Наиль Измайлов - Это просто игра
Настя замерла, но опять не услышала ни звука. Не почувствовала ни дуновения. Не уловила ни запаха. Нюхать особенно и не хотелось, честно говоря. И даже дышать. Ой. Правда, что ли?
Настя перепуганно попробовала подышать. Получилось без проблем. Попробовала не дышать. Через минуту в голове зазвенело, а ниже застучало. И звенело, и стучало – и минуту, и две. Настя выдохнула, вдохнула и на сей раз ясно поняла, что может обходиться без повторов. Просто замереть – и жить дальше, не дыша. О господи.
Но сердце-то бьется?
Настя прислушалась и не поняла, бьется или нет.
Норм. Она неживая, что ли? Типа зомби?
Сами вы зомби.
Настя заплакала и несколько раз повторила вслух: «Сами вы зомби, сами, поняли?!» Никто, конечно, не откликнулся.
Она почти уверенно шагнула к койке, села и попыталась успокоиться. Во-первых, и так уже пол-литра выплакала, а толку нет. Во-вторых, это ведь дополнительное доказательство того, что Настя стала зомби, – влагу теряет, а пить не хочет. С другой стороны, это можно считать и, наоборот, доказательством того, что Настя не зомби, – зомби ведь не плачут. Настя с трудом отвлеклась от размышлений над столь противоречивыми условиями и напомнила себе: в-третьих. Да, в-третьих, чего реветь-то. Думать надо, как выбраться. Тут условия, к сожалению, были непротиворечивыми: и так понятно – никак, думай не думай. Не для того гад Макс ее сюда заманил, чтобы легко выпустить. Теперь, небось, новых доверчивых дурочек заманивает. И сидеть тут Насте, пока гад про нее не вспомнит.
А если не вспомнит? Ну хоть высплюсь толком, подумала Настя с неожиданным равнодушием. Последняя неделя была нервной – контрольные эти, подготовка к соревнованиям, еще и готовить приходилось, потому что у мамы на работе замот. Даже в выходные выспаться не удалось. Сейчас наверстаем. Ляжем, растянемся как следует под уютное шуршание соломы и чуток вздремнем. Часок. Или пару. Надо будет – разбудят.
Настя вскочила так резко, что аж зашаталась, и обругала себя серьезными словами. Спать решила, дебила. В каменный ящик похоронилась, нюх потеряла, дышать не может – самое время поспать, ага.
Настя решительно шагнула к двери, чтобы выбить ее ко всяким бабушкам, но вспомнила последнюю попытку и так огорчилась, что присела на койку. Снова накатила дремота, тихая и ласковая.
Настя вскочила. Спать не хотелось.
Ага. Все понятно.
А давай-ка заправим постель. На заправленной валяться жаль, да и мама ругается. Тут мамы нет – так, не отвлекаться, строго велела себе Настя и плакать не стала, – да и в полной тьме кто увидит, заправленная койка или нет. Уж не Настя точно. А все равно заправить надо.
Она взбила подушку, помяла и разгладила матрас, растянула одеяло так, чтобы свисало более-менее равномерно со всех сторон. Кроме той, что у стены, конечно, – там одеяло то вставало волной, то криво отъезжало, показывая узкую полоску матраса. Это дико раздражало.
Стоп. Что значит – показывая?
Настя отодвинула матрас, рухнула коленями на койку и чуть не сломала нос, сунув голову поближе к стене. Ну да, так и есть: там, где лежак упирался в стену, шла длинная щель, вокруг которой тьма была не абсолютной, а сероватой. Стежки на одеяле разглядеть нельзя, а очертания пальцев – запросто.
Настя прошлась вдоль всей щели ногтями, простучала, прослушала и продула ее, попыталась подковырнуть краем каблука. Без толку.
Настя снова натянула сапог, встала рядом с лежаком, обозвала его несколькими обидными словами и пнула – со всей силы.
Койка наполовину въехала в стену, открывая прямоугольный провал в полу. Провал был синевато-серым, как небо перед рассветом.
Настя зажмурилась – глаза одичали даже от такой пародии на свет, – поморгала, присела, вгляделась, поднялась и пнула лежак еще раз. Он уехал в стену целиком, совершенно беззвучно.
Настя снова присела, подумала и осторожно макнула в проем палец. Никто его не откусил. Вообще ничего не произошло. В провале был воздух, такой же, как в камере, не теплее и не холоднее. Настя опустила руку по запястье. По локоть. Повозившись, села с краю и медленно-медленно, как в горячую ванну, опустила в дыру ноги – готовая тут же выдернуть их и повалиться на спину. Если кто-нибудь схватит, например.
Никто не хватал.
Настя посидела, болтая ногами, наклонилась, пытаясь рассмотреть, что там происходит ниже пяток. Ничего там не было – черные края отверстия, прорезанного в очень, оказывается, толстом полу, а ниже серая ровная пустота. Такая же камера, наверное.
