Жаклин Уэст - Книга секретов
5
Что-то маленькое, но очень настойчивое, тыкало Олив в плечо. Даже сквозь глубокий сон она чувствовала, как оно раз за разом бьет ее по руке, словно на рукаве ее пижамы появилась кнопка вызова лифта. Олив неловко пошевелилась под одеялом и уткнулась лицом в пушистый бок Гершеля.
Маленькое и настойчивое продолжало тыкать.
– Олив, – прошептал кто-то.
Олив отдернула плечо.
Тыканье переместилось к ее лицу.
– Олив, – снова раздался чей-то шепот. Маленькое и настойчивое принялось тыкать ее в щеку. Тык, тык, тык. – Олив.
Олив наконец сумела разлепить веки, которые будто заржавели, и уставилась в темноту. Откуда-то из складок одеяла на нее таращилась пара ярких зеленых глаз.
– Хорошо, – произнес голос с легким британским акцентом. – Ты проснулась.
– Теперь-то да, Харви, – несколько ворчливо ответила Олив. – Ты меня разбудил.
– Ш-ш-ш, – прошептал кот. – Кто-нибудь может нас подслушивать. Не раскрывай мою личность. Зови меня Агент 1-800.
– А что случилось с сэром Ланселотом? – спросила Олив.
– С кем?
– Не бери в голову. – Олив снова закрыла глаза.
Харви вновь настойчиво ткнул ее в щеку лапкой.
– У меня сверхсекретная, высоко-важная, жизненно-необходимая, срочно-доставочная информация, – прошипел он.
– Жизненно-необходимая? – переспросила Олив.
– Она касается Агента М. Также известного как сэр Пододеяльник.
– В смысле, Мортона, – все еще с закрытыми глазами сказала Олив.
– Ш-ш-ш! – зашипел Харви. – Агента М.
– И что с ним?
Харви наклонился к лицу Олив так, что практически очутился с ней нос к носу. Олив чувствовала, как его усы щекочут ее кожу.
– Агент М планирует побег.
Глаза Олив мгновенно распахнулись.
– Но – он не может сбежать. Он не может по своей воле самостоятельно покинуть Иные места.
Харви замер на секунду, переминаясь с лапки на лапку и топча живот Олив.
– Не то что бы мне хотелось доносить на коллегу-агента, – выговорил кот наконец, – но, боюсь… он пытался меня подкупить.
– Хм.
Харви понизил голос до шепота:
– Он вызвался быть Парнем, Который Умрет.
– Кем-кем? – сказала Олив, думая, уж не заснула ли она обратно.
– Парнем, Который Умрет, – повторил Харви. – В любой ситуации, в какой бы мы ни оказались: на дуэли, в рыцарском поединке, при игре в волейбол пушечными ядрами – я бы победил, а он бы умер. Он готов стать Мелиагантом для моего Ланселота[6]. Шерифом Ноттингемским для моего Робина Гуда[7]. Хорошим парнем для моего Капитана Черная Лапа!
– Ой.
Харви наклонил голову набок.
– Должен признать, искушение было серьезное.
– Ты ведь не согласился?
Харви напряженно замер.
– Конечно же, нет. Я верен нашему делу.
– Тогда все хорошо.
– Боюсь, что нет, – проговорили Харви, ткнув Олив еще раз, когда та попыталась снова закрыть глаза. – Агент М постепенно впадает в отчаяние. Он воспользуется любой возможностью, неважно, насколько опасной, чтобы выбраться.
Олив тяжело вздохнула.
– Наверное, мне надо с ним поговорить.
– Мудрое решение. – Харви одним прыжком, как супергерой, взлетел с кровати и скользнул к двери. – Положение под контролем, – пробормотал он в воображаемые часы-передатчик, – спящая ячейка введена в курс дела. Направляюсь к командующему штабом.
Спустя мгновение скрипнула дверь, и Агент 1-800 исчез.
Олив свесила ноги с постели и спрыгнула на пол, стараясь приземлиться как можно дальше от кровати. Она дважды оглядела коридор на предмет портретов и родителей, а затем на цыпочках вышла из комнаты, надела очки и втиснулась в картину с нарисованной Линден-стрит.
Стоило ее ногам коснуться туманной земли пейзажа, как что-то сильно врезалось ей в бок. Олив отшатнулась назад, стукнулась головой об угол висевшей в воздухе рамы и хлопнулась на спину прямо в траву. А сверху на нее приземлилось нечто, облаченное в белую ночную рубашку.
– МОРТОН! – выдавила Олив, как только снова смогла дышать. – Что ты творишь?
– Сбиваю тебя, – сообщил Мортон, словно это не было и без того ясно. Он скатился с Олив и, насупившись, поглядел на нее из травы. – Я целился в раму, чтобы мы оба из нее выпали. Но ты слишком тяжелая.
– А может, это ты слишком мелкий, – взвилась Олив.
