Жюль Верн - Жангада. Школа робинзонов
Не зная, что отвечать, Годфри все же не сдавался, и бедный Тартелетт зря терял время на уговоры.
Тринадцатого сентября Годфри испытал самое тяжелое разочарование, какое только может испытать человек, выброшенный кораблекрушением на необитаемый остров. В этот день, около трех часов, когда он прогуливался возле Флагпункта — так был назван мыс, на котором возвышалась мачта с флагом, — его внимание вдруг привлекла тонкая полоска дыма на горизонте. Посмотрев в подзорную трубу, Годфри убедился, что это действительно струйка дыма, а западный ветер относит ее к острову.
Сердце юноши учащенно забилось.
— Корабль! — воскликнул Годфри.
Но пройдет ли он настолько близко, чтобы там заметили или услышали сигналы с берега? Неужели этот дым, едва появившись, исчезнет вместе с судном? Два часа Годфри находился во власти самых противоречивых чувств.
Дым увеличивался, сгущался — очевидно, судно набирало скорость, — потом вдруг почти совсем исчез. Однако судно приближалось, и к четырем часам на границе неба и моря отчетливо стал виден корпус большого корабля, двигавшегося на северо-восток. Годфри это точно определил. Если бы оно продолжало плыть в том же направлении, то непременно подошло бы к острову Фины.
Сначала Годфри решил бежать, чтобы предупредить Тартелетта, но потом передумал и остался на месте, продолжая следить за движением корабля в подзорную трубу.
Пароход медленно приближался к острову, хотя пока еще не развернулся к нему носом. К пяти часам линия горизонта осталась уже далеко позади него, и можно было рассмотреть на судне три мачты. Годфри даже различал цвета штандарта, развевавшегося на гафеле[100].
Флаг был американский.
«Но если я хорошо вижу флаг корабля, — подумал Годфри, — то и они должны заметить мой флаг, который при таком ветре, как сейчас, нетрудно увидеть в подзорную трубу! Может быть, надо помахать им, и тогда они поймут, что жители острова хотят установить с ними контакт? Скорее! Нельзя терять ни минуты!»
Он подбежал к мачте, стал раскачивать шест и размахивать флагом, потом приспустил полотнище — что у моряков всего мира означает просьбу о помощи.
Пароход приблизился еще мили на три, но моряки по-прежнему не отвечали на сигналы с берега. Годфри почувствовал, как у него сжалось, сердце… Очевидно, на судне его не заметили.
Шел седьмой час. Пароход находился не более чем в двух милях от берега, когда солнце стало опускаться за горизонт и начали сгущаться сумерки. С наступлением темноты придется оставить всякую надежду… Годфри снова принялся поднимать и опускать свой флаг, но безуспешно… Тогда он выстрелил несколько раз из ружья. Ответных залпов не последовало. Слишком велико было расстояние, да и ветер дул с моря.
Между тем опускалась ночь. Скоро невозможно будет разглядеть даже силуэт корабля. Годфри стал ломать ветки смолистых деревьев, росших позади Флагпункта, и зажигать их. Сухая сосновая хвоя вспыхнула ярким пламенем. Все тщетно.
Когда густая тьма скрыла от глаз мачты удалявшегося корабля, Годфри грустно поплелся в Вильтри, чувствуя, как никогда прежде, всю тяжесть одиночества.
Глава XVI, в которой рассказывается об одном неожиданном происшествии
Неудача потрясла Годфри. Да и как тут не пасть духом! Когда еще представится такой шанс на спасение! С тем же равнодушием будут проходить мимо и другие суда, если они случайно окажутся в этих водах. Почему бы и нет, если остров Фины не является ни портом, ни просто надежным убежищем?
Несчастный провел тревожную ночь, просыпаясь каждую минуту. Чудилось, будто он слышит пушечные выстрелы в море, и тогда снова вспыхивала надежда, что корабль все же заметил еще не погасший огонь на берегу и отвечает на сигналы. Годфри прислушивался и убеждался, что пушечные выстрелы — лишь игра больного воображения. А с наступлением дня он почти убедил себя, что никакого корабля вообще не было, что все это лишь сон.
Но нет! Юноша отчетливо помнил, что пароход находился в двух милях от острова и прошел мимо, не обращая внимания на алое полотнище.
Годфри ни слова не сказал Тартелетту о постигшей его неудаче. Да и зачем? Беспечный ум хореографа не в состоянии был заглянуть дальше чем на двадцать четыре часа вперед. Тартелетт даже не мечтал о счастливом случае, который помог бы им покинуть остров. Образ Сан-Франциско постепенно стирался в памяти этого легкомысленного человека. У него не осталось там ни невесты, ни дяди Виля. Если бы здесь, на краю света, Тартелетт мог открыть танцкласс, хотя бы для одного ученика, он был бы наверху блаженства.
