Вадим Чирков - Семеро с планеты Коламба
Он так-таки не решился ступить в кукурузу, представив себе ужас маленьких пришельцев, слушающих, как трещит вокруг них высокий лес. Славик постоял, замерев, на тропинке. Пели сверчки, лаяли вдалеке собаки, где-то, буксуя, сердилась машина. Других признаков чьей-то жизни не было. Огород молчал.
Когда Славик вернулся домой, бабушка напоила его чаем и немедленно уложила в постель. Живот побаливал, и мысль о пришельцах не давала покоя, но он все же уснул, дав себе слово встать чуть свет.
УТРО, РАДОСТЬ
И, как всегда, он проснулся, когда солнце светило уже вовсю. Проснулся радостный и какое-то время не мог понять, отчего, откуда эта радость. То ли приснился хороший сон, то ли вчера ему что-то подарили… И вдруг все вспомнил!
Славик вскочил с кровати и негромко ойкнул — это дала о себе знать вчерашняя боль. И вместе с болью вернулось вчерашнее беспокойство — не улетели ли инопланетяне этой же ночью, не покинули ли Землю из-за козы Маньки?
Бабушка куда-то ушла, Славик беспрепятственно прошелся по двору. Навстречу ему кинулся, звеня цепью, Полкан. Но собака не получила на этот раз привычной ласки, потому что Славик спешил. Пес повилял с минуту хвостом и улегся возле будки.
Мысль по дороге у Славика была только одна, отчаянная: неужели улетели? Он эти слова повторял, не замечая в них рифмы.
Тыквы в кукурузе не было. И никаких следов пришествия инопланетян на Землю Славик не нашел! Ни обрезанных перцев, которые они вчера надевали на голову, ни картофелины, ни баклажана с дыркой в лиловом боку, ни остатков моркови, которую они тащили из земли, как дедка, бабка, внучка и Жучка. Ничего! И на земле под кукурузой тыква-огромина не оставила никакой вмятины!
Неужели все это ему приснилось?
От огорчения Славик сел, где стоял, но тут же повалился набок от боли в животе. А боль откуда? Значит, коза все-таки ударила его в живот? А как это произошло? Он заслонил пришельцев, маленьких человечков, которые плясали, надев на головы разноцветные перцы.
Тут Славик понял, что рассуждение его зашло в тупик. Если пришельцы ему приснились, — то каким же образом он получил удар? В том, что удар настоящий, сомневаться не приходится. Вон и синяк здоровенный, и ссадина левее пупка.
А если не снились — где хоть какой-то их след?
Вот беда — никому об этой головоломке не расскажешь: поднимут на смех. Но как самому справиться с задачей?
Взрослый (папа, например) решил бы ее быстро и… скучно. Он бы сказал: коза тебя достала, а маленькие человечки привиделись, пока ты находился в состоянии «гроги». Папа в молодости занимался боксом и до сих пор пользовался словечками боксеров. «Гроги» — это когда получаешь сильный удар и не очень хорошо после этого соображаешь. Как в тумане плаваешь, объяснял папа. И видишь не одного противника перед собой, а двух или даже трех. Надо взять себя в руки и среди трех противников найти настоящего.
Бабушка растолковала бы пришельцев еще проще. Экая дурь, прости, господи, тебе в голову лезет, сказала бы она. Может, ты на солнце перегрелся?
Нет, как взрослые, Славик рассуждать не будет. Только начни — и разуверишься в собственном существовании.
Сидел Славик на земле, окруженный тихо шелестевшей кукурузой, сидел, обхватив руками колени, думал.
Настроение у него было в точности такое, как, скажем, у человека, уронившего в море, на стометровую глубину, фотоаппарат. Или как у человека, которому обещали привезти сегодня из магазина велосипед, а потом сказали: велосипедов этой марки в продаже нет и неизвестно, когда будут. Так что…
Сгинули пришельцы, пропали маленькие, веселые и смешные человечки, как будто их и не было!
Славик вдруг понял, что без человека, которому он может все рассказать, ему не обойтись. И в тот же момент вспомнил о Кубике. А может, было иначе: он случайно вспомнил о художнике и подумал, что без него ему не обойтись.
И тотчас перед его глазами встал эпизод, который и объяснит нам, почему Славик подумал о Кубике и понял, что именно он ему нужен.
ЧТО ТАКОЕ ПЕРЦЕЕД?
Кубик и Нинка дружили давно. В доме художника ей было интересно. Она спрашивала его о картинах, рисовала всяких бяк на твердых листах бумаги, угощалась консервами, конфетами и халвой.
И задавала удивительные вопросы. Например:
— А для чего мужикам борода? Для старости?
Кубик отвечал:
— Для красоты.
Нинка уверенно возражала:
— Для красоты только помада. — И тут же снова спрашивала — Алкаши зачем пьют? Чтобы попеть или чтобы подраться?
