Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка]
Но дикие виттры любят пугать и мучить свои жертвы, прежде чем нападают. Потом они рвут их когтями, убивают, но не менее приятно для них сначала полетать, повыть, попугать. Они ждут, когда Большая виттра подаст знак: «Пора!» А Большая виттра, самая дикая и кровожадная из них, описывала над рекой большие круги. «Хо-хо!» — она не торопилась! Погодите, скоро она первая вонзит когти в одного из этих, барахтающихся в воде. С кого же ей начать? Вон с этой, черноволосой? Того, с рыжими волосами, что-то не видно, но он, поди, тоже вынырнет. Хо-хо! Много острых когтей ждет его, хо-хо!
Ронья нырнула и вынырнула вновь, хватая воздух ртом. Где же Бирк? Его нигде не видно. Она застонала от отчаяния. Где же он, неужто утонул? Неужели оставил ее одну на растерзание виттрам?
— Бирк! — закричала она в страхе. — Бирк, где ты?
И тут Большая виттра с воем кинулась на нее. Ронья закрыла глаза… «Бирк, брат мой, как ты мог покинуть меня в самую трудную, в самую страшную минуту?»
— Хо-хо! — выла виттра. — Сейчас прольется кровушка!
Нет, она подождет еще чуть-чуть, самую малость, а потом… Она сделает еще один круг над рекой. И тут Ронья услыхала голос Бирка:
— Ронья, сюда! Быстро!
Течение реки несло поваленную березу с еще зеленеющими листьями, и Бирк крепко ухватился за нее. Ронья увидела его голову рядом со стволом дерева. Вот он, он не оставил ее в беде. Ах, какая радость!
Хотя стоит ли торопиться? Поток уносит Бирка, и ей его не догнать. Она нырнула и поплыла, собрав все силы… и… догнала его. Он подал ей руку и притянул к себе. Секунда… и они оба повисли на плывущей березе. Густая листва березы скрывала их.
— Послушай, Бирк, — пролепетала, задыхаясь, Ронья. — Я думала, ты утонул.
— Пока еще нет, но скоро утону. Ты слышишь грохот Ревущего?
И Ронья услышала рев водопада, голос Ревущего. Поток нес их в эту бездну, они были к ней уже слишком близко, она это видела. Река мчала их все быстрее, и все громче ревел водопад. Она уже чувствовала, что водопад неумолимо засасывает их. Скоро, совсем скоро он швырнет их в пучину, прокатит их в первый и в последний раз.
Ей захотелось быть поближе к Бирку. Она подвинулась к нему вплотную и знала, что он думает о том же, о чем и она: «Лучше Ревущий, чем виттры».
Бирк обнял ее за плечи. Что бы ни случилось, они будут вместе, брат и сестру, теперь их ничто не разлучит.
А виттры метались в ярости. Куда подевались маленькие человечки? Пора вонзать в них когти. Куда они запропастились?
По воде плыло лишь дерево с ветвистой кроной. Поток быстро гнал его вниз по течению. Что скрывала зеленая листва, виттры видеть не могли. Воя от злости, они продолжали кружить в поисках людей.
Но Ронья и Бирк были уже далеко и не слышали их воя. Они слышали лишь все усиливающийся рев водопада и знали, что теперь он совсем близко.
— Сестренка моя! — позвал Бирк.
Ронья не слышала его слов, но читала их по губам. И хотя брат и сестра не могли расслышать ни словечка, они вели разговор. О том, что нужно высказать, пока не поздно. О том, как прекрасно любить кого-то так сильно, что можно не бояться даже самого страшного в жизни. Они говорили об этом, хотя не могли слышать ни единого слова.
А потом они уже больше не говорили. Они держались друг за друга, закрыв глаза.
И вдруг они почувствовали сильный толчок, заставивший их очнуться. Береза наткнулась на утес Ревущий. Толчок заставил дерево повернуться и изменить направление. И прежде чем поток снова подхватил его, оно подплыло ближе к берегу.
— Давай попытаемся, Ронья! — крикнул Бирк.
Он оторвал ее от дерева, в которое она вцепилась, и они оба оказались в пенящемся водовороте. Теперь каждый должен был бороться за свою жизнь, сражаясь с безжалостным потоком, который изо всех сил старался утащить их к водопаду. Совсем рядом, у берега, вода была спокойной, но добраться до нее было нелегко.
«В конце концов Ревущий победит», — думала Ронья. Силы у нее иссякли. Ей хотелось сдаться, лечь неподвижно, позволить потоку унести ее и исчезнуть в водопаде.
Но впереди плыл Бирк. Он оглянулся и посмотрел на нее. Потом он оборачивался снова и снова, и тогда она решила попытаться еще раз. Она опять стала бороться, пока совсем не обессилела.
Но теперь она уже очутилась в спокойной воде, и Бирк потащил ее к берегу. И тут силы тоже оставили его.
— Мы должны… мы должны… — говорил он, задыхаясь.
