Владислав Бахревский - Златоборье

И нырнула, чтоб не слышать обидного ответа. Вынырнула — снова под воду.

— Ну, я тебя сейчас проучу!

Антоша схватил Дашино платье, спрятался в кустарнике, а чтобы навести панику на девчонку, хотел завыть по-волчьи, но тут его мягко толкнули в плечо. Обернулся — волк! Волк взял из рук безобразника Дашино платье и вышел на берег ручья.

— Волчица! — обрадовалась Даша. — Антоша, ты где? Не бойся! Это моя знакомая… А где волчонок?

Тотчас выскочил на берег и волчонок. Запрыгал вокруг Даши, лизнул в нос. Лёг на спину, приглашая поиграть. Даша оделась, пощекотала волчонку пушистое брюшко.

— Антоша! Да где же ты? Милая волчица, это он тебя испугался. Ты уйди, пожалуйста, в лес, а я его поищу.

Волчица улыбнулась, дружески помахала хвостом и исчезла. Тут и Антоша вышел из кустарника с липучкой в руках.

— Какие красивые цветы! — сказал он, словно ничего и не знал о волках.

— Красивые, — согласилась Даша. — Нектар так и сочится.

— Дарю! — Антоша сунул девочке цветок, а сам пошёл к воде и вымыл руки, боялся, что ядовитый.

Дома гость спросил:

— Так чем же мне заняться?

— Дай курам зерна. Напои Ивеня. Со скворцом поговори.

— Между прочим, — сказал Антоша, — я на твоей тараканьей печи не лягу. Я на кровать лягу, как человек.

— Кровать дедушкина, — только и сказала Даша.

Антоша вышел из дому, хлопнув дверью. Вечерело. Золотой Бор на ночь глядя потемнел. Через луг, возвещая о себе мычанием, шла большая красная корова. Даша с хлебом, посыпанным солью, поспешила к ней навстречу.

— Дура! — сказал Антоша девочке в спину: и так был противен себе, что в ушах зазвенело.

— Чеп-пуха! — сказали над Антошиной головой. — Саммм дуррра-лей!

Антоша покрутил головой и увидел скворца. Уж этот-то был не опасен.

— Голову сверну! — пообещал Антоша Дразниле.

— Тррррууу! — затрещал, запыхался скворец, исчез, вернулся и уронил на Антошу мохнатую, жгучую гусеницу.

Спать Антоша улёгся на постели Никулина Ниоткудовича, ухмылялся: чего хочу, то и делаю.

— Спокойной ночи! — сказала ему Даша и тотчас заснула.

Антоша тоже на бок повернулся. День у него вышел длинный, второго такого, пожалуй, и не случится: скачка, рысь, волк, невидимые Дашины слуги, говорящий скворец…

«Будет всё по-моему», — хмыкнул Антоша и закрыл глаза.

И только он закрыл глаза, как ему на грудь уселся кто-то тяжелый и лохматый. Ни вздохнуть, ни крикнуть — воздуха нет. Умирая, догадался спустить ноги с кровати, рванулся, сполз на пол. И никакого наваждения! В избе полусвет, дышится хорошо.

Взял одеяло, подушку, вышел в сени. Лёг на половину одеяла, другой укрылся. Только глаза смежил, кто-то мохнатенький рядом устраивается. Вскочил Антоша, по стене царапается, а двери нет. Отворила ему Даша.

— Ты что?

— Так.

— Спать ложись. На печи.

Забрался Антоша на печь и только головой подушки коснулся, как приснилось ему, что летит он на белом лебеде по синему, по звёздному небу, а внизу леса, озёра, туманы. И так хорошо на лебедях летать, что и просыпаться жалко.

ПО ЯГОДЫ

Взяли ребята туесок и лукошко, пошли по землянику. Даша повела гостя к Трем камням. Правду сказать, очень ей хотелось поглядеть, на месте ли три колечка, или их взяли те, кому оставлены были.

Сначала ягоды смотрели из-под каждого третьего кустика, из-под каждого второго, потом уж из-под каждого. Антоша шагает, как гусь, ничего не видит. И не утерпел:

— Скоро ли ягоды? Даша засмеялась.

— Наклони, спинку-то!

Антоша нагнулся, провёл рукою по листьям, а там как полымя. Тут он сел на землю и начал хватать ягоды двумя руками — и в рот.

Даша обрадовалась, что Антоша к одной поляне присох. Побежала на камни взглянуть. Черный в тени, красным мхом по макушку зарос, а на белом солнышко гуляет. Ни змей, ни колец…

Трава у самых ног зашуршала, и Даша увидела медянку. Змейка приподнялась от земли, и девочка увидела: змейка держит медное колечко.

— Это мне?

Даша немножко подождала, потом наклонилась и взяла колечко. Померила кольцо на средний палец — мало. На безымянный — мало, а на мизинец — впору. Даша покрутила колечко на пальце. И тут, шумя большими крыльями, спустился на белый камень старый ворон.

— Привет тебе с вершин золотых сосен! — сказал ворон человеческим голосом. — Я служу медному кольцу, если тот, кто владеет им, служит птицам.

— Чем же я могу послужить вам?! — испугалась Даша. — Я только в пятый перешла! Я зоологию еще не учила.

— Будет время, будет срок, будут тысячи дорог. Не таись в глухой тени и себя не обмани. Принимай крылатый дар от летающих Стожар.

И к Даше слетелось вдруг столько птиц, и так они запели все! Птицы садились на ладони, на плечи, на грудь.

Даша, смущенная нежданная своим даром, поспешила к Антоше. Тот уже до того обленился, что срывал ягоды ртом, а туесок пуст.

— А если дедушка с Ноем Соломоновичем сегодня вернуться, чем мы их угостим? — спросила Даша не без обиды.

«Твоими ягодами», — хотел сказать Антоша, но ему опять не захотелось противничать. Принялся собирать ягоды в туесок.

ОБЕД

Обедали молоком с земляникой на первое и варениками с земляникой на второе.

Такого вкусного обеда Антоша ещё не едал. К обеду поспел лесничий Велимир Велимирович. Он приехал проведать Антошу, ужасно обеспокоился, что дети на кордоне предоставлены сами себе, а от угощения всё же не отказался.

— Странно поступил Никудин Ниоткудович, — вслух размышлял Велимир Велимирович, — Я к вам кого-нибудь из лесников пришлю.

— Если пришлёте, — вежливым голосом сказал Антоша, — я обязательно сожгу ваш дом. Дотла. Велимир Велимирович проглотил вареник, не прожевав, испугался, но не умер.

— Мы справляемся с хозяйством, — сказала Даша. — А если что-либо понадобится, я Дразнилу за мамой или за папой пошлю.

— Что же это за неотложные дела появились у Никудина Ниоткудовича? — снова забеспокоился лесничий.

— Дедушка повёл Ноя Соломоновича за болото по научным делам, — сказала Даша.

— Ну, если по научным… — Велимир Велимирович слегка зарделся, ему предстояло задать не очень-то приятный вопрос. — Милая Даша, а что это за лошадь, на которой ты приезжала в лесничество?

— Это Ивень.

— Но для чего Никудину Ниоткудовичу конь? В лесничестве — автопарк! Нам на днях пришлют вездеход на воздушной подушке… Даша, в Златоборье никогда не было подсудных дел, и вот заявление: на кордоне краденая лошадь.

— Да ведь это же Белый Конь! — вспыхнула Даша. — Белый Конь бродит по земле со времён Батыя.

— Ты хочешь сказать, что лошадь, на которой ты приезжала в лесничество, привидение?

— Почему привидение?.. Нет! Сначала да! Конь ходил над водой, как туман. Но я напоила его молоком Королевы, и теперь он совершенно живой. — Даша подумала и добавила: — Тёплый…

— Ну, до сказок ли, милая девочка? Твоего деда обвиняют в том, что он украл колхозную лошадь.

— Где же здесь колхоз? Это бабка Завидуха написала! Она ловила Белого Коня для своего колдовства.

Лесничий сурово покачал головой.

— Даша, ты девочка местная, деревенская. Я тебя прошу не забивать Антоше голову своими сказками. С лошадью мы разберёмся, когда вернётся Никудин Ниоткудович.

Велимир Велимирович поспешно вышел из-за стола.

ЖЕМЧУЖИНА

Ребята позавтракали и пошли умыться в трёх ключах. Еще в первом не умылись, а их дождик прихватил. Короткий, с солнцем.

— Будет урожай, — сказала Даша. — Так мама говорит. Может, пойдем купаться, уж раз вымокли.

Возле Семиструйного ручья их другой дождик нагнал. Теплый, проливной. До нитки вымочил.

— Два дождя — нехудой будет урожай, нехудой.

Развесили они мокрую одежду на кустах, бултыхнулись в воду, в это самое время разразился третий дождь. БАМ-БАМ-БАМ! БАМ-БАМ-БАМ! Пузыри по воде пустил.

— Три дождя — богатый урожай, — сказала Даша.

И нырнула. И достала горсть песка со дна. Показала Антоше.

— Подумаешь, — сказал тот. — Здесь всего — с головкой. Ты достань дно, где трём дядькам с ручками будет.

— Думаешь, не достану? — Даша подбежала к лодке, села на вёсла. — Садись, на озеро поехали.

Антоша собрал одежду, и они отправились в плаванье. Солнце жарило, но воздух все ещё пахнул дождями. Лето было всем летам лето!

Первой нырнула Даша. Солнечные лучи под водою — как струны золотой арфы. Вниз, вниз! Ещё немножко! Цап рукой! И с косицей водорослей — к воздуху.

— Не до дна! — сказал Антоша.

— А ты сам попробуй. Тут не только трёх дядек, тут ещё трёх тёток поставить можно. — Даша перевернулась на спину и улеглась на воде не хуже своего дедушки.