Не дождавшись ответа, — Кубик не всегда отвечал сразу, — задавала следующий вопрос:
— А художники — это правда те, которым другой работы не доверяют?
И рассуждала, глядя на какой-нибудь холст:
— Мазал, мазал, все, наверно, замазал — прямо как малое дите. Кто теперь поймет, что ты хотел тут нарисовать? — Добавляла неодобрительно — Небо у тебя зеленое, я такого сроду не видала, земля синяя — все наоборот!
Несмотря на трудности с ответами, Кубик то ли с удовольствием, то ли терпеливо общался с Нинкой, а в свободные минуты играл в «валяндбол», в жмурки и в «папу-маму». Игра в «папу-маму» заключалась в том, что Нинка требовала от художника тщательно вытирать ноги перед порогом, выставляла за дверь, а потом разрешала войти, он по ее приказу подолгу и до скрипа мыл руки, садился за стол, а она его «кормила» обедом, швыряя на стол тарелки и самозабвенно костеря, называя охламоном, лешим, непутем, что почему-то приводило Кубика в восторг.
Наблюдая эти дурацкие игры, Славик злился на Нинку, которая отнимала у него художника (а он, Славик, по возрасту имел больше на него прав), и удивлялся Кубику, тратившему время на девчонку.
Но однажды Нинка на что-то в Кубике наскочила. Сказанула во время игры в «папу-маму» какое-то словечко (Славик был у себя во дворе и слова того не слышал), оно художнику, видно, совсем не понравилось, и он сопливку неожиданно осадил. Сделал ей взрослое замечание, нарушив все правила игры. Нинка от этой внезапной перемены в человеке, которого считала своим, потерялась. Она от Кубика этого не ожидала. Ее как холодной водой окатили. Отскочила от Кубика на безопасное расстояние и крикнула бородатому художнику, бывшему своему «мужу», то, что открылось ей в одно то мгновение:
— Дядя-мальчик!
Кубик и сам оторопел. Целую минуту он стоял молча, моргал, чесал бороду. Потом усмехнулся:
— Ты, Нин, прямо гений. Или тот самый младенец, устами которого глаголет истина. Что, впрочем, одно и то же.
Нинка, конечно, ничего не поняла. (Славик тоже понял не очень много.) Но она стояла и слушала. Боялась, видно, что ее будут ругать. А Кубик продолжал еще непонятнее:
— Я-то думал, что я перцеед, а ты попала в самую точку! Надо же! Вот он, момент истины, вот он!.. — Это художник говорил себе, но Нинка ждала, что и ей что-то еще скажут. Кубик сказал: — Ну, хорошо, а играть-то мы с тобой дальше будем?
Нинка затрясла головой. Обманулась она в Кубике, обманулась! Притворщиком он оказался, вот кем! Был вроде мальчиком, с ней наравне, — а оказался дядей! Так вот для чего у него борода!
— Это хуже, — огорчился художник. — И на этюды, значит, со мной не пойдешь?
Все в деревне знали, что такое «ходить на этюды». Это когда Кубик идет с кем-нибудь из ребят, чаще всего с Нинкой, на луг или к речке — рисовать.
Нинка снова тряхнула было головой, но засомневалась и сунула палец в рот. С художником на луг ее отпускали, и она целый день загорала и валялась в траве. Иногда Кубик наносил на холст несколько мазков, и Нинка угадывала в светлом пятне среди травы себя и требовала, чтобы он нарисовал рот и глаза.
Кубик Нинкино сомнение заметил и вопрос об этюдах повторил:
— Так, может, все-таки пойдешь? — Ему не хотелось ссориться с Нинкой навсегда.
— Ладно, — еще чуть пораздумав, согласилась Нинка, — пойду. А ты меня больше чистить не будешь?
— Ни за что! — воскликнул художник. — Пусть у меня язык отсохнет, если я еще раз вздумаю тебя шерстить!
Игры, несмотря на примирение, сегодня не получилось. Нинка ушла к себе, а Славик решился задать ему вопрос:
— Дядя Витя, а что такое перцеед?
Кубик остановился.
— Ну вы даете, подрастающее поколение! Эта девица сдернула с меня бороду, а теперь еще ты хочешь шкуру с меня спустить? После отвечу, сейчас у меня все слова вышли.
Взялся за ручку двери и обернулся: Славик все стоял на том же месте.
— Перцеед, сударь, — объявил он, как с трибуны, — это тот кто из всего, что видит или делает, признает только самое необыкновенное, самое острое. Иначе, считает он, и жить не стоит в этом прекрасном и яростном мире! Так его назвал не я, а писатель Платонов, который написал «Фро».
— Что такое Фро? — спросил Славик.
— Фро — необыкновенное, удивительное начало самого простого имени на свете — Фрося. Сечешь?
