Саша Готти - Влада и маг-убийца
– Я не знаю, что писать. Правда, Горан Горанович.
– Как отбиться от нападения светлых, вы знаете. А как написать это в объяснительной, так понятия не имеете, – пошутил тролль. Увидав выражение лица Влады, он поспешил добавить: – Ладно, не буду вас больше мучить. Напишете потом. Вы записаны в волонтеры? Вот и будете летом работать. А со светлой стороной мы сами разберемся. Идите, Огнева.
Замректора кивнул ей, забрав у нее из рук исписанный лист бумаги, и, насвистывая, удалился из деканата.
Влада вышла вслед за ним, провожая замректора взглядом.
Вальпургиев бал отгремел, коридоры заливало утреннее солнце. Сверкающие каменные полы были усыпаны мусором, за который и не думал приниматься Тетьзин. Убормонстр после игры «Зарница магов» еще не пришел в себя и отсиживался на больничном.
Вестибюль был пуст, а в любимом кресле Буяна Бухтояровича одиноко лежал раскрытый на странице с кроссвордом журнал, яростно исколотый карандашом в особенно трудных словах.
Влада медленно поднялась по ступенькам зловоротни, щурясь от солнца. После ночной грозы еще не успели высохнуть лужи, и в них отражалась пестрая толпа людей, спешивших по своим делам.
Егор и Ацкий сидели на ограждении около «Сухаревской». Тролль что-то жевал, раскачиваясь и глядя невидящим взглядом на асфальт под своими ногами. На Бертилове была футболка с надписью «Эй, полиция, проверь у меня регистрацию!», а за спиной нервно бился кошачий хвост.
Валькер хмуро сдирал с крыла яркую наклейку «Я стелс, только стесняюсь».
Влада подошла и устроилась рядом с ребятами, разглядывая спешащих в метро людей.
Молчание длилось долго.
– Я не понял, что за слухи бродят про тебя, – Егор сплюнул жвачку на асфальт, растерев ее подошвой. – Что ты натворила?
– Я родилась, вот что я натворила, – криво усмехнулась Влада. – Ты же видеть меня не хочешь больше, забыл?
– Глупостей не говори, – сконфуженно буркнул Бертилов. – Я это сгоряча ляпнул. Тебя одну и на минуту оставить нельзя – сразу влипла в неприятности.
– Это еще не неприятности, – помолчав, ответила Влада. – Магиструм считает, что из-за меня вообще наступит апокалипсис.
– Ух ты, жесть! – присвистнул Ацкий. – Так, может, мне не менять глушак в отцовской тачке, и так сойдет до конца света?
– И маман моя без ремонта обойдется, – поддержал валькера Егор. – Апокалипсис придет, увидит наши старые обои и свалит обратно.
– Вы чего идиотничаете оба?! – прикрикнула на них Влада. – Вы оба что, не соображаете? Я опасна. Хуже вампира. Если меня разозлить или ударить, я в ответ убить могу, даже не пойму, как! Мало того, за мной еще охотится семейное проклятие, некромагия… умертвие.
– Вау, с тобой не заскучаешь! – Тролль издал нервный смешок, опасно качнувшись на ограждении, и Владе пришлось схватить его за куртку. Мимо них прошли двое полицейских, и Егор скрестил руки на груди, чтобы не оказаться очередной раз в полиции.
– А как оно выглядит, это умертвие? – поинтересовался Ацкий. Он наконец-то оторвал этикетку с крыла и теперь катал ее в пальцах, сворачивая в трубочку.
– Да у него тела нет, оно собирается из чего попало! – вспылила Влада. – Копит силы и собирается. И я не понимаю, что ему от меня надо! Открыть Тьму, где мертвые? Так я ни слов не знаю, ни ключей у меня нету. Ни-че-го!
– Спокуха, – перебил ее Ацкий. – Без паники. Прорвемся, сонц. Маги, мертвяки из Тьмы не страшно. Я же рядом.
– И я. Кто к тебе сунется – размажу одной левой. Помнишь, кто у меня был предок? – сжав руки в кулаки, грозно произнес Егор. – Если вы разругались с Муранычем, то я справлюсь и без него.
– Разругались, – печально согласилась Влада, и фигуры людей расплылись в яркие пятна.
Все трое замолчали, каждый размышлял о своем.
Ацкий терзался мыслью о том, что беда с Мурановым расчищает ему путь к этой странной девчонке, без которой он теперь как без крыльев. Ему, конечно, мешал тролль, но Бертилов вызывал у него уважение и зависть.
Егор мучительно пытался убедить себя в том, что его давний друг Гильс сам справится со своими проблемами, а заодно силился вспомнить физику темной материи, особенно тот раздел, который касался Тьмы. Этот предмет он прогуливал, поэтому теперь в голове у Егора творился кавардак.
Влада смотрела на людей, и ей казалось, что вот-вот из толпы покажется Гильс, привычно подняв на смех ее бледную физиономию и заплаканные глаза, и начнет издеваться над ней. Но люди шли и шли бесконечным потоком, радуясь первому майскому дню. Смеялись, спорили, болтали по мобильным или нервно опаздывали.
Ощущение беды и безвозвратной потери вдруг так сдавило сердце, что Владе показалось, будто солнце померкло. Она засунула руку в карман, нащупав холодный острый кусочек металла, который со вчерашней ночи таился в ее кармане.
Ведь это не просто металл, а сгусток темной магии. Как зубастый волчонок, охраняющий своего хозяина. Только теперь хозяин его бросил, и маленький артефакт растерян. В нем есть воспоминания Гильса, его мысли и чувства. Если она способна проникать в память магов, то почему бы не попробовать прочесть память маленького артефакта?
Чувствуя себя любопытной девочкой, которая открывает дверь темной комнаты, Влада сжала в ладони кусочек металла и закрыла глаза.
* * *…Питер изнывал от жары, август плавился на асфальте, змеился горячими струйками воздуха от раскаленных, как сковородки на плите, люков. Тому, чье тело всегда холоднее человеческого, в такой жаре не так уж плохо, как людям.
Гильс мерил шагами Невский проспект, с интересом ощущая, как подошвы кроссовок мягко проваливаются в асфальт, будто в черное тесто.
Вот это жара!
Проходящие мимо люди похожи на вареных рыб. Еще каких-нибудь три года – и каждый из них станет источником силы и жизни. Неужели такое будет? Гильс с любопытством скользил глазами по лицам проходящих мимо девчонок. Многие красивы, даже очень. Почти все кидают заинтересованные взгляды в ответ, вслед слышатся перешептывания: «Смотри, какой мальчик».
«Мальчик»… Гильс усмехнулся.
Три года до перерождения – и держитесь. Конечно, Конвенция тайного мира, это чертово домовое право, требует выбрать одну из всех, но разве можно выбрать из косяка одинаковых глупых рыбин что-то одно? Чувствуя себя акулой в океане мальков, Гильс продолжал рассекать раскаленный воздух Невского проспекта. Девчонки, девчонки… Светловолосые, шатенки, брюнетки… Курносые, короткие юбочки и яркие маечки, накрашенные губы и стреляющие взгляды из-под ресниц.
Разве можно среди миллиарда одинаковых полюбить какую-то одну?
Где она, эта одна, неужели тоже цокает каблучками по раскаленному асфальту где-нибудь рядом? Гильс обернулся, скользнув взглядом по компании девчонок. Одна из них, темноволосая, ничего. Вдруг это ее он ищет, и вот она идет, неузнанная?
– Ты видела, какой? Я офигела, – раздался за его спиной восхищенный девичий шепот.
– Такому и аватарку для ВКонтате чужую брать не надо, – вздохнула другая.
Гильс ускорил шаги. Нет уж, спасибо. Красивая еще не значит какая-то особенная. А ему нужна особенная и неповторимая. Такая, чтобы весь мир рухнул, чтобы этот титаник раскаленного августовского вечера врезался в ледяной небесный айсберг ее глаз.
«Совсем от жары с ума вампир съехал», – сам над собой засмеялся Гильс.
Он не просто так болтается по городу. Пункт назначения – Садовая улица. Цель – потомок светлых магов, которого по заданию ректора Носферона надо любыми правдами и неправдами вытащить в Темный Универ.
Зачем им это надо?
Впрочем, приказы Департамента Нечисти не подлежат обсуждению. Надо – значит надо. Ради этого дела его вызвали в Департамент, настолько срочно и секретно, что даже родной брат ничего не знает.
В Департаменте ему показали фото. Обычная хмурая девочка с напряженным лицом. Он ее и не узнает, таких девчонок он вообще не замечает.
Ладно, придется ориентироваться на месте.
Не просто пригласить, а привязать к себе всеми возможными способами. Ее отец – вампир. Мать – светлый маг. Сама девчонка неизвестно кто. Как там говорил тот оборотень? «Ваш облик, Муранов, способен вызвать в ней чувства и эмоции, а нам нужно, чтобы она перешла на темную сторону».
В зеркало на себя Гильс почти не смотрел – какой уродился, такому и быть. Женские ахи и охи ничего не стоят, если не уметь драться на вампирских боях и побеждать соперников. Смазливая рожа скорее мешает стать жестоким бойцом, настоящим вампиром, сильнее, чем старший брат.
…Вот только как с ней разговаривать, ведь до сих пор не довелось общаться ни с кем из светлых?
Ей всего тринадцать. Хоть и маленькая еще, но наверняка неприятная и заносчивая, начнет задирать нос и без конца твердить: «Я, я, я». А если у нее есть способности мага, то прощай, Гильс Муранов. Погибнет смертью храбрых прямо посреди пыльного двора на Садовой улице. Прощай, Элька Флаева, хотя эта валькирия будет грустить о нем где-то около двух минут, не больше. Или даже нет, полторы минуты. В этом Элькин самый главный плюс – в ее неспособности вообще кого-то любить. Потому его к валькирии и притянуло – за ее равнодушие. Когда девчонка вешается на шею, заглядывает в глаза и начинает требовать внимания, это раздражает. А так поступает почти каждая, к которой стоит проявить хоть немного внимания. Неужели нельзя вести себя иначе?