В полном изнеможении они выбрались на берег. Согревшись на солнышке, они тут же уснули, не успев понять, что спасены.
Домой, в медвежью пещеру, они вернулись уже перед заходом солнца. А на площадке перед входом в пещеру сидела Лувис и ждала их.
15
— Дитя мое, — сказала Лувис, — отчего у тебя мокрые волосы? Ты купалась?
Ронья стояла молча и смотрела на мать, которая сидела, прислонясь к стене пещеры, сильная и надежная, как сама скала. Ронья смотрела на нее с любовью, но все же ей хотелось, чтобы Лувис пришла к ним в другой день, только не сейчас! Сейчас ей хотелось побыть наедине с Бирком. Ей казалось, будто в душе у нее все дрожит от пережитого ужаса. Ах, как нужно ей было в эту минуту спокойно поговорить с Бирком и порадоваться, что они остались живы!
Но вот здесь сидит Лувис, ее милая Лувис, которую она так давно не видела. И мать не должна подумать, что сейчас она нежеланная гостья.
Ронья улыбнулась ей:
— Мы с Бирком поплавали немного!.. Бирк! — Она увидела, что он поднимается к пещере, а это было некстати.
Не нужно ему было сейчас встречаться с Лувис. Ронья бросилась ему навстречу и тихонько спросила:
— Ты не хочешь поздороваться с моей матерью?
Бирк холодно посмотрел на нее:
— С незваными гостями не здороваются. Этому научила меня мать, когда еще носила меня на руках!
Ронья чуть не задохнулась от возмущения и отчаяния, сердце у нее до боли сжалось. Неужели это Бирк смотрит на нее ледяным взглядом? Тот самый Бирк, который только что был ей настолько дорог, что она готова была следовать за ним даже в кипящую бездну Ревущего! А сейчас он предал ее, стал чужим. О, как она ненавидела его за это! Никогда она еще не испытывала такой ярости! По правде говоря, она ненавидела не только Бирка, но все на свете. Все, что мучило ее сейчас так, что она была готова лопнуть от злости: и Бирка, и Лувис, и Маттиса, и виттр, и Медвежью пещеру, и лес, и лето, и зиму, и эту Ундис, которая вбила в голову Бирка такие глупости, когда он еще был грудным младенцем, и этих проклятущих виттр… нет, их она уже упоминала! Хотя она ненавидела и многое другое, что забыла перечислить, ненавидела до того, что ей хотелось кричать! Она уже сама не помнила почему, но крикнуть ей нужно было непременно, да так, чтобы горы рухнули!
Но она не закричала, а лишь прошипела Бирку:
— Жаль только, что твоя мать не научила тебя вежливости.
И юркнула в пещеру.
Она пошла назад к Лувис и объяснила, что Бирк устал. И замолчала. Она села на каменную плиту рядом с матерью, и уткнулась лицом в ее колени, и заплакала, но не громко, не так, чтобы горы рухнули, а тихо, совсем неслышно.
— Ты знаешь, зачем я пришла? — спросила Лувис.
И Ронья, всхлипывая, пробормотала:
— Уж, верно, не затем, чтобы принести мне хлеба!
— Нет, — ответила Лувис, гладя дочку по голове. — Хлеб у тебя будет, когда ты вернешься домой.
Ронья продолжала всхлипывать.
— Я никогда не вернусь домой.
— Тогда дело кончится тем, что Маттис утопится в реке.
Ронья подняла голову.
— С какой стати ему топиться? Это из-за меня-то? Да он обо мне даже не вспоминает!
— Правда, днем он о тебе не вспоминает. Но каждую ночь зовет тебя во сне.
— Откуда ты знаешь? Он что, опять спит в твоей постели, а не в каморке Пера Лысухи?
— Да, Перу он мешал спать. Да и мне мешает. Но кто-то должен терпеть его, когда ему так худо.
Она долго молчала, потом добавила:
— Знаешь, Ронья, тяжко смотреть на человека, когда он так мучается.
Ронья боялась вот-вот взвыть так, что горы рухнут. Но она сжала зубы и тихо спросила:
— Скажи, Лувис, если бы ты была ребенком и твой отец отказался бы от тебя и даже не хотел бы упоминать твоего имени, ты вернулась бы к нему? Если бы он даже не подумал прийти и попросить тебя об этом?
Лувис помедлила немного с ответом.
— Нет, не вернулась бы! Пусть бы он попросил меня вернуться!
— Но Маттис никогда не попросит! — воскликнула Ронья.
Она снова уткнулась в колени Лувис и смочила ее юбку из грубой шерсти тихими слезами.
Наступил вечер, стемнело. Самый тяжелый день был на исходе.
— Ложись спать, Ронья, — сказала Лувис. — Я посижу здесь, подремлю, а как станет светать, пойду домой.
— Я хочу заснуть у тебя на коленях, а ты спой мне Волчью песнь!
Она вспомнила, как однажды пыталась спеть эту песнь Бирку, но ей это скоро надоело. А теперь Ронье не придется больше петь ему песни, это уж точно.