Дмитрий Емец - Книга Семи Дорог
– Так в чем же дело?
Все озирались в недоумении. Мошкин поднял флейту и сидел с ней на коленях.
– Оиуут! – с усилием выговорила Прасковья.
– Чего?
– Иуууаиааппа!
– А, иуууаиааппа! Я на нее и подумал! – издевательски сказал Чимоданов и сел на землю от толчка в грудь. Прасковья в гневе становилась очень сильной.
Расправившись с Петруччо, неудавшаяся повелительница мрака молча ткнула пальцем, показывая на раскисшую от растаявшего льда землю, на которой было что-то нацарапано. Буквы мелкие, наползающие друг на друга, но все же различимые.
«У кого поднимется рука… убить трех бессмертных, всесильных, неуязвимых червяков! Навсегда!» – разобрала Дафна.
– Так это… ты?
Прасковья удовлетворенно кивнула, поднимая руку. На согнутых пальцах поблескивал перстень. Его драгоценный коготь был выпачкан в земле.
– А где же?.. То есть ты хочешь сказать, что… – жалобно спросил Мошкин.
Виктор, соображавший, как и все тартарианцы, очень быстро, уже сидел на корточках и ногтем мизинца тыкал трех тонких белых червяков, которые корчились, свиваясь в кольца.
Варвара не переносила, когда при ней обижают что-то живое.
– Не трогай их, садюга! Стоп!!! Хотя можешь трогать, они все равно всесильны, бессмертны и неуязвимы!
– На глистов похожи! – задумчиво сказал Меф. – Хотя нет. Глисты все же добры, интеллектуальны и романтичны. Ну в сравнении с этими!
Дафна провела рукой по лицу.
– Как-то жарко! – сказала она.
– С чего бы? – удивился Буслаев и сразу почувствовал, что жарко и ему.
Дафна повернулась. Горизонт был ал. При полном безветрии видно было, как отовсюду к ним ползут дымные языки, усиленные снизу черной полосой пламени, изредка дававшей алые сполохи.
– Дождь! – крикнул Чимоданов. – Скорее!
Буслаев посмотрел на ясное небо. Дождем и не пахло.
– Уже не работает. Похоже, балаганчик прикрыли, – сказал он.
Дафна присела, потрогала землю – та была пористой, горячей и какой-то ненастоящей, словно они стояли на картоне. То там, то здесь возникали темные пятна, будто бумагу держали над огнем, который вот-вот должен был проступить.
– Мир сворачивается! – сказала она.
– Почему?
– Не знаю. Хотя нет, знаю… Книга умирает!
– И что делать?
Меф лихорадочно соображал – недавно некромаг произнес что-то важное, на что он поначалу не обратил внимания. Что-то вроде того, что этот мир может покинуть только один из… нет, не так… что-то другое, с похожим смыслом, но другое.
Шилов куда-то помчался. Худой, ловкий как гепард, он бежал, точно стелился по земле. Внезапно остановился, во что-то всмотрелся, сделал резкий скачок назад и опять вернулся на холм.
– Все. Мы отрезаны. Этого мира больше нет, – довольно спокойно сказал он.
– Так быстро? А огонь? – пугливо спросил Мошкин.
– Ты умрешь не от огня, – Виктор ухмыльнулся и дернул головой в сторону, откуда пришел на холм. Перед ними разверзалась пропасть. Мир таял как льдина, горел, растворялся. Земля трескалась, черные пятна на ней были уже сплошными. Самое страшное, что отдельные пятна вспыхивали уже и на коже. Боли не причиняли, но и под ними оказывалась та же чернота, то же сосущее ничто!
Бумага… Горящая бумага исчезающей в пламени книги.
И тут память Буслаева нашарила последний упущенный осколок.
– Берите артефакты! Быстро! – крикнул он, хватая с земли пилум.
– С какой радости? – спросил Чимоданов.
Меф дал ему пинка. Петруччо относился к тому типу людей, что язык жестов понимают лучше слов.
– Шевелись!