Мортон вскочил, выпрямившись во все свои три с половиной фута[8] роста.
– А может, это ты слишком ТУПАЯ!
Олив набрала побольше воздуха в грудь и досчитала до пяти. На вершине возвышавшегося перед ней подернутого туманом холма, в окнах нарисованных домов тускло мерцали огоньки.
– Мортон, – девочка постаралась говорить уверенно и спокойно, – мы уже говорили с тобой о том, почему ты должен оставаться в Иных местах. Потому что ты нарисованный. Люди это узнают и, скорее всего, отправят тебя в музей или типа того. А когда они выяснят правду про этот дом, то или уничтожат тут все, или увезут изучать, и тогда мы никогда не узнаем, что случилось с твоими родителями.
Круглое, бледное лицо Мортона, казалось, смягчилось. Олив была уверена – мальчик понимает логику ее слов. Но тут он сказал:
– Ты должна отдать мне очки.
Руки Олив вскинулись и вцепились в оправу.
– Ни за что!
– Почему они должны быть у тебя? Я бы мог ими пользоваться. Мы же ищем моих родителей. К тому же у тебя есть коты. Они могут водить тебя туда и обратно, когда пожелаешь. Ты просто, – Мортон остановился, ненадолго сбившись с мысли, – очкастая свинья.
– Я не очкастая свинья.
– Очкастая свинья! Очкастая свинья! Олив – очкастая свинья! – запел Мортон и поскакал обратно на холм.
– Перестань! – велела Олив.
– Хрю-хрю-хрю, – поддразнил ее Мортон, повернулся и бегом припустил по пустынной улице.
Олив бросилась вдогонку.
– А ну, вернись! – завопила она, но против воли начала улыбаться.
Пока Мортон, петляя и путаясь в мешковатой рубашке, заманивал Олив на вершину холма, хрюканье превратилось в хихиканье. Наконец, на краю укрытой туманом соседской лужайки, Олив схватила его за локоть, и оба рухнули лицом вниз на мокрую от росы траву. Влажная дымка клубом взвилась над ними, словно непоседливое облако.
Олив уселась, смеясь. Она начала было счищать зелень с пижамы, но все травинки уже успели вернуться на свои места, сросшиеся и выпрямившиеся, как прежде. Мгновение спустя Мортон тоже сел, все еще хихикая.
– Хрю-хрю, – выдавил он сквозь смех.
Постепенно Мортон перестал хохотать, а Олив – фыркать, и тишина Линден-стрит вновь обступила их, плотная, как нарисованный туман.
Кругом в молчаливом ожидании высились темные, выстроенные сотню лет назад дома. Из-за пустых крылечек и неподвижных штор, тихих комнат и запертых дверей, они выглядели так, будто те, кто внутри, спят глубоким сном. Большая часть домов, насколько знала Олив, была пуста. Но тут и там нарисованные люди – те, кто попался в ловушку, как Мортон, – ждали за задернутыми шторами, даже сейчас пристально глядя на улицу, наблюдая за Олив и Мортоном – единственным, что шевелилось снаружи. Больше здесь никогда ничего не менялось. Туманным весенним сумеркам предстояло продлиться годы – если не века.
– Я сегодня первый раз пошла в среднюю школу, – после нескольких минут молчания проговорила Олив. – Думаю, если бы я ее подожгла, хуже бы не стало. На самом деле, стало бы лучше. Потому что тогда бы нас хотя бы отправили домой пораньше. – Олив подвинула ногу и проследила, как облачко тумана опускается на место. – Ребята были противные, уроки трудные, и я нечаянно пришла в пижамных штанах. А когда я вернулась домой, то обнаружила, что кто-то пытался вломиться в дом и обокрасть его. Опять. Ах да – а еще злобная ведьма, которая не может по-настоящему умереть, гоняется за мной и уже пыталась меня утопить и сжечь заживо, так что когда она в следующий раз до меня доберется, то наверняка припасет что-нибудь похуже.
Мортон отвернулся от нее и покачал лохматым затылком.
– Хотел бы я ходить в школу, – проговорил мальчик.
Олив взглянула сверху на его сгорбившуюся худую спину. Комок грусти скользнул по груди и, удобно устроившись, лег на сердце.
– Я ищу способ тебе помочь, Мортон, – сказала она. – И я найду твоих родителей. Я же обещала.
– Я устал ждать, – пробормотал Мортон, глядя на свои сложенные руки. – Я ждал и ждал, и ничего не случилось.
– Неправда, – возразила Олив. – Мы нашли твою сестру.
Круглые голубые глаза Мортона вновь уставились на Олив. Она ясно прочитала в них: И полюбуйся, что из этого вышло.
Мортон снова отвернулся. Потом он заговорил, обращаясь будто бы к собственным коленям, двум маленьким белым холмикам, выступавшим под ночной рубашкой.
