Владислав Крапивин - Выстрел с монитора (сборник)
— Ай как стыдно! — сказала мадам Валентина. — Бояться такой красавицы и умницы… — Покачивая седым узлом прически, она составила чашки на поднос и отправилась на кухню — за новой порцией.
Она там задержалась, и все уже перестали смеяться. Хансен стыдливо сопел. Лотик все–таки совал в карман леденцы. Галька укоризненно поглядел на него. Лотик стал торопливо говорить:
— Я столько раз смотрел и все удивлялся. Вон те склянки с песком, они совсем небольшие, а песок из одной в другую сыплется и все никак не кончится. Почему?
И все повернулись к камину, на котором среди статуэток и флаконов стояли песочные часы. Простенькие, как в аптеке Сумса. И вспомнили, что в самом деле: мадам Валентина никогда их не переворачивала. А песку–то в верхней колбочке, кажется, всего на две минуты. Но бежит сухая струйка, бежит, падает на песчаную пирамидку в нижнем стеклянном пузырьке, а та вроде и не растет…
— Чертовщина, — сказал Кофельнагель и выбрался из–за стола. Шагнул к камину.
— Э, не трогай, — заерзал Хансен. — Мадам Валентина не любит, когда без спросу…
— Всего ты боишься. Молчи, а то жаба укусит. — Кофельнагель взял часы, перевернул, и… все открыли рты. Желтая струйка теперь била вверх. В тишине даже слышно стало, как шуршат по стеклу песчинки.
Мадам Валентина появилась в дверях. Мягко шагнула к столу, опустила поднос, метнулась к Кофельнагелю и выхватила часы. У рыцаря возле шкафа со скрежетом упала вдоль туловища и закачалась железная рука. Перестали свистеть не смолкавшие до той поры канарейки. Мадам Валентина перевернула часы и поставила на камин — как раньше. Строго сказала притихшим ребятам:
— А вот с этим, господа, не шутят…
— Простите, — забормотал порозовевший Кофельнагель. — Я…
— Иди за стол… Это осевой хронометр доктора Комингса. Величайшее изобретение, которое до сих пор не признают академики. Да–с… Ты, любезный Вилли, сейчас замкнул время. В ма–аленькое колечко, но кто знает, что могло случиться…
Хансен осторожно спросил:
— Но кажется, ничего не случилось?
— Поживем — увидим… Допивайте чай — и брысь! — Мадам Валентина за шутливой сердитостью прятала серьезное беспокойство. — Кристалл мироздания не может расти в таком гвалте.
Лотик напоследок пихнул в рот дюжину леденцов, отер губы галстуком голландки и спросил:
— А что такое мироздание?
— Вселенная, друг мой… Весь мир, в котором обитаем мы, не познав смысла бытия. Все переплетение времен и судеб… Вот тебе газета, сделай кулек, несчастье мое…
— Можно я возьму это для Вьюшки? — попросил Галька. Он держал за палочку прозрачного малинового клоуна.
— Заверни в бумажную салфетку…»
— А кто эта Вьюшка? — спросил мальчик у Пассажира.
— Сестра. Помнишь, я говорил?
— Помню. А сколько ей лет… было?
— Около семи… Звали ее, вообще–то, довольно громоздко, по обычаю того времени: Анна–Мария–Лотта. Но Галька прозвал Вьюшкой. Она была черная, как заслонка в печной трубе. И вертлявая, как рыбка–вьюн… Ну что, читать дальше?
— Ага… — тихо сказал мальчик.
— «На улице Кофельнагель веско проговорил:
— Все–таки мадам Валентина — ведьма.
— Деревяшка ты, Нагель, — возразил Вафля. — С ней дружит сам пастор Брюкк. Стал бы он знаться с нечистой силой?
— Дружит!.. Он небось не видел, как песок вверх сыплется.
— А это просто фокус, — не сдавался рассудительный Вафля. — Ты колбочку в руке держал, там воздух нагрелся и стал выталкивать песок вверх. Физическое явление.
— Сам ты явление. Возьми в аптеке у папаши такие часы и попробуй этот фокус повторить! Физик…
— Да ладно вам, — поежился Хансен. — Я вот вспоминаю, как у рыцаря рука грохнула. Жуть.
— Там просто крючок сорвался, — сказал Жук. — Я видел…
Лотик облизал губы и спросил:
— А скелет в рыцаре по правде настоящий, вы как думаете?
— Иди проверь, — сказал Кофельнагель. — Небось тогда уже не леденцами штаны перепачкаешь.
— А давайте в рыцарей поиграем! — подскочил Жук. — Давайте турнир на поляне у Круглой башни!
— Давайте! — обрадовался Лотик.
— А головастиков не берут в рыцари, — сказал Кофельнагель.
— Ну что ты к нему вяжешься? — заступился Галька. — Он будет судья.
— Да, я буду епископ Реттерхальмский! Буду награждать победителей медалями!
