Джоанн Роулинг - Harry Potter and the Deathly Hallows
Мы должны развить эту точку зрения, она будет фундаментом для того, что мы строим. Случаи, когда её не будут принимать, а такие, конечно, будут, станут фундаментом всех наших контрдоводов. Мы захватываем власть ДЛЯ ВЫСШЕГО БЛАГА. Отсюда следует тот факт, что когда мы встречаем сопротивление, мы должны использовать только необходимую силу, ничего больше. (Это было твоей ошибкой в Дурмстранге! Но я не жалуюсь, так как, если бы тебя не исключили, мы никогда бы не встретились.)
Альбус.
Хотя многие его поклонники будут удивленны и потрясены, это письмо стало основой для Устава о секретности и установлении волшебных законов над магглами. Какой удар для тех, кто всегда представлял Дамблдора как самого великого поборника магглорожденных! Какими пустыми кажутся те речи, поддерживающие права магглов, в свете этого нового свидетельства, заслуживающего обсуждения! Каким жалким предстает перед нами Альбус Дамблдор, занятый построением планов его прихода к власти, вместо того, чтобы оплакивать мать и заботиться о сестре!
Без сомнения, те убежденные, кто продолжает возносить Дамблдора на шаткий пьедестал, будут говорить о том, что он, в конце концов, не привел свои планы в действие, что он, должно быть, изменился духовно, что пришел в себя. Однако правда кажется, в общем-то, более шокирующей.
Не прошло и двух месяцев с начала их новой великой дружбы, как Дамблдор и Гриндельвальд разошлись и больше никогда не видели друг друга до встречи на легендарном поединке (подробности см. в главе 22). Что вызвало этот внезапный разрыв? Действительно ли Дамблдор пришёл в себя? Сказал ли он Гриндельвальду, что не хочет принимать участия в его планах? Увы, нет.
- Я думаю, сказалась смерть бедной маленькой Арианы, - говорит Батильда. - Это было ужасным потрясением. Геллерт был у них, когда все произошло, по возвращении он весь дрожал, и сказал мне, что завтра хочет поехать домой. Он был, знаете ли, ужасно обеспокоен, потом я подготовила Портал, и это был последний раз, когда я его видела.
Альбус винил себя в смерти Арианы. Это было настолько жутко для обоих братьев. У них не осталось никого, кроме как друг друга. Не удивительно, что их отношения иногда накалялись. Аберфорт обвинял Альбуса, ну, вы понимаете, как люди ведут себя при таких страшных обстоятельствах. Но Аберфорт всегда был немного сумасшедшим, бедный мальчик. Все равно, то, что он разбил Альбусу нос на похоронах было неприличным. Это окончательно погубило бы Кендру, если бы она увидела, как дерутся ее сыновья около тела дочери. Очень жаль, что Геллерт не остался на похороны… По крайне мере, это было бы утешением для Альбуса.
Эта ужасная ссора возле гроба, известная только тем немногим, кто был на похоронах Арианы Дамблдор, поднимает несколько вопросов. Почему Аберфорт Дамблдор обвинял именно Альбуса в смерти его сестры? Было ли это бредом сумасшедшего, не более чем излиянием горя? Или, возможно, для его ярости имелась более конкретная причина? Гриндельвальд, отчисленный из Дурмстранга из-за опасных для жизни нападений на сокурсников, сбежал из страны через несколько часов после смерти девочки и (из-за позора или страха?) больше не видел Альбуса до тех пор, пока они не встретились по воле волшебного мира.
Ни Дамблдор, ни Гриндельвальд, кажется, больше никогда вспоследствие не упоминали про их недолгую детскую дружбу. Однако нет сомнения в том, что Дамблдор откладывал примерно на пять лет, в суматохе, несчастьях, и исчезновениях, своё нападение на Геллерта Гриндельвальда. Было ли это сильной привязанностью к человеку или опасением разоблачения его лучшим другом, что заставляло Дамблдора колебаться? Была ли эта необходимость поймать человека, которым он был когда-то столь восхищен лишь нежелательной для Дамблдора?
И как же умерла таинственная Ариана? Была ли она невинной жертвой какого-то тёмного обряда? Пошла ли она на что-то, что не должна была делать, в то время как эти два молодых человека сидели и изобретали план захвата власти и достижения славы? Возможно ли то, что Ариана Дамблдор была первым человеком, который умер “Ради Высшего Блага”?
На этом глава окончилась, и Гарри поднял глаза. Гермиона закончила читать раньше него. Она с встревоженным выражением лица выхватила книгу из рук Гарри и, не глядя, закрыла ее, как если бы в ней было сокрыто что-то непристойное:
- Гарри…
Но он потряс головой. Остаток его внутренней уверенности улетучился; такое же чувство, было и тогда, когда от них ушел Рон. Он доверял Дамблдору, верил в то, что он являлся воплощением доброты и мудрости. Все превратилось в пепел: сколько еще он мог потерять? Рон, Дамблдор, палочка из пера феникса…
- Гарри, - она, казалось, слышала его мысли. - Послушай меня. Это… это все только слова, которые неприятно читать.