Евгеша показал флейту, которую держал в руках. Варвара, догоняя Шилова, спешившего за секирой, пыталась выдернуть из его доспехов захлебывающийся от яблочного сока нож. Чимоданов подхватил свой откатившийся пернач почти на самом краю съеживающегося мира. Пропасть уже подбиралась к нему. Осторожно попятился и поднялся на холм.
– Некромаг оговорился, что артефакты могут покидать этот мир! Значит, и мы вместе с ними! – сказал Меф.
– Ты уверен? – Дафна заглянула в пропасть.
Пожалуй, это была единственная в мироздании бездонная пропасть, потому что другие дно все же имели, пусть и очень отдаленное.
– Да! – сказал Меф. – Бывают ситуации, когда у меня очень-очень много веры. На ней все и повисает. Вперед! Дай мне руку!
Он стиснул Дафне ладонь, занес пилум, метнул его, не выпуская из руки, и следом за ним прыгнул в пропасть. Он падал в пустоту, не выпуская руки Даф – только бы не потерять ее, а все остальное можно пережить.
* * *Мефодий лежал не на спине, но и не совсем на боку, а как-то довольно неудобно, на каких-то жестких досках или обуви, и смотрел в потолок с яркими пятнами масла и гуаши. Они остались со времен, когда Улита привлекала внимание Эссиорха к своей персоне простым вредительством, учиняемым над его красками. Так продолжалось до момента, пока хранитель ради педагогической профилактики не запер ее в шкафу. Улита сидела внутри, ругалась, но шкаф не разносила, потому что это был ее любимый новенький шкафчик.
Меф знал об этом, однако сейчас пятна не вызывали у него никаких ассоциаций. Он просто смотрел. Где-то неподалеку хлопал холодильник, но опять же Буслаев не понимал, что это холодильник.
Следующим, что увидел Мефодий, был желтый глобус, катившийся по воздуху в его сторону. Эта был живот Улиты под пушистым свитером. Глобус остановился над ним, кто-то склонился, и Меф увидел хозяйку этого географического великолепия.
– Вставай! Что-то ты заспался! Все уже на кухне! Дафна, между прочим, тоже!
Некоторое время он вспоминал, что такое кухня. Потом – кто такая Дафна. Вспомнил, и его захлестнуло неуемной радостью и желанием жить.
– И долго мы тут?..
– Нашу квартирку захломляете? Трое суток! – сказала Улита. – Ну и работку вы нам задали! Полдня потеряли, пока вас сюда приволокли. Одного притащишь, за другим бежишь. А первый бегает, все крушит. Потом на диванчике сидит и сам себе смеется! Убила б! Еще и соседи, ешечкин котик! Интересно им, кто в час ночи мебель в окно выкидывает! Нет чтобы своими делами заниматься!
– А книга?
– Сгорела, – без сожаления сказала Улита. – Ах да! Был еще один пожар. Непонятно с какого бодуна и чему там было гореть! Подвал, все сырое, вода чавкает! В общем, там сейчас Корнелий. Дает пожарникам советы, как им пользоваться шлангами. Надеюсь, они его пристукнут. Хотя вряд ли, он живучий.
Буслаев слушал невнимательно. Счастье, наполнявшее его, не пропускало слов, желая в одиночку безраздельно обитать в нем. Оно было огромное, делало его гигантским шаром, отрывавшимся от земли. Меф смеялся глупо, как пьяный. Он уже понял, что его ждет Дафна, потому что услышал ее голос! А кто она такая и что значит для него, больше не нужно было объяснять.
– Вставай! Нечего воображать себя тяжелораненым! Подумаешь, нос расквасил! Прошло все давно! Ты, между прочим, лежишь на игрушках лялечки!
– Какой лялечки? – неосторожно спросил Меф.
Улита начала не то чтобы багроветь, но помидор в сравнении с ней показался бы тусклым.
– Вот этой! Которая пока не разговаривает, но обязательно запомнит гада, который расплющил ее погремушк-у-у-у-у!
Примечания
1
Главное здание МГУ им. М. В. Ломоносова.
