Дмитрий Емец - Ошибка грифона
Саламандра благосклонно наблюдала за ними, изредка вопросительно шевеля спинкой и словно говоря, что, мол, да, все хорошо, я все понимаю! Но чесать? Чесатъ-то спинку кто будет?
Песочному грифону мешали играть цепи, тянущиеся к ошейнику его приятеля. Не переставая прыгать, он скользнул вдоль одной из них и, к удивлению своему, обнаружив на другом ее конце стража, ударил его лапой. Удар показался Ирке несильным, почти шлепком, но громадный страж взмыл ввысь, точно камень из катапульты, и по дуге умчался куда — то в район «Войковской».
— Силы первомира! Эх, были времена! Все кипело, клокотало, взрывалось! — умилилась Аидушка.
Другие два стража отпустили цепи сами и отскочили в стороны. Песочный грифон этого даже не заметил: для него главное было, что цепи не мешали. Играя, он толкнул клювом ошейник. Клюв звякнул о металл. Грифон с укором посмотрел на своего большого приятеля и перекусил ошейник с такой легкостью, словно это был бублик. Потом легким движением головы отбросил его в сторону. Ошейник упал под ноги Азгуду и попытался защелкнуться. Азгуд с досадой наступил на него, гася магию.
Чем дальше, тем больше разыгрывался большой грифон. Чем-то он напоминал танцующую Таамаг. Играл он громоздко и неуклюже, но вместе с тем ответственно, как веселятся взрослые, долго настраивающиеся на праздник люди, которые знают, что веселиться надо, и потому веселятся не по желанию только, но и по чувству долга. Носясь между рядами, грифоны сносили все на своем пути. Ирка с Мамзелькиной снова благоразумно укрылись в завалах опрокинутых кресел.
Азгуд метался, охрип, но ничего не мог сделать. Грифоны его не слушали. Более того, пробегая рядом, резвящийся грифон задел его крылом. Заклинатель драконов подкатился к ногам Мармуса. Сразу вскочил, морщась от боли, и обменялся с секретарем несколькими короткими фразами. Ирка не слышала, что он сказал, но похоже было, что Азгуд оправдывается.
Мармус сердито отвернулся и подозвал уцелевших бойцов Черной Дюжины, успевших уже подняться к нему. Ирка догадывалась, каким будет приказ, однако прежде, чем он прозвучал, она услышала флейту.
Поначалу среди шума и криков флейта звучала почти неразличимо. Затем что-то стало прорисовываться, проявляться. Напевы флейты были печальны, но сквозь их тихость и грусть проступало и нечто уверенное, настоящее, властное, ведущее за собой.
Ирка увидела Корнелия. Он приближался со стороны защитного барьера, отделявшего их от пруда. На Корнелии была зябкая куртяшка, из-под которой выглядывал ворот грубой вязки свитера. Шею закутывал длинный желто-рыжий шарф. У губ Корнелий держал флейту.
Перед ним на тележке ехал некто, кто, даже будучи теперь ростом до пояса, ухитрялся казаться выше многих прочих. Там, где его тележка не проходила, он вставал на руки. На концах колючих дерзких усиков дрожали льдинки. Из-за плеч выглядывали слизанные рукояти минимум двух метательных ножей. Еще четыре ножа вставлены были в специальное, из толстой кожи крепление на груди. Ножи в него, все разных размеров, заправлялись чуть наискось, в довольно странном порядке — одни острием внутрь, а другие острием наружу.
Вейзес, новый предводитель Черной Дюжины, всмотрелся в обрубок стража на тележке.
— Дион! Неужто это ты? Когда-то ты прекрасно бегал, летал и играл на флейте! — воскликнул он.
— А теперь вот прекрасно езжу на колесах! — сказал Дион тоном спокойным, чуть ироничным к себе, но на корню перечеркивающим всякую насмешку.
— Я это вижу. Совершенство бесконечно! — признал Вейзес и, едва уловимо поклонившись Диону, отступил.
Прочие стражи из Черной Дюжины тоже не собирались нападать. Победа над обрубком на тележке и лишенным крыльев мальчишкой с флейтой — это не та победа, о которой будут слагать саги.
А Корнелий все играл. В звуках его флейты была власть тишины и власть правды, живущие там словно помимо своего смешного и немного нелепого хозяина. Вначале перестал бегать и метаться песочный грифон. За ним и большой, сделавший несколько громоздких прыжков, приблизился и улегся у его ног.
Играя, Корнелий постепенно отступал в сторону светлых трибун, откуда к ним с большим отрядом уже пробивался Эссиорх, рядом с которым, размахивая упитанным Люлем, весомо прыгала Улита.
Грифоны следовали за Корнелием. Рядом с ними катился па тележке Дион. Огнедых сидел между крыльев песочного грифона, изредка поплевывая в пространство и поджигая одну-другую скамьи. Капризничал, что ему не чешут спинку.
Мармусу и Азгуду хватило ума понять, что расклад сил не в их пользу. А тут еще глиняная жаба стала раскаляться в руках у секретаря и раскалилась так, что се невозможно стало держать. Мармус догадался, что это означает, и поспешно отбыл в Тартар успокаивать своего начальника.
До светлых стражей оставалось совсем недалеко, когда Корнелий за что-то задел ногой и оступился. Он не упал, но невольно оглянулся и перестал играть. Его флейта затихла всего на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы сбежавший из Эдема грифон вздрогнул, точно очнувшись, и, распахнув крылья, взлетел.
Очень быстро он поднялся над ледяным полем, взметнув во всех ближайших районах снежный порывистый вихрь. Застонали, закручиваясь на проволочных перетяжках, дорожные знаки. Захлопали жестяные листы на балконах. Вращая, понесло куда-то наряженную новогоднюю елку, прежде стоявшую па площадке перед магазином.
Песочный грифон заклекотал ему вслед, но остался рядом с Корнелием, о ноги которого уже терся своей орлиной головой.
— Мы не прощаемся, дружок! Ты все так же занимаешь мои мысли! — негромко произнес Азгуд, взглядом провожая точку, в которую превратился удаляющийся грифон.
А Корнелий уже снова играл, пока рядом не оказался Эссиорх.
— Можешь больше не играть. Он выбрал тебя, — сказал хранитель.
— Докажи! — потребовал Корнелий, отрывая флейту от губ.
— А чего тут доказывать? Просто посмотри, что ты сейчас делаешь! И что делает он! Взглянув вниз, Корнелий увидел, что отталкивает коленом клюв грифона.
— Он тебя пощипывает! Для грифонов это высшее проявление любви. Если они кого-то полюбят, то уже насовсем. Так он любил, возможно, только… — Имя «Арей» Эссиорх почему-то не произнес. Вместо же этого сказал: — Вот! Сравни!
Он протянул к грифону, но сразу отдернул руку, потому что грифон предупреждающе щелкнул клювом.
— Понял? В переводе на русский язык: «Трогать меня могут только саламандра и Корнелий!» Придется тебе отправиться в Эдем. Этот грифон будет охранять Дом Светлейших. Разумеется, на месте он не усидит, но главное, что баланс сил будет восстановлен.
— А второго я упустил… — Корнелий с сожалением посмотрел в небо.
— Нет, — сказал Эссиорх. — Это был его выбор. Звуки флейты нельзя слушать бесконечно, как нельзя бесконечно и играть. Нужно принимать и свои решения. Он не выбрал путь света. Но пока не выбрал и мрак! Будем надеяться на лучшее… А теперь летим!
— Куда?
— В Эдем.
— А мой переход на «Арбатской»?
— Сырой переход не лучшее место. Нельзя бесконечно жить прошлым. Ковырять ранки воспоминаний — тупиковое развлечение. С каждым разом приходится ковырять их все сильнее, придумывая даже то, чего не было. Это единственный шанс растравить ранки, потому что они все равно зарастают! — заметил Эссиорх.
— И как я окажусь в Эдеме? У меня нет крыльев! — трусливо возразил Корнелий.
— Зато они есть вот у него! — Эссиорх кивнул на грифона. — Я мог бы перенести вас и так, но лучше будет, если грифон прилетит сам. И ты у него на спине…
— Он меня не поднимет!
— Он поднял бы даже железнодорожный вагон, если бы пожелал.
— Э! Ты! Погоди! — закричал Азгуд, наступая на Эссиорха. — Какой Эдем? Нельзя влиять на выбор грифона! Если ему так нужен Эдем, чего ж он сам туда не прилетел? Почему прятался на Земле все эти годы?
Эссиорх уперся Азгуду в грудь и цокнул языком, намекая, что хорошо бы сохранять дистанцию.
— Приятно, когда кого-то волнует свобода выбора! — заметил он. — Грифон — существо, сотканное из сил первомира и любви. Из Эдема его увела любовь к Арею. Любовь к Корнелию приведет его обратно. Вот и все!
— Нечестно! Свобода выбора! — опять закричал Азгуд.
— Если ты заботишься о свободе, почему ты привел в ошейнике своего, якобы выбравшего мрак? Кстати, вон он у тебя на ноге болтается!
Азгуд с досадой оглянулся на ошейник, прицепившийся-таки к его ступне.
— Вы привели его на цепи. А я уведу так! — сказал Корнелий.
Он стащил с шеи свой шарфик, накинул его грифону на шею и повел его с собой с той смешной и одновременно величественной горделивостью, с которой девочка восьми лет могла бы вести на резинке от трусов немецкую овчарку.
Несколько стражей мрака ринулись было ему наперерез, но грифон с угрозой приподнялся на задние лапы, и стражи отступили. А потом грифон взлетел, унося на себе Корнелия, повисшего у него на шее и смешно болтавшего ногами. Огиедых же перепорхнул на плечо Ирке. Багров, не успевший еще раздобыть новую керосиновую лампу, пока грел его обычной зажигалкой, целую кучу которых успели ему насовать со всех сторон.