- Да, ты можешь говорить, что…
- …но не стоит забывать, Гарри, это написала Рита Скитер.
- Ты ведь прочитала письмо к Гриндельвальду, не так ли?
- Да, я… я прочла, -она запиналась и выглядела расстроенной, покачивая чашку чая в холодных руках. - Я думаю, что это худшая часть. Я знаю, Батильда думала, что это был просто разговор, но фраза 'Ради Высшего Блага' стала слоганом Гриндельвальда, его оправданием всех тех злодеяний, которые он совершил позже. И… от этого… это выглядит так, будто Дамблдор подал ему идею. Говорят, что надпись 'Ради Высшего Блага', была выгравирована над входом в Нурменгард.
- Что такое Нурменгард?
- Тюрьма, которую построил Гриндельвальд, чтобы держать в ней своих противников. Он и сам там оказался, когда Дамблдор его поймал. Так или иначе, это… это и послужило ужасным напоминанием о том, что идеи Дамблдора помогли приходу к власти Гриндельвальда. Но с другой стороны, даже Рита не рискует рассуждать о том, были ли они знакомы больше нескольких месяцев тем летом, когда они были действительно молоды, и…
- Я знал, что ты это скажешь, - сказал Гарри. Он не хотел позволить гневу вылиться на нее, но было трудно говорить спокойно. - Я знал, ты скажешь, что они "были молоды". Они были такого же возраста, как мы сейчас. И вот мы какие, рискуем своими жизнями, ради борьбы с Темными Силами, и вот какой он, в сговоре с новым лучшим дружком, замышлял приход к власти над магглами.
Его терпение подходило к концу: он встал и начал ходить кругами, стараясь выбросить хоть что-то из головы.
- Я не пытаюсь оправдывать то, что писал Дамблдор, - произнесла Гермиона. - Весь этот словесный мусор вроде "права управлять" - ничто, просто доказательство того, что "Магия - это могущество". Но Гарри, его мать только что умерла, он остался один в доме…
- Один? Он не был однок! У него был брат и сестра в придачу, его сестра-сквиб, которую он держал взаперти…
- Я не верю этому, - сказала Гермиона, она тоже встала. - Независимо от того, что было не так с той девочкой, я не думаю, что она была сквибом. Дамблдор, которого мы знали, никогда бы не позволил…
- Дамблдор, которого, как мы думали, знали, не хотел силой завоевать магглов! - Гарри кричал, его голос эхом разносился вдоль вершины холма; несколько чёрных дроздов поднялись в воздух, они закричали и полетели навстречу жемчужному небу.
- Он изменился, Гарри, он изменился! Это ведь понятно! Возможно, он действительно верил в эти вещи, когда ему было семнадцать, но вся остальная часть его жизни была посвящена борьбе с Темными Искусствами! Дамблдор был тем, кто остановил Гриндельвальда, тем, кто всегда выступал за защиту магглов и прав магглорожденных, кто боролся с Сам-знаешь-с-кем с самого начала, и кто умер, пытаясь его победить!
Книга Риты лежала на земле между ними так, что Альбус Дамблдор печально улыбался им обоим.
- Гарри, прости, но я думаю настоящая причина, почему ты так злишься на Дамблдора, в том, что он сам никогда не рассказывал тебе о себе.
- Может быть, - прокричал Гарри и обхватил голову руками, едва соображая, пытается ли он удержать свой гнев или защищает себя от груза собственного разочарования. - Хочешь знать, что он говорил мне, Гермиона! Рискуй своей жизнью, Гарри! И вновь! И вновь! И не жди, что я объясню тебе все, просто доверься мне, поверь, я знаю, что делаю, верь мне, даже если я не доверяю тебе! Никогда всей правды! Никогда!
Его голос утих вместе с напряжением. Они стояли и смотрели друг на друга в белизне и пустоте, и, как казалось Гарри, были столь же ничтожными, как насекомые, под этим широким небом.
- Он любил тебя, - прошептала Гермиона. - Я знаю, он любил тебя.
Гарри опустил руки.
- Я не знаю, кого он любил, Гермиона, но этим человеком я никогда не был. Он оставил внутри меня не любовь, а хаос. Он делился своими проклятыми взглядами, большинством того, о чем он действительно думал с Геллертом Гриндельвальдом, а не со мной.
Гарри взял палочку Гермионы, которою прежде уронил в снег, и вновь присел у входа в палатку:
