Петроний Аматуни - Почти невероятные приключения в Артеке
— Как самочувствие?
— О’кей, — сказал Джон.
— Отличное! — вырвалось у Мокей.
— Тянем… — неопределённо ответил предусмотрительный Гошка.
— И на физзарядке были?
— Как вам сказать… — схитрил Мокей. — Уже не помню.
— М-да… бывает, — сочувственно кивнул Яков Германович. — Но, скорей всего, не были! Игнорирование физзарядки приводит к амнезии…
— Вас ист дас? — осторожно спросил Мокей.
— Потеря памяти… временная, — пояснил Яков Германович. — И ещё к облысению… постоянному.
— Ну да?! — удивился Гошка.
— Как пить дать, — уверил Яков Германович. — И ещё к неуправляемой полноте. Учтите сие, молодые люди.
Пришлось переключаться, то есть искать иные возможности неповиновения… I>Сучки не пожелали убирать постели (всё равно вечером ложиться…). Бутончик вынесла вопрос об их поведении на совет отряда, и всем троим (Пётр по-прежнему не присоединялся к ним) досталось на орехи.
— Смотри, звеньевая, допляшешься… — пообещал Мокей. — Ожидай возмездия!
4.Однажды Мокей с Гошкой стали обирать одинокую черешню, что росла неподалёку от корпуса, но Бутончик и тут возмутилась:
— Перестаньте есть немытые фрукты!
Мокей удивлённо огляделся, пожал плечами и стал смотреть себе под ноги.
— Вроде мне послышался мышиный писк?.. Не слышал, Килограммчик?
— Что-то и мне почудилось… — подыграл Гошка и вновь потянулся к ветке, усеянной спелыми ягодами.
Бутончик слегка повысила тон:
— Прекратите, вам говорят!
— Что за шум? — вдруг раздался голос Якова Германовича. — У нас в Артеке, — спокойно и весомо сказал он, — не рекомендуется нарушать правила, особенно те, что связаны со здоровьем. Ещё засеку — и отправлю в изолятор. Честное пионерское! — И ушёл.
Сучки — тоже: отомстить звеньевой они сейчас же не решились.
Два часа спустя Мокей и Гошка появились в кабинете начальника дружины.
— А можно, Яков Германович, отведать мытой черешни? — спросил Мокей.
— Странный вопрос!
— Но… с дерева.
— Не понимаю…
— Может, посмотрите? — попросил Гошка.
Яков Германович охотно поднялся и пошёл за ними. Черещшня сверкала на солнце каждым листиком, купаясь в звонких струях воды, которую направлял на неё из шланга Джон.
— О’кей, сэр! — весело произнёс австралиец. — Мы выполняем ваше указание аккуратно. У нас тоже любят есть фрукты прямо с дерева — так дешевле и вкуснее!
— Угощайтесь, Яков Германович, — пригласил Мокей.
— Спасибо, не откажусь…
5.Ещё денёк — и Мокей решил, что настала благоприятная пора, чтобы «навести ужас на всю округу». А почему, спросите вы, благоприятная? Да потому, что сегодня всё начальство было занято на каких-то своих совещаниях.
С волчьим воем носились сучки по коридорам, съезжали по перилам с этажей с гиком и свистом, кидались на малышей и девочек. Покуражившись, то есть поиграв в героев, как говорят французы, они отдохнули немного в своей палате, а потом Мокей сказал:
— Пройдёмся ещё разок по трассе?
— По какой трассе? — спросил Джон.
— Так я называю свои устрашающие прогулки, когда хочется порезвиться… — объяснил Мокей.
— Мне надоела резвость, Сучьок, — признался Джон. — Нас уже все идут в обход…
— Да ещё и… шею намылят… — опасливо предположил Килограммчик.
— Кому? Мне?! А судьи кто?! Пошли!
Джон демонстративно повернулся к стене, а Гошка покорно присоединился к главарю.
Спустились вниз. Мокей ударил по струнам и запел свою новую песенку:
Я признаюсь, ребята, не темня:Люблю я шоколадные конфеты;Но главное есть хобби у меня —Я из прохожих делаю котлеты!
Тут он увидел свою звеньевую и замер. Как удав, глянул на неё гипнотизирующее и перешёл, так сказать, на прозу:
— Ну, сейчас я тебе выдам! — И к Гошке: — Возьми инструмент…
Бутончик не убежала. Она стояла, слегка побледнев. Глаза её ещё больше потемнели, а ямочки на щеках углубились. Одна косичка с пышным белым бантом легла на правое плечо и слегка подрагивала от волнения. К этому банту медленно и уверенно тянулась рука Мокея.
— Не смей, — почти шёпотом произнесла Бутончик.
— А это уж моя воля… — хохотнул Мокей.
