Филип Керр - Джинн в вавилонском подземелье
Нимрод сказал Эрбену, что в контейнере раньше лежала очень ценная стеклянная бутылочка, сделанная в Египте, и что он заплатит еще пятьдесят долларов, если она найдется в целости и сохранности. Сначала Эрбен отнекивался и говорил, что больше ничего не знает. Но в конце концов признался, что видел, как такую бутылочку прятал накануне его друг Галиби. Едва он упомянул имя Галиби, остальные дети стали тревожно перешептываться. Некоторые даже заплакали. Нимрод понял, что это плохой знак.
— Где Галиби? — спросил он стоявшего перед ним оборванца Эрбена. — Я должен с ним очень срочно поговорить.
Лицо мальчика страдальчески скривилось.
— Галиби исчез.
— Поэтому ребята плачут?
— Да. Все думают, что он стал жертвой колдуна вуду.
— Вуду? Что ты имеешь в виду?
— Сам я в такие вещи не очень верю, — сказал Эрбен. — Но Галиби исчез, это факт. А другой факт, что от него теперь осталась одна только кукла.
— Можно посмотреть на эту куклу? — попросил Нимрод.
Эрбен повел Нимрода и его спутников к маленькой часовне на краю свалки, где перед примитивным крестом были выложены различные предметы, а среди них стояла статуя сантиметров шестьдесят высотой, удивительно похожая на живого мальчика лет одиннадцати, босого, в рваных джинсах и грязной футболке.
— Я не знаю, из чего сделана эта кукла, мсье, — сказал Эрбен. — Но она довольно тяжелая. И ужасно похожа на него. Особенно глаза. Видите? Прямо следят за каждым моим движением. Ну, все, понятное дело, боятся…
У Нимрода на цепочке вместе с ключами болтался крошечный фонарик. Он направил тоненький лучик в глаза статуи.
— Да уж, живее некуда, — сказал он мрачно, заметив, что зрачки статуи сужаются от яркого светового луча. Он обратился к миссис Гонт по-английски, чтобы не расстроить Эрбена. — Это он и есть.
— Ты хочешь сказать, что это — настоящий мальчик? — вскинулся Джон.
— Без сомнения. — Пребывая в глубокой задумчивости, Нимрод вынул какую-то крошку из уголка рта статуи. Сначала он решил, что это просто грязь, но на ощупь это оказалось самое настоящее насекомое, причем покрытое шоколадом.
— Что это? — удивилась Филиппа.
Нимрод настороженно обнюхал находку.
— Похоже, муравей. В шоколаде. Очень вероятно, что в нем-то и содержится диминуэндