Саша Готти - Влада и заговор Тьмы
Закричав, Влада из последних сил рванулась вперед, продираясь сквозь темную стену впереди.
Рывок, еще один – и для Влады мир померк, растворяясь в небытии.
Глава 24
Сирень на подушке
Как здорово пахнет мокрая сирень.
Она пахнет весной, обещает летние ливни, дальние страны, бесконечное лазурное небо. Она пахнет счастьем и будущим.
Влада почему-то знала, что ей ничего не грозит, что она в полной безопасности.
Разве может быть опасно там, где так чудесно пахнет сиренью и дождем?
Она жива или мертва?
Разве мертвые могут чувствовать запахи?
А если она жива, то где она?
Влада открыла глаза.
Сначала все вокруг показалось расплывчатым, будто у нее стало хуже со зрением, но постепенно окружающие предметы стали четче. Рядом, на подушке, лежала ветка только что сорванной, еще мокрой от дождя сирени, капли воды дрожали на нежных звездочках-цветочках. Странно, каждый цветок был с пятью лепестками. А ведь обычно такие приходилось долго искать, чтобы загадать желание.
Все-таки где она?
Светлая просторная комната, обставленная темной полированной мебелью.
Невысокий этаж, облачка сиреневых кустов стучатся в мокрое от дождя окно. На блестящем от луж асфальте под окнами белеют лепестки. Это не Утесум, из окна общежития не такой вид.
Да это же квартира деда в Светлом корпусе!
На буфете у стены – салфеточки с бахромой и ваза с вязаными, о ужас, цветами. На книжной полке книги – «Человеческая психология», «Дети – вопросы питания и лечения», «Человеческие привычки, обычаи и традиции».
Картина на стене – морская даль с лунной дорожкой посередине.
След чьего-то грязного ботинка на белом, аккуратно выкрашенном подоконнике.
Ее деревянный троллик, стоящий на прикроватной тумбочке. Он ведь лежал в кармане джинсов, когда она провалилась в темноту и холод.
Надо же, не потерялся, не сгинул…
Влада, почувствовав резь в глазах, отвела взгляд, чтобы не расплакаться, и уставилась в белый потолок с обычным, вполне человеческим полосатым абажуром.
Вдруг на фоне потолка появилась физиономия Егора Бертилова, немного осунувшаяся, будто тролль не спал много дней. Зато он был лохмат больше привычной нормы, а в ухе у него болталась «настоящая тролльская» серьга – зеленый фальшивый изумруд в золотой оправе.
– Егор!
– Тссс… – Тролль приложил палец к губам. – Я в окно влез, никто не знает, что я тут. Когда тебя вышвырнуло из янва, ты лежала как мертвая. Владка, ты это… помнишь, что случилось?
Ну да, человек же после возвращения из янва должен навсегда потерять память, и тролль осторожно спросил именно об этом.
Влада прикрыла глаза и минуту молчала.
Память была на месте.
Только вот воспоминания последнего дня возвращались обрывками, их трудно было отделить от снов и страхов. Умертвие, которое ползло за ней, его мерзкий свистящий шепот в ушах… Тень отца, протянувшая ей руку, Григо, закрывший ее собой… Коготь умертвия, глубоко сидящий в плече Гильса, потом растворившийся в ее пальцах холодной болью…
– Гильс жив? – выпалила Влада.
М-да, глупо – Егор даже усмехнулся. Надо было спросить как-то безразличней и спокойнее, наверное.
– Отлично, с памятью у тебя полный порядок, – с иронией констатировал тролль, пряча улыбку. – Да жив он, жив. И все уже в курсе, что ты спасла. Правда, ему трудно переварить тот факт, что он обязан тебе жизнью, он морально не готов, хе-хе… Ты бы видела, как Мурановы тут на ушах ходили, чтобы тебя вылечить! Алекс вчера притащил сюда врачей из города, но те ничего толком не сказали… говорили, мол, глубокий обморок… Дед твой чуть с ума не сошел, сейчас он в кухне справочники по обморокам просматривает. А Тойво сказал, что тебя вылечит только это… чутто… И помогло.
– «Чутто»? Какое «чутто»?
– Погоди, про это потом, – тролль на мгновение прикрыл глаза, потерев пальцем переносицу, будто у него болела голова. – Как ты себя чувствуешь-то?
– Ничего вроде… – Влада задумалась, а потом спохватилась: – Почему за окнами сирень?! Сколько я без памяти была, сколько месяцев… или лет?
– Тихо ты, – зашипел тролль. – Восемь часов и тридцать три минуты…
Влада успокоенно выдохнула, потом неуверенно сказала, с трудом подбирая слова:
– Я помню, что был ноябрь, когда… когда… не понимаю…
– Без паники, – тролль осторожно поправил ее подушку. – Самое главное, что ты жива. Могу себе представить, что тебе пришлось пережить. За тобой гонялось умертвие, ничего себе! Страшно было?