И вдруг перед Бутончиком, заслоняя её, выросла фигура Петра. Мокей опешил:
— Ты… А ну прочь с дороги!
— Уймись, Мокей, — попытался урезонить Пётр.
— Вмятина! Мне?! Давать советы?!
— Вот что, Мокей, это уже не совет… Прекрати хулиганить!
— Да я тебя…
Мокей размахнулся, но вдруг как-то странно дёрнулся и шлёпнулся на песок.
Тут Гошка, стоявший сбоку и даже чуть, прекрасно понимая своё преимущество… кинуося на Петра. Тот извернулся, как пантера, точно плечом почуяв опасность, на лету перехватил Гошку и мгновенно перевернул его на спину.
— Ой! — завизжал Гошка. — Руку вывернешь…
— А сзади нападать можно?
Пётр отпустил Гошку в момент, когда ему на спину вспрыгнул Мокей. Ещё мгновение — и Мокей вновь шмякнулся на землю. Лицо его побледнело от вторичного унижения и боли.
— Отпусти плечо… — простонал он.
— Брось его! — испуганно вскрикнула Бутончик. — Ему же больно!
— А то, — деловито подтвердил Пётр и наклонился над Мокеем: — Проси прощения…
— Прости… — прошептал тот.
— Теперь у неё проси… Громче! Не то будет ещё больнее…
— Прости… — умоляюще глянул на девочку Мокей.
— Да-да, я его прощаю, — торопливо сказала Бутончик, и Пётр отпустил Мокея, даже помог ему подняться и подал гитару.
Джон всё ещё был в палате.
— Порезвились? — добродушно спросил он.
— Уже… — хмуро ответил Мокей.
А Гошка лёг, не раздеваясь, и отдался злым раздумьям: отныне он приобрёл врага и стал разрабатывать план жестокой мести.
Но разве можно в Артеке придумать что-нибудь злое? Еда и сон здесь отменные, жильё уютное, а свободное время становится богатством каждого, возможностью осуществить задуманное, приблизиться к чему-то заветному и важному для тебя.
Я вообще заметил, что все люди явно или исподволь, но непременно движутся к своему намеченному будущему… Если они в возрасте наших героев — идёт перебор профессий: человек берётся то за одно дело, то за другое, не веря никому на слово и стараясь хоть чуть-чуть в пределах возможного самому определить, что ему обещает та или иная профессия. Ведь всем известно, что профессий в нашем мире тьма!
В Артеке можно проверить себя и в этом направлении, но Мокей, Джон и Гошка эти возможности не использовали.
Больше всего им нравилась артековская природа. В воду они лезли первыми, а извлекали их последними. Нельзя передать словами, какое это удовольствие — плавно погружаться в голубовато-зелёное море, пахнущее водорослями и путешествиями на «Кон-Тики» и «Ра»…
А когда накупаешься вволю — поваляешься на пляже, подставляя солнышку то один шоколадный бочок, то другой, а то и облезлую спину.
Нет-нет, не просите: я бывал в тех местах и, может быть, именно потому не смогу рассказать вам даже самую малость о том наслаждении, которое доставляют ласковое море, свежее дыхание ветерка и живописные картины природы.
Любой пионерский лагерь — это, конечно, хорошо и здорово, а здесь, в Артеке всё хорошее как бы умножено в несколько раз, а возможность дружить с ребятами из разных уголков Земли приобщает тебя ко всему сложному и огромному миру.
6.И вот однажды вся дружина «Алмазная» пришла в неописуемое волнение: кто-то похитил из пионерской комнаты рулон ватмана с космической картиной.
Сам по себе этот факт ещё не говорил о воровстве как таковом, потому что любому разрешалось взять картину и добавить что-то своё: но при этом необходимо было предупредить Якова Германовича или Олю.
Было установлено наблюдение, а поскольку Гошка попался на глаза, Оля поручила ему самый ответственный участок поисков:
— Крутись здесь и смотри, кто принесёт картину на место. Понял?
— Так точно, товарищ старшая пионервожатая! — лихо ответил Гошка и даже вытянулся в струнку, насколько это было возможно.
Но как ни старался Гошка, а всё же именно в его, так сказать, дежурство картина появилась на своём обычном месте, будто её и не трогали. А когда её развернули — Яков Германович ахнул: в центре картины командир наших космонавтов передавал инопланетянам… Серп и Молот. Лучшего символа Мира и Труда не придумаешь! И врисован он был так мастерски, что в нём как бы отражались и мрак космоса, и огни планетолётов, и далёкие звёзды. Но подписи не было.
— Кто придумал это и нарисовал? — спросил Яков Германович на линейке, но все молчали. — Ребята, — продолжал он, — мы ценим скромность, однако в данном случае…