Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне
Это был не мираж. В земле отдался дробный гул колёс, прилетел запах угольной гари.
А танец ржавых ведьм гудел и рокотал, будто ничего не случилось.
…Взрослые, когда сталкиваются с непонятным, порою пугаются и делают вид, что ничего не произошло. Ничего, мол, такого нет. Нет — вот и всё. Гелька, Янка и Листик так не могли. На следующий вечер они устроили засаду на южном краю пустыря, в зарослях бурьяна и «бабкиных бус». И опять плясали ржавые ведьмы, и опять возник мост. На этот раз совсем рядом с ребятами.
— Бежим! — скомандовал Гелька, хотя было страшно. И они помчались к мосту, и, как всегда, сухие ягоды «бабкиных бус» хлёстко лупили их по ногам.
Опоры моста были сложены из бугристых глыб — чешуйки слюды в граните искрились от луны. Гелька потрогал камень. Гранит был влажный и холодный. В щели между глыбами были вбиты ржавые скобы — они лесенкой уходили вверх, к огороженному тонкими перилами полотну. Высота была большущая — метров тридцать. И на этой высоте с нарастающим и угасающим гулом снова прошёл поезд.
— Ещё одна загадка Старогорска, — сумрачно сказал Гелька. — Что-то они мне уже надоели.
А ведьмы плясали.
Прошло полминуты, и мост исчез — мгновенно, без колыхания воздуха, без единого звука. Прямо тут, рядом, только что был и сгинул. И казалось невероятным, что он сию минуту поднимался над головами — громадный, прочный…
…На следующий день Гелька спросил Эльвиру Галактионовну. Небрежно так спросил, будто о пустяке.
— А что это за мост появляется по вечерам? Да ещё с поездом…
— Подглядывали небось за нами? — неласково отозвалась Эльвира.
— Да нет. Просто когда шли со свалки, посмотрели назад, а там мост…
— Подглядывали, подглядывали! — сказала другая ведьма — толстая и довольно добродушная Таисья. — Всё им знать охота… Да и пущай. Мост как мост, мы и сами не поймём зачем… Как большая луна да как мы пляшем, он и выскакивает не поймёшь откудова. Ну и ладно, нам-то что…
— Может, какое-то явление резонанса? — прошептал Гельке Янка.
— Чего-чего? — подозрительно спросила Эльвира. — А ну, брысь отсюда…
Разорвать кольцо — это значит разрушить Мост. Это они понимали. И они верили, что, если кольцо порвётся, Юрка найдёт отца. Янка-Денёк не будет больше сгорать в пожаре крепости, отыщется Глеб, встретятся друзья, рассыплются или сбегут куда-нибудь «клоуны» и «манекены». И, наверно, случится ещё много хорошего. Что именно — пока неясно, да и неважно. Главное — взорвать Мост.
Но чем?
— Чтобы такую махину грохнуть, атомная бомба нужна, — безнадёжно сказал Гелька.
Васька снисходительно разъяснил:
— Не надо грохать махину. Главное, чтобы лопнули рельсы. И бомба нужна совсем небольшая.
Все хмыкнули — невесело и сердито. Листик сказал Ваське:
— Их что, в «Детском мире» продают?
— Это предоставьте мне, — солидно ответил Васька.
Назавтра, после школы, Васька притащил во двор к Гельке шар величиной с небольшой арбуз. Шар был покрыт косматой ржавчиной и весил, наверно, не меньше двух пудов. Васькины дюралевые ножки гнулись и подламывались, когда он, откинувшись назад, тащил эту тяжесть. У будки Дуплекса Васька уронил шар в траву. Земля ухнула, будка подскочила. Старый Дуплекс выбрался из будки, обнюхал незнакомую вещь и лизнул Ваську в брюхо с клеймом «Промнефтегаза». Он любил роботёнка.
Гелька подозрительно спросил:
— Это что за грузило?
— Им стреляли из пушки, — сообщил Васька. — В старые времена, когда ещё нас не было и даже папы Ерёмы…
— И ты хочешь им рельсы рвануть! — понял Гелька. — Балда же ты, Васька, хоть и с искоркой. Это же не бомба, а ядро без начинки.
Васька не ответил. Всем своим видом презирая Гельку, он счистил с ядра ржавчину. Взял пластиковую миску Дуплекса, начисто вытер её остатками изодранной матроски. Бухнул в миску ядро.
— Зачем? — спросил Гелька.
— Жёрнов, — сухо сообщил Васька. — Собери семена белоцвета.
— Зачем?
— Меньше спрашивай, больше делай, — приказал Васька. Но смилостивился и объяснил: — Из них будет взрывчатый состав.
— Сколько мегатонн? — печально поинтересовался Гелька. Было ясно, что в голове у Васьки замкнулись контакты.
— Не умничай, — сказал Васька. — Я у ржавых бабок стащил и прочитал старинную книгу. Там рецепты. В семенах белоцвета взрывчатая сила земли.
