Хью Лофтинг - На закате волшебства
Тимоти радостно завилял хвостом, когда увидел подходивших детей. Слепой почувствовал движение собаки. Он поднял руку и пошарил ею в воздухе, как бы ловя призраки.
— Добрый день, Михаэль, — приветливо сказала Энни.
— Доброе утро, дети, — ответил слепой, который уже успел различить шаги двух пар ног.
— Послушайте, — приступила Энни. — У нас есть Раковина, и мы хотим, чтобы некоторое время она побыла у вас.
— А зачем я должен хранить ее? — проворчал старик.
Жиль чуть было не выложил все о возможностях Раковины, но Энни успела остановить его:
— Возьмите это от нас в знак расположения, Михаэль. Мы очень хотим, чтобы Раковина была при вас.
И она объяснила, как Раковина может действовать.
— Не нравится мне все это, — поморщился старый слепой. — И где вы ее взяли?
— О, не спрашивайте нас об этом сейчас! — взмолилась Энни. — Поверьте, Михаэль, никакого вреда вам от нее не будет. Кроме того, вы нас знаете. Не так ли?
— О-хо-хо, — вздохнул он. — Я доверяю вашим родителям, а значит, у меня нет причин не доверять вам, это так. Но я не люблю всякие непонятные штуки, вроде той, что вы мне предлагаете. Жизнь слепого человека и без того сложна. Поэтому я и ненавижу отгадывать всякие новые загадки. Впрочем, давайте сюда вашу Раковину.
Он протянул большую белую руку, и Энни вложила в нее Ракушку. Ладонь закрылась, и у детей возникло такое странное чувство, как будто слепой Михаэль обрел зрение.
— Мы вернемся завтра или послезавтра, — сказала Энни. — Вы нам расскажете, что услышали.
— Хорошо, я буду ждать вас, дети, — был ответ.
8. Философ Иоганн
Минуло два дня, и дети снова оказались у восточного входа в церковь.
— Здравствуй, Михаэль! Что же тебе поведала Раковина? — спросила нетерпеливо Энни.
— Ничего, — проворчал слепой. — А что иного вы ожидали? Кому я нужен, чтобы обо мне говорить!
— Но она хоть иногда разогревалась? — спросил озадаченный Жиль.
— Да, раз она стала горячей, — сказал Михаэль. — Но когда я поднес ее к уху, то услышал только лай Тимоти. Он бегал тогда на речку ловить крыс. Я думаю, Тимоти опасался, что не успеет вернуться вовремя, чтобы отвести меня к церкви. Только лай моего пса да и тот на его собственном языке — это все, что уловил я из Раковины. Но что еще мог услышать я, слепец и нищий?! Никто никогда не говорит и не вспоминает о Михаэле. Вот ваша Раковина, молодые люди. Ступайте, и пусть с вами будет мое благословение.
Огорченные, дети забрали Раковину и повернули домой. Полдороги никто из них не проронил ни слова. Наконец, Жиль разомкнул рот:
— Хорошо, а что мы будем делать сейчас? Мне кажется, нам все-таки надо найти человека побогаче. От слепого Михаэля и нечего было ожидать. Постой, а может, мы выручим папу, если продадим Раковину?
— Имей терпение, — призвала Энни. — Или забыл, что в сказках удача приходит, когда ее уже не ждут и все надежды потеряны. Пока ничего плохого не произошло. Правда, и хорошего тоже. Но мы должны быть настороже. Ты ведь знаешь, как в этом городе боятся всего, что попахивает волшебством. Помнишь, Агнесса говорила, что ее хотят притянуть к суду за ведьмовство. Если нас спросят, где мы взяли Раковину, нам придется назвать ведьму Шраггу. И — что тогда? Нам надо думать, что может случиться с ней, а не только о себе.
— Конечно, ты права, — согласился брат. — Что за город! Время от времени здесь все начинают сходить с ума и искать всюду ведьм. Люк говорил, только старый философ Иоганн никогда не грешил такой охотой и не вмешивался в чужую жизнь. Так он и сам чуть не угодил под суд. И это старый безвредный Иоганн! А за что? Что человек занимается алхимией.
— Иоганн?! Это идея! — вскричала Энни. — Как бы там ни было, нас он не выдаст. Да ему самому будет интересно. Он же не ищет во всем новом происки дьявола. Давай отдадим Раковину ему.
Философ Иоганн затворничал в горах за городом. Однажды дети уже были у него — случайно. Они тогда собирали чернику и заблудились. Набредя на маленькую хижину, они поначалу испугались, увидев в оконце рассерженное красное лицо. Но когда это красное лицо услышало под окном их печальную историю, оно попросило их войти и объяснило, как добраться до дому. И покидая это странное жилище, они уже не испытывали страха к человеку, который отшельником жил в горах.
Без колебаний близнецы взялись разрабатывать план второго посещения Иоганна. Им нужно было попасть домой и позавтракать прежде всех. Бой часов на церковной башне заставил их поторопиться, и дети припустили во всю прыть.