– Да, очень, – внимательно поглядев на Егора, осторожно ответила Влада. – А про фантома… тоже знаешь?
– Конечно, сущи-то все видели и рассказали! – горячо воскликнул тролль. – Батори всех допросил, которых удалось поймать, даже тех, что отодрали с липучек Тойво. Григо совсем не был похож на сумасшедшего, но натворить такое?! Фантом четырнадцать лет выдавал себя за погибшего, да еще и решил, что он твой отец!
«Они в это не верят, – почему-то с облегчением подумала Влада. – Наверное, это потому, что видение, которое показал мне Григо, кроме меня, никто не увидел. Что ж, тем лучше…»
– Не надо больше об этом, – попросила Влада. – Григо действительно был… немного не в себе. Но он был хорошим, ведь так? Если бы не он… знаешь, он ведь перед смертью пытался меня защитить.
– Угу, я знаю, – произнес тролль, шмыгнув носом. – Натворил он дел, но он был хороший. Ты права.
Оба немного помолчали.
– Кстати, после того что произошло, Батори отправил Эриха на покой, а сам закрыл Утесум, и насовсем, похоже… – спустя несколько минут продолжил Егор. – Хотя старик, говорят, даже обрадовался этому…
– А учиться мы где будем? – перепугалась Влада.
– В другом отделении МУНа, в Носфероне. Но сейчас всех разгоняют по домам, каникулы будут долгими, до середины января. Объявлен карантин, хотя я еще не понял зачем. Зимнюю сессию сдавать, похоже, будем весной уже. Догадайся, кто в Носфероне ректор?
– Людвиг Батори? – ахнула Влада, и тролль сокрушенно покачал головой.
– Он самый, будь неладен.
– А я? Меня тоже переводят?
Тролль хмыкнул.
– Тебя в первую очередь… Ты же…
– Что – я же? – настороженно переспросила Влада, видя, что тролль колеблется, говорить что-то ей или нет.
– Ну… – Тролль замялся. – Ты ведь побывала в янве, да?
– Угу, – кивнула Влада. – И, кажется, еще дальше.
– Ничего себе, – тролль не нашелся что еще сказать и некоторое время озадаченно молчал. – А я думал, что люди так не могут.
Влада молча кивнула головой, чувствуя, как по рукам и спине пробежал озноб.
Тролля явно распирало от любопытства, но, поглядев на Владу, он перестал задавать вопросы.
– А в Утесуме такое творилось, – нарочито веселым голосом начал говорить он. – Людвиг решил, что темный мир прорвался сюда, и умертвия носятся по этажам табунами. Теперь я знаю, что такое экстренная эвакуация, – это жесть… Многие до сих пор из себя колючки от чертополохов вытаскивают. Народ, что оставался в Черном Кратере, обратно уже не пустили – всех начали вывозить автобусами ранним утром. Преподаватели остались пока тут, в Светлом корпусе, но в Утесум никто не суется…
– А Митя?
– Митяй жив остался, повезло. Только… – Егор хмыкнул, поглядев на потолок. – Только он теперь разговаривает по-другому. Шарфы мамины больше не носит, видеть, говорит, их не могу больше…
Влада неловко улыбнулась, глядя, как Егор хмурится, потирая переносицу и зажмуривая глаза.
И все-таки что-то было не так, как раньше.
Тролль разговаривал с ней, переживал за нее, но в его голосе проскальзывала неуверенность, будто между ними теперь была глубокая невидимая трещина. Во всяком случае ни разу не назвал ее темноглазкой, как раньше. Да и старался на нее не смотреть, то разглядывая ногти, то ботинки, то потолок.
– А ноября на улице нет, потому что это я сделал… – продолжил тролль. – Тойво сказал, что ты очнешься, если вокруг тебя что-то резко изменится, как только твой организм получит положительный стресс… Что-то типа того. Вот тебе и чудо – изменение времени года на площади сто метров. Хотя башка теперь раскалывается. Как видишь, слуга муранов сам себя превзошел.
Егор замолк, разглядывая свои не слишком чистые ногти с хмурым видом.
«Обижается, а сам май для меня делал…» – подумала Влада, с нежностью разглядывая непривычно бледное лицо Егора, его чуть грубоватые черты, непослушную русую челку, которая лезла ему в глаза.
– Егор… – Влада вдруг взяла тролля за руку – та была теплой, с обветренной кожей, а ногти с заусенцами. – Ты все равно еще злишься на меня, я же вижу. Ну забудь ты мои слова про слугу Мурановых, а? Мы ведь друзья с тобой, как раньше, да?
– Мы… хорошие знакомые, – Егор осторожно высвободил свою руку.
– Послушай, ты извини меня… Я уже знаю, что никакого морока ты на Инферну не наводил!
– Могла бы и сразу мне поверить… – буркнул Егор. – Я просто Инге об этом сказал в шутку, чтобы ко мне не лезла. А она поверила и пригрозила, что расскажет Батори, когда он приедет. А с Батори шутки плохи, сама знаешь. Я и вляпался…
