Владислав Крапивин - Ковер-самолет
— Что за Иван Иваныч? — грозно спросил Виталька.
— Ну… человек такой. Раньше он пожарниками командовал, а теперь на пенсии. Ко всем придирается…
Что же это на свете делается? У одних людей счастье, а у других какой-то Иван Иванович Разиков отбирает велосипед! Где же справедливость?
— Почему он отобрал?
— Да я по краешку тротуара проехала, потому что на дороге яма. А он как заорет: «Хулиганка! Правила нарушаешь! А еще девочка! — Схватил за багажник и говорит: — Не отдам, веди родителей!»
— Вот и веди, — сказал я. — Разве они не заступятся?
— Может быть, заступятся, а от мамы все равно попадет. Она не велела на базар на велосипеде ездить.
— А ну, пойдем, — сурово сказал Виталька. — Какое он имеет право!
Ветка послушно повернулась, и мы пошли отстаивать справедливость. Ветка посредине, а мы по краям.
Луковые хвосты щелкали меня по ноге. Я покосился на сумку. Полная и вроде тяжелая.
— Ну-ка, дай сюда.
Ветка удивилась, но отдала. Ого-го! Я перегнулся на один бок. Как она таскает эту тяжесть? И я сразу Ветку зауважал.
Мы дошли до угла, и Ветка вдруг остановилась.
— Вон он, Разиков…
Тощий высокий дядька в старом зеленом пиджаке чинил скамейку у калитки. У него был костлявый лысый череп и хрящеватое лицо.
Мы присели за палисадником.
— Ничего ему не докажешь, — прошептал Виталька. — Помнишь, мы в разведчиков играли, он за Вовкой Рыбиным погнался?
Я помнил.
Ветка растерянно смотрела то на меня, то на Витальку.
— Ничего, — сказал он. — Придумаем. Велосипед он где спрятал?
— Во дворе у крыльца поставил… Туда не проберешься, там такой барбос на цепи…
— Ничего, — опять сказал Виталька. — Сейчас мы тебя проводим, посмотрим, где живешь. А через час машина будет у тебя.
— А как?
— Слушай, — слегка торжественно произнес Виталька. — Вот его зовут Олег Лапников. А меня — Виталий Городецкий. Если мы что-нибудь обещаем, значит, не бойся.
Ветка жила недалеко, в небольшом доме с палисадником, на улице Челюскинцев. Мы дотащили ей сумку и побежали к себе.
Я сразу понял, что задумал Виталька.
— Увидят, — на ходу сказал я.
— Мы незаметно пролетим, под самыми заборами. А потом только разик взлетим, спикируем, схватим велик — и айда!
— А барбос? Он как прыгнет да как схватит!
Виталька перешел с бега на быстрый шаг.
— Боишься? — спросил он.
— Мозги у тебя из гороха, — обиделся я. — Кто боится? Просто все обдумать надо.
— Мы из веревки лассо сделаем. На руль накинем и подтянем. Пускай барбос прыгает.
— Гавкать будет.
— Пускай гавкает.
— Хозяин прибежит.
— Ну и что?
— Что «ну и что»? Крик подымет! А потом жаловаться побежит.
— Кому? — злорадно спросил Виталька. — И что он скажет? «Прилетели два хулигана, схватили велосипед…» — «На чем прилетели?» — «На ковре-самолете!» Ему скажут: «Иди, дядя, в больницу, проверься!»
Я засмеялся. В самом деле, кто поверит?
У нас на вышке среди разного имущества хранился бельевой шнур. Мы вытащили его из-под лежака и сделали на конце петлю. Потом вынесли на крышу ковер и расстелили.
— Я поведу. Я знаю как, — прошептал Виталька.
— Давай.
Мы спланировали во двор, перемахнули через забор в соседний огород и повисли за кустами смородины. Огляделись. Никого поблизости не увидели. Мы заскользили в тени, снова «перепрыгнули» через изгородь. Потом заметили, что в соседнем переулке тоже никого нет, и понеслись по нему вдоль длинного забора, у самой земли, так, что трава шелестела под ковром.
И опять — дворы, огороды, тень заборов и шорох кустов.
Кое-где на грядах возились хозяйки, но они не смотрели по сторонам. Один раз какой-то трехлетний мальчишка радостно завопил:
— Мама, смотри!
Мы, конечно, не стали ждать, когда мама посмотрит.
Двор Ивана Ивановича Разикова был обширный. Дом стоял посреди двора. От крыльца до калитки тянулась проволока, на нее была надета цепь, а на цепи сидел грязно-серый пес громадных размеров и свирепого вида.
Мы скользнули в дальний угол и притаились в тени сарая.
Разикова не было видно. У крыльца стоял голубой мальчишечий велосипед-подросток. Виталька приготовил веревку.
— Поехали!
Мы взмыли на высоту и повисли рядом с крышей, над велосипедом. Тень от ковра упала на пса. Он поднял голову, присел, молча прыгнул почти на метр, шлепнулся и зашелся булькающим лаем.
— Тявкай, тявкай, — хладнокровно сказал Виталька.
Он опустил веревочную петлю к рулю и дернул. Петля затянулась на изогнутой рукоятке. Пес бесился.
Виталька стал подтягивать велосипед. Я вдруг испугался, что ковер не удержит лишнюю тяжесть, но он удержал. Даже не шелохнулся.
От калитки, махая молотком, бежал Иван Иваныч.
— Помоги, — сказал Виталька.
Я тоже вцепился в веревку. Мы медленно полетели над двором. Велосипед, вертясь на веревке, двигался в метре от земли.
Разиков хотел ухватить его за колесо, но промахнулся. Только тогда он понял, что происходит невероятное.
— Ай! — громко сказал он и сел, раскинув тощие ноги в шлепанцах.
Мы подтянули велосипед и уложили его на ковер. Иван Иваныч вдруг задребезжал мелким смехом и погрозил нам пальцем. А потом бросил в нас молоток.
Молоток упал обратно и стукнул его по ноге.
Иван Иваныч Разиков тихонько завыл, держась за шлепанец. Так мы его и оставили. Нырнули в соседний двор и прежней дорогой помчались к дому.
Едва мы опустились на своем дворе, как на крыльцо вышла тетя Валя.
— Мальчики! Что вы делаете с ковром?
— Решили его почистить, — торопливо соврал Виталька и зашлепал по ковру ладошками.
— А откуда велосипед?
— Это одной девочки, она просила починить.
— Это прекрасно, — заметила тетя Валя. — Но зачем грязный велосипед укладывать на ковер? Особенно если вы его чистите…
Мы убрали ковер-самолет на вышку. Затем для вида повозились у велосипеда и вывели его за калитку. Виталька сел в седло, а я на раму. Через три минуты мы были на улице Челюскинцев.
— Вет-ка-а!
Она открыла окно и выпрыгнула в палисадник.
— Ой…
Глаза у нее сделались счастливые. Блестящие такие, зеленые глаза. И заулыбалась она так хорошо. Почему это я решил, что у нее лягушачий рот? Нисколечко.
— Как это вы сделали? — тихонько спросила она.
Виталька вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами: «Как хочешь».
— Никому не скажешь? — спросил он у Ветки. — Это такая тайна…
Если бы Ветка начала обещать изо всех сил и давать всякие клятвы, мы бы что-нибудь наврали. Но она просто сказала:
— Что вы! Я не болтливая.
— Ладно, — решил Виталька. — Пойдем.
И стало нас трое.
Глава шестая
Когда я начал писать эту историю, меня так и подмывало что-нибудь сочинить. Рассказать, например, что однажды мы с Виталькой поссорились и ковер перестал нас понимать. Можно было даже придумать, что, поссорившись, мы разрезали ковер пополам — каждый для себя. И он, разумеется, не стал летать. И мы поняли, что из-за глупой ссоры погубили сказку своего детства. И конечно, помирились, но было уже поздно…
Это был бы поучительный конец.
Но это была бы неправда.
Мы с Виталькой никогда не ругались. Ну, в крайнем случае поспорим немного, обзовем друг друга жабохвостами или еще как-нибудь. Разве это ссора?
И с Веткой мы ни разу не ссорились.
Она оказалась отличной девчонкой. С виду такая тихая, даже испуганная немного, а на самом деле ничуть не боязливая и характер твердый.
…В тот день мы показали ей ковер-самолет, а в полночь прилетели за ней.
— Ой, я так волнуюсь, — шепотом сказала она, когда выбралась из окна.
— Не пугайся, — успокоил Виталька. — Мы сперва не будем высоко летать, а потом привыкнешь.
Она махнула рукой.
— Я не про это. Вдруг мама проснется…
Мы засмеялись: не полета боится, а мамы.
Она посмотрела на нас по очереди, поворачивая по-птичьи голову на тонкой шее, и тоже засмеялась.
Мы взлетели от Веткиного палисадника прямо в ясное небо. Высоко! И опять мчался мимо нас шелестящий воздух — то теплый-теплый, то колючий от свежести. И опять разворачивался внизу город, опоясанный светлой рекой. Черные кораблики мигали красными и зелеными огоньками. На телевизионной вышке горели большие рубиновые огни. А в домах, где еще не спали, и на улицах — огни неяркие, желтые.
Мы остановили полет. Воздух перестал шуметь и трепать наши рубашки. Ласковый и мягкий, он окутывал нас и согревал. И было тихо-тихо.
Мы взяли Ветку за горячие ладошки, и она встала рядом с нами.
— Какая красивая земля, — сказала она. — И небо. Небо даже лучше…
За рекой, над темным туманом лесного горизонта, светила желтая зорька. Над ней повисло прозрачное облако, а чуть в стороне от него — еле видный, похожий на серебряную нитку месяц. А выше, где небо было синевато-серым, полыхали две белые звезды.