Старая повариха Эльзбет на скорую руку накормила их легким завтраком, и через считанные минуты, как они переступили порог, дети уже покинули дом.
Путешествие заняло немало времени: и путь неблизкий, и часто приходилось карабкаться по крутым склонам. Наконец, после тяжелой дороги дети оказались у порога хижины философа Иоганна. Жиль осторожно постучал. Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель на них крайне подозрительно уставился глаз.
— Можно войти и поговорить с вами? — спросила Энни. — Мы оторвем вас от дел ненадолго.
— А с вами еще кто-нибудь есть? — осведомился старый человек.
— Нет, — заверила Энни. — Мы одни.
Дверь тогда распахнулась, дети вошли, и дверь тут же была крепко заперта.
В прошлый раз, когда охотники до черники попали к Иоганну, был поздний вечер, и они не увидели ничего или почти ничего в маленьком домике всего из одной комнаты. Но теперь в яркий солнечный день они могли подробно рассмотреть помещение.
Это было, безусловно, необыкновенное место. Чем-то оно напоминало домик Агнессы и в то же время разительно от него отличалось. Куда ни глянь, упрешься взглядом в бутыли, кристаллы, диковинные зеленые шары и трубки, словом, во все то, что используется в химии. И конечно, везде были книги: на столе, вперемешку с сосудами и реактивами, кучами на шкафах, стопками на полу и даже на скудной кровати у окна.
А еще здесь господствовали запахи. Нос Энни никогда еще не ощущал столько. Некоторые запахи были неприятные, некоторые сносные, а некоторые до одури ужасные. Самые отвратительные источал сосуд, подвешенный в углу комнаты над горящими древесными угольями. По всему Иоганн как раз возился с ним до незваных гостей.
Жиль спросил, что он делает. Философ, обычно замкнутый и молчаливый, загорелся. Он сразу пустился в долгие и пространные рассуждения, пересыпанные словечками — «соли металлов», «температура», «эффект минеральных газов» — и совсем уж непонятными вещами.
Энни разглядывала одухотворенное лицо старого ученого и думала о том, как, наверное, долго никто не проявлял искреннего интереса к его работам.
— Вы всегда живете так уединенно, сэр? — спросила она, когда ученый прервался на минуту.
— Уединенно? — воскликнул тот. — Вот уж нет. Никто не одинок, если он увлечен работой.
— А что вы думаете делать со всем этим? — Жиль смущенно повел рукой на лавки у стен, уставленные разными сосудами.
— С химией? — уточнил старик. — Думаю, мы можем сделать с ней все, что угодно. Вот, посмотри!
Философ подошел к шкафу и достал большой зеленый кувшин, наполненный пастой янтарного цвета, напоминающей замороженный мед.
— Видишь это? — сказал он. — Если поместить содержимое под стеной замка и поджечь, я пробил бы в стене такую дырищу, через которую могла бы промаршировать целая армия. Воякам это вещество только дай. Я думаю, король в военное время отдал бы половину своего состояния за пятьдесят бочонков этого состава. Но, — тут он водворил тяжелый кувшин обратно в шкаф, — я никогда не работал над тем, что разрушает. Это соединение я открыл случайно и чуть сам не поплатился за это жизнью, исследуя его.
— А что это за бумаги? — показала Энни на кучу листков на краю стола.
— О, это книга, которую я пишу, — пояснил Иоганн.
— А про что? — допытывалась Энни, которая очень гордилась тем, что умела немного читать и писать, но в этих листочках она не могла разобрать ничего.
— Это книга о химии, первая такая, — ответил философ. — Но она написана на латыни. А ты не читаешь латынь?
— Нет. Думаю, что нет, — ответила Энни таким тоном, будто это оказалось случайным, что она совсем не сильна в латыни. — А почему вы пишете на латыни?
— Латынь — это единственный язык, на котором пишет и разговаривает весь ученый мир, — сказал Иоганн.
— А вы написали много книг? — заинтересовался Жиль.
— Да, несколько.
— Но мы не проходили их в школе. Нам давали уже книги по математике, с картинками и такими забавными штучками, как вот здесь, у вас, — сообщила Энни, перелистывая страницы.
— Конечно, — ответил философ. — Ведь я занимаюсь несколько другим. Химия или алхимия, как большинство ее называет, — это нечто такое, что люди всегда связывают с ведьмами и дьяволом. Вы говорите — в школе? Но ведь когда-то и книги по математике нельзя было изучать там. Возможно, скоро разрешат изучать в школе и химию. Скоро, но не сейчас. А пока мы должны работать, прячась как воры за запертыми дверями и занавешенными окнами, для того, чтобы принести людям что-нибудь новое. Что-нибудь новое! — философ вскинул руки, и лицо его стало краснее обычного. — Что-нибудь новое! Это как раз то, чего они боятся. Они хотели бы, чтобы мир оставался неизменным. Иногда мне кажется, они охотнее согласились бы увидеть мир, идущим вспять, чем к прогрессу… Но вы сказали, что хотели со мной о чем-то потолковать.