Гелька вдруг вспомнил: возьмёшь созревшую коробочку белоцвета, согреешь в кулаке, и она — чпок! — лопается там. И мягкая упругая сила сама расталкивает пальцы. Разожмёшь их — и на ладони целый ком белого пуха. Маленькое облако. Оно растёт, шевелится, от него начинают отрываться летучие семена, окружённые, как лучами, невесомыми волосками.
Гелька обрадованно и пристыженно кинулся к забору, где белоцвета было полным-полно и семена ещё не все облетели. Прибежали Янка и Листик. Узнали, в чём дело, начали помогать.
Васька ворочал в миске ядро, оно истирало семена в светлую пыль. Дуплекс, наклонив голову, наблюдал за работой. Иногда он чихал от мелкого пуха, который летал над самодельной мельницей.
Васька показал ржавый напёрсток. Объяснил, что это мерка на один заряд. Предки ржавых ведьм рвали такими зарядами толстые цепи, когда убегали из пещеры железного дракона.
— То цепи, а то кольцо. Надо пять зарядов, — серьёзно сказал Янка.
— С чего ты взял? — обиделся Васька.
— Знаю. Они боятся цифры пять.
— Тогда тащите ещё семян.
К вечеру мука из белоцвета была готова. Её замешали на соке из «бабкиных бус». Васька сказал, что так полагается по рецепту. Давить сок из сухих ягод было делом каторжным. Но ядро помогло справиться и с этим.
«Всё-таки это лучше, чем замешивать на крови», — подумал Гелька, вспомнив искорку.
Было уже поздно, тётя Вика занудно кричала из окна, что пора ужинать.
Пахнувшую травяным соком кашицу вмазали в шашки. Это были обыкновенные шашки для игры. Пустые. Перевернёшь — и она как чашечка. Но само их название напоминало старинные рассказы про войну: там были толовые шашки для взрыва мостов.
Васька сказал, что смесь должна сохнуть трое суток.
— А полнолуние не кончится? — встревожился Гелька.
— Успеем, — сказал Янка. И вздохнул. У него оставалось пять дней.
3
Эти последние дни с Янкой показались Гельке длинными-длинными.
Ветерок Денёк, если глядеть со стороны, был прежним Янкой. Даже в школу ходил как обычно. На переменах гонял с одноклассниками мячик во дворе, рисовал в классе стенгазету, отвечал на уроках. И никто, кроме Гельки и Янкиного деда, не знал, какая у него, у Янки, в душе печаль. Даже Листик и Васька этого толком не понимали. Для Листика всё это, наверно, было похоже на игру, а Васька предусмотрительно отключил блок чувствительности…
Погода всё ещё стояла тёплая и тихая, и в этой тишине таилась особая замедленность, растянутость времени. Теперь каждая встреча с Янкой была для Гельки событием. Каждый шаг имел особый смысл. Каждый разговор делался большим куском жизни.
Впрочем, потом Гельке казалось, что разговор в эти дни был один, только тянулся долго-долго.
…После уроков Гелька, смущаясь, даже мучаясь, попросил:
— Янка, сыграй «Восстание»…
«Ты ведь понимаешь, что потом его мне никто не сыграет», — добавил он мысленно. И Янка понял.
— Только не дома, — сказал он. — А то дедушка ещё сильнее загорюет…
Янка прихватил скрипку, и они ушли за станцию, на пустырь с рельсовым тупиком, где ещё недавно стоял вагон «Курятник» и где под бетонным блоком были зарыты обломки робота Ерёмы. От «Курятника» теперь не осталось и следа, вагон разобрали по приказу начальника станции.
Янка встал между рельсов и заиграл. И Гельке снова показалось, что вокруг Янки носит разноцветные листья быстрый ветер…
Янка опустил смычок и слабо улыбнулся:
— Я боялся, что разучусь… Нет, это навсегда, наверно.
Гелька отцепил от воротника бронзовую ящерку.
— Янка, вот… Будешь улетать, держи крепче. Пусть будет тебе на память. И как талисман.
Янка вскинул глаза.
— Талисман?
— Ну… это мне так просто в голову пришло. Папа эту ящерку на бетоне отпечатал, там, на скважине. Как будто заклинание сделал: пускай бетон прочный, а ящерка всё равно пробьётся… Может, и мы ещё пробьёмся друг к другу. Возьми.
— Хорошо. Только не сейчас, Гелька. Потом, когда уж совсем… полечу.
— Янка… А как это — лететь т у д а? Долго?
Янка-Денёк тихо сказал:
— Это не поймёшь, долго ли. Просто серая пустота, без времени… Только страшно…
— Почему? Ты же говорил, что ветеркам ничего не опасно.
— Да я не про опасность. Боюсь, что опять окажусь в самом начале. Опять война, восстание, и опять я ничего не помню… Если бы вернуться прямо на поляну, к нашим! Полететь бы в Пустой Город, отыскать Юрку, привести к отцу. Пускай хоть на несколько минут.