— А где медали–то? — заметил Вафля. — Надо сделать…»
Медали делались из медных монеток. Монетки клали на рельсы и ждали, когда протарахтит трамвай. Вагоны были не такие тяжелые, как в наше время, — вместо стен и крыши — витые столбики и парусиновый навес с бахромой, рост пониже, колеса поменьше, — но все–таки они раскатывали денежки в тонкие лепешки. Потом в медных «блинчиках» пробивались отверстия, делались петельки для булавок. Если завоевал победу — прицепляй медаль на голландку и гордись. Правда, гордиться можно было только подальше от родительских и учительских глаз. Взрослые считали, что грешно портить для игры даже самые мелкие деньги. Да и соваться на рельсы считалось опасным делом. Вагоновожатый Брукман не раз грозил оторвать уши тем, кто раскладывал на трамвайном полотне монетки…
«— Ну что, накатаем медалек?! — Неугомонный Жук подкинул на ладони два медных гроша.
Все зашарили по карманам. У каждого нашлись одна–две медяшки. Кроме Лотика.
— А Брукман сейчас не ездит, обедает, — сказал Лотик. — Видите, ровно два часа.
Они шли мимо фонтана с солнечными часами. Тонкая тень пересекала мозаичный циферблат как раз на римской двойке. Галька присвистнул:
— Вот это да! Мы в половине второго только лодку взяли. Купались, у мадам Валентины сидели — и все за полчаса!
— Это фокусы мадам Валентины, — хмыкнул Кофельнагель.
Было известно, что Брукман раньше трех часов из депо не выедет. Поэтому решили пока сыграть в перевертыши…»
— Знаешь, что такое перевертыши? — Пассажир глянул из–за очков.
— Не–а…
— Сейчас ребята не играют на деньги?
— Ну… бывает. В Лисьих Норах большие парни в карты дулись…
— Перевертыши — это не в карты. Монетки кладут столбиком и бьют круглым камешком. Кто такую перевернет — забирает…
— А! Это как в чику!
— Вот именно… Такую они и затеяли игру. У замковой стены, за кустами, чтобы не видели посторонние…
— «Обычно Гальке везло, рука у него была меткая. Но в этот раз все медяки выиграл Кофельнагель. Потом он великодушно вернул каждому по денежке. На медаль. Только Лотику не дал. И Гальке. Сказал:
— У тебя же есть «десять колосков».
— Так что же, на рельсы ее? Ты спятил?
— А давай я разменяю ее на десять грошиков! И еще сыграем! Может, отыграешься…
Он хитрый был, Кофельнагель. Знал, как разжигает человека обидный проигрыш. Но Галька сперва ответил:
— Иди–ка ты… — И покосился на Лотика. А тот губы надул и в сторону глядит: поступай, мол, как знаешь, твоя монетка.
Кофельнагель сказал:
— Боишься.
— Я?! Да если хочешь знать, я мог бы тебя в два счета обставить! Просто у меня сперва рука подвернулась, а после…
— Ты не хвастайся, а разменяй да играй! И десять грошиков твои будут, и «колоски» отыграешь! С портретом Хранителя. Ха–х&…
Галька опять посмотрел на Лотика. Виновато. И пообещал:
— Не бойся, я точно отыграю. Пусть Нагель не задается.
— Мне–то что, — отозвался Лотик. И отвернулся.
И конечно, Галька проиграл. Все десять медяков за пять минут. И так ему тошно стало! И монетку жаль, и перед Лотиком стыдно. Хоть и головастик, а все равно… Галька пробормотал:
— Да ладно, завтра обязательно отыграю, ты не беспокойся.
— Мне–то что… — прошептал Лотик.
Кофельнагель, улыбаясь, дал Гальке грошик:
— Не горюй. Возьми на медаль.
Галька взял. Просто чтобы не подумали, будто он очень переживает.
И все пошли на Трамвайную площадку. Так назывался перекресток, где рельсы отворачивали от основной колеи и уходили в туннель, вырытый в крутом уступе (там, за чугунными воротами, было трамвайное депо). Место, чтобы катать медали, самое удобное. Трамвай из ворот выезжает без пассажиров, и никто не заметит мальчишек, притаившихся в зарослях дрока. Брукман смотрит только вперед. Он, если и разглядит на пути денежки, тормозить не станет: линия от депо идет под уклон.
Мальчишки разложили на теплых рельсах монетки. И тут Галька увидел… Ну, вы догадались! Коварный Кофельнагель положил серебристую денежку. С портретом мальчика–трубача!
— Ты что делаешь, Нагель! — крикнул Галька. И кулаки сжал.
— А что? Моя денежка, что хочу, то и делаю.
— Ты не имеешь права! Я ее еще отыграю! Завтра!
— Ха! Я разве обязан ждать?
— Но она же редкая! Она из свободного города!
— Ну и хорошо! Значит, медаль будет редкая! Ха! Рыцарская медаль свободного города! Может, ты ее и заслужишь.