– Эй, – сказала Настя вполголоса и прислушалась. Ни ответа, ни эха.
Наверное, там была не камера, а ход в пещеру с сокровищами. Или кладовка с картошкой. Или лаз из темницы обратно в настоящую Настину жизнь. Да что угодно – и пока сама не проверишь, не узнаешь.
Настя подумала, огляделась и решилась. Покрепче ухватилась за ровный край отверстия, прошептала на всякий случай «мама, прости», извернулась и скользнула вниз, повиснув на руках. Стукнулась локтями, запоздало сообразила, что можно было скрутить веревку из одеяла, потом поняла, что смысла в этом было чуть, – если, допустим, высота тут сто метров, какая разница, со ста метров я упаду или с девяноста восьми? Соображение было логичным, но пугающим. До Насти дошло, что она может и не влезть обратно, – с подтягиванием у нее всегда были непростые отношения. А потом дошло, что влезать ей особо и незачем.
Настя попыталась заглянуть вниз через спину или через грудь, чуть не свихнула голову, поболтала ногами, подышала вхолостую, еще раз прошептала «мама, прости» – и разжала пальцы.
6. Без пароля
– Что ж у тебя все падает-то вечно. Готова? Так, а голова-то. Причесываться когда начнешь нормально?
Макс возмутился, потому что задолбался запихивать волосы под резинку на затылке – да и больно было зверски. Стало еще больнее: мама Насти снова содрала резинку и стянула Максовы – вернее, Настины – глаза к вискам. Но хотя бы быстро это сделала. Критически осмотрела результат и скомандовала:
– Выходим.
Макс затоптался у двери, туго соображая, какую из пяти пар обуви надевать и каким образом. Явно не на высоких каблуках – а в остальном не разберешь, размеры у мамы и дочки одинаковые. Спасибо хоть не все – но имевшиеся впечатляли вполне.
– Светлые надевай, тепло сегодня, – скомандовала мама Насти. – Стоп. Ты телефон взяла? Понятно. Опять забыла. Бегом, опаздываем уже.
Знать бы еще, где этот телефон. А, вот, оказывается – на столе, на специальной площадочке. Чокнутая эта Настя на порядке, хотя иногда это не только раздражает, но и помогает. Телефон был совсем деревянным, без интернета, почты и вообще каких бы то ни было плюшек, – чисто звонилка с камерой. Максу с таким и выйти стыдно было бы. Или нет? Макс постарался вспомнить, какой телефон был у него, но не смог.
Этаж оказался седьмым, подъезд – чистым и без плохих запахов, лифт тоже. В лифте Макс напряженно соображал, куда двинуться, выйдя из подъезда, чтобы мама Насти не заподозрила ничего. Он же не в курсах, в какой стороне школа. Даже если бы знал, идти туда, понятно, не собирался – есть куча дел поважней, а времени шиш да маленько, и все меньше с каждой минутой.
– Волнуешься? – спросила мама Насти, когда лифт остановился.
Макс вздрогнул и поднял брови.
– Серьезная такая, и мне, если не ошибаюсь, слова за все утро не сказала. Пойдем-пойдем, не стой. Или я тебя обидела чем?
– Нет, – решился выговорить Макс. Голос был совсем чужой, и не его, и не совсем такой, каким слышался вчера, но не позорный, нормальный.
– Вот и ладушки. Не психуй, все будет, как уж ты талдычишь вечно, норм. К контрольной ты готова, к соревнованиям тоже, да и не на корову же прыгаешь, в конце концов. Что будет, то будет. Ты куда?
Макс замер и неопределенно махнул рукой в сторону дороги, которую видел из окна.
– Молодец, – сказала мама. – Машина-то здесь стоит. Садись давай.
Ее в школу на машине возят, елки, понял Макс почти без зависти. Его, насколько он помнил, не возили. Насколько он помнил, никогда. Вот сам он кого-то куда-то возил вроде – или так не бывает?
Тут Макс отвлекся на машину Настиной мамы. Тачка была зачетной – двухлитровый кроссовер с 16-клапанным движком, изменяющим фазы газораспределения в зависимости от нагрузки. Красный и совсем новенький, судя по виду и запаху. Шикарный запах нового салона не забивал даже неизбежный цветочный ароматизатор – женщина за рулем, все понятно. Жаль, что автомат, – Максу «мешалка» больше нравилась, – но, повторяем, женщина за рулем. Женщины редко выбирают «механику»: динамичность езды – одна из двух или трех вещей на свете, которые их не тревожат.
– Назад сядешь? – удивилась мама Насти.
«А что, можно вперед?» – чуть не спросил Макс и чуть не бросился к передней двери, но лишь пожал плечом и все-таки забрался на пассажирский диван, отгородившись от водительского зеркала рюкзаком не розового, слава богу, но все равно довольно адского цвета. Мама Насти хмыкнула и села за руль.
