сопротивления, ни попыток сбежать, и в любом месте леса, где бы я ни появился, будет раздаваться один и тот же возглас: «да славится Профессор Тэнглвуд, ибо он — Мастер перемен!» А теперь иди, Ведьма теней. Иди. Но оставайся в лесу. Я не могу доверить тебе выходить за его пределы. Ты поняла меня?
— Да, хозяин.
Ведьма теней склонила голову и снова обернулась вороном. Она вылетела в то же окно, в которое влетела, и начала бесцельно парить над деревьями, глубоко печалясь по браслету, который она потеряла. Печалилась она также и по мальчику, которого встретила на опушке. По мальчику, который — она знала это — однажды войдет в лес и никогда не вернется назад или вернется измененным до неузнаваемости.
Она летела так высоко, что ей был виден белый бревенчатый домик, и думала о людях, находившихся в нем.
«Оставайтесь там, — подумала она. — Оставайтесь в безопасности».
НА КУХНЕ
Ветер со злостью бился в окно кухни, и такая же злость отражалась на лице тети Иды.
— Ты нарушил мое правило, — сказала она, отрезая последний кусок красного мяса, предназначенного Ибсену на ужин. — Самое важное правило.
— Я не нарушал его, — возразил Сэмюэль. — Я не заходил в лес.
— Да? А что же ты делал? Ты был прямо на фершине, — она поискала нужное слово, — склона… ты собирался войти в лес, не так ли?
Сэмюэль помедлил.
— Там была кошка.
— Кошка?
— Черная кошка. Я шел за ней. А она убежала в лес. Оставьте ваши трусики на себе.[3]
Тетя Ида смутилась:
— Не понимаю, какое отношение к этому имеет мое нижнее белье.
— Это просто такое выражение.
— Ну, в Норфегии такого выражения нет. В любом случае, ты должен понимать, что я не придумываю правила просто для забавы. Я не сижу и не думаю: «Ага, дафайте-ка сегодня придумаем правило, просто так. Дафайте носить только зеленую одежду, потому что сегодня вторник». У меня есть определенные причины для того, чтобы не пускать вас в лес.
— Ну, а я собираюсь пойти в лес, — Сэмюэль проверял тетю.
На самом деле его не особо тянуло в лес, но ему хотелось узнать, почему это было так важно.
И вот тогда-то, посмотрев на тетино рассерженное лицо и сжатые в ниточку губы, он кое-что понял. «Она не имеет надо мной власти».
Всю жизнь родители Сэмюэля контролировали его, запрещая делать всякие вещи.
Если он получал плохие оценки в школе, ему запрещали играть в игровую приставку.
Если он приходил домой слишком поздно, на следующий вечер ему запрещали идти гулять.
Если он дрался с сестрой, ему не давали карманных денег.
Поэтому большую часть времени он сдерживал себя, думая о том, что он потеряет, если поведет себя не так.
Но что он мог потерять теперь?
Он потерял маму и папу. Он потерял половину сестры (ту половину, которая болтала, улыбалась и пела). Он потерял всех своих друзей. Он не мог смотреть телевизор или атаковать другие планеты на игровой приставке.
Какое наказание могла придумать для него тетя Ида?
Ее еду он и так ненавидел, поэтому мысль о том, что его оставят без обеда, ничуть его не пугала. Она могла отправить его в комнату — ну и что с того? Там было не более скучно, чем во всех остальных скучных комнатах.
Она не могла придумать наказание, которое было бы страшнее воспоминаний, хранившихся у него в голове. Воспоминаний о том, что случилось на трассе В-642. Так что терять ему было абсолютно нечего.
— Да, я собираюсь пойти в лес, — повторил он. — Однажды, когда вы не будете следить за мной. Я пойду туда и увижу, что там такого особенного, о чем вы не можете даже говорить. Вы не сможете наблюдать за мной все время.
Тетя Ида бросила на него свирепый взгляд.
— Но почему же ты будешь делать это после того, как я тебе объяснила, что это нарушение самого фажного правила?
— Потому что мне скучно, — ответил Сэмюэль. — Чем я, по-вашему, могу здесь заняться? Тут нет телевизора. Тут ничего нет! Только куча книг, написанных на норвежском, с дурацкими словами и дурацкими буквами вроде æ, ø и å.
— Ох, — вздохнула тетя Ида, — ты думаешь, это какая-то игра? Тебе кажется, что очень фесело нарушать правила твоей скучной старой тетки и ее скучного старого дома? А если я скажу тебе не бегать по краю пропасти, ты что, все равно станешь бегать по краю пропасти?
— Это не пропасть, — возразил Сэмюэль. — Это всего лишь деревья.
Тетя Ида засмеялась. Но смех этот не был радостным. Это был резкий пронзительный смешок, который разнесся по всему дому:
— Ха!
Марта, услышав этот звук из гостиной, оглянулась на брата, стоявшего на кухне. Громкий тетин смешок вернул ее назад к реальности, пусть и всего на одно мгновение.
— Ха! Всего лишь деревья! — воскликнула тетя Ида. — Если бы это были всего лишь деревья, думаешь, я вы сама не показала тебе лес?
Сэмюэль пожал плечами.
— Пожалуйста, Сэмюэль. — Пока тетя Ида боролась с особенно жестким куском мяса, Сэмюэль заметил, что она едва не плачет.
И тогда он нашел в себе силы сказать то, что вчера казалось ему таким трудным.
— Я… простите меня, — произнес он и почувствовал, что после этих слов ему стало легко, как будто он сбросил с плеч тяжелую ношу.
— Ох, Сэмюэль, — сказала тетя Ида, сдерживая слезы. — Ты прав. Одних правил недостаточно. Я не могу просто запретить тебе ходить в лес. В конце концов, ты федь мальчик. А для мальчиков правило — что-то вроде игрушки: что-то, с чем можно поиграть и посмотреть, как оно ломается.
Тетя Ида закрыла глаза и медленно выдохнула воздух через нос, показывая, что она собирается принять очень важное решение.
— Я должна рассказать тебе про лес, — прошептала она так тихо, что ее мог услышать только Сэмюэль. — Я должна рассказать тебе о том, что случилось с дядей Хенриком.