Однако скоро оптимизм учителя подвергся суровому испытанию.
Было четыре часа пополудни. Тартелетт, как обычно, отправился собирать устриц и моллюсков на берегу близ Флагпункта, но тут же примчался обратно, испуганный, с развевающимися по ветру волосами. Он явно боялся оглянуться назад.
— Что случилось? — вскричал Годфри, выбежав ему навстречу.
— Там… Там… — бормотал Тартелетт, показывая пальцем на кусочек моря, видневшийся между огромными секвойями.
— Что там? — спросил Годфри.
— Лодка!
— Лодка?
— Да… Дикари… Целая флотилия дикарей!.. Должно быть, это людоеды…
Годфри посмотрел, куда указывал учитель танцев.
Он увидел не флотилию, как показалось обезумевшему от страха Тартелетту, а всего лишь небольшую лодку, тихо скользившую по волнам в полумиле от берега. Казалось, она огибала Флагпункт.
— Почему вы думаете, что это людоеды? — обратился Годфри к учителю танцев.
— Потому что рано или поздно на островах всех Робинзонов являлись людоеды.
— А быть может, это шлюпка с торгового судна?
— С торгового судна?
— Да… С парохода, который вчера прошел близ нашего острова.
— И вы ничего мне не сказали! — воскликнул Тартелетт, в отчаянии воздев руки к небу.
— К чему было говорить? — ответил Годфри. — Ведь я решил, что судно исчезло бесследно. Но вполне возможно, что лодку спустили именно с этого корабля. Сейчас мы узнаем…
Он сбегал в Вильтри за подзорной трубой и выбрал удобную позицию на лужайке под деревьями. С этого наблюдательного пункта можно было хорошо разглядеть лодку, а находившиеся в ней люди непременно заметят флаг, развевающийся на мачте.
Вдруг подзорная труба выпала из рук Годфри.
— Дикари… Это дикари! — вскричал он.
У Тартелетта подкосились ноги, он задрожал всем телом.
В самом деле, в лодке, построенной на манер полинезийской пироги, сидели люди не европейского типа. И направлялись они прямо к острову. Под большим парусом из плетеного бамбука… Годфри ясно различал форму пироги, так называемой «прао», из чего тут же заключил, что остров Фины находится недалеко от Малайского архипелага. Однако в лодке сидели не малайцы, а чернокожие полуголые люди, числом не менее десяти.
Конечно, они не могли не заметить на острове людей, так легкомысленно поднявших флаг (на который не обратили внимание на большом корабле). Спускать его уже не имело никакого смысла.
Ничего не скажешь, положение не из приятных! По-видимому, это соседи, они приплыли сюда, считая, что остров Фины необитаем, а таким он и был до катастрофы на «Дриме». Годфри лихорадочно думал, как укрыться от незваных гостей, если они пристанут к берегу.
Кажется, впервые за все время пребывания на острове Годфри по-настоящему растерялся. Наконец он сообразил, что сначала нужно выяснить, каковы намерения туземцев.
Глядя в подзорную трубу, молодой человек продолжал следить за пирогой. Она прошла вдоль мыса, обогнула его, появилась с другой стороны и, наконец, пристала в устье речки, милях в двух от Вильтри. Если бы аборигенам вздумалось подняться вверх по течению, они очень скоро подошли бы к секвойям, а Годфри и Тартелетт не смогли бы им помешать.
Не мешкая Робинзоны вернулись к своему дому. К счастью, Годфри додумался, по возможности, скрыть следы их пребывания и приготовиться к защите. Мысль Тартелетта работала совсем в другом направлении.
«Ах! — твердил он про себя. — Какая печальная участь! И это неизбежно! Ну разве может Робинзон ни разу не повстречаться с пирогой людоедов? В один прекрасный день они должны высадиться на острове! И вот… Не прошло и трех месяцев — они тут как тут! Действительно, ни господин Дефо, ни господин Висс ни на йоту не отступали от правды. Вот и делайтесь после этого Робинзоном!»
Достойный Тартелетт! Робинзонами не делаются, а становятся! Но вы были недалеки от истины, сравнивая свое положение с положением героев английского и швейцарского романистов.
Вернувшись в Вильтри, Годфри тотчас принял меры предосторожности: погасил огонь и разбросал золу, чтобы не осталось никаких следов костра; заложил ветвями вход в курятник, где куры, петухи и цыплята уже устроились на ночлег; скот, за неимением стойла, он угнал в прерию, а все орудия и домашнюю утварь перенес в жилище. Покончив со всем этим, Годфри вошел вместе с Тартелеттом в дупло и плотно закрыл за собой дверь, сработанную из коры секвойи, — по этой причине ее невозможно заметить даже вблизи. Оба окошка плотно закрывались такими же ставнями. Вильтри погрузилась в полный мрак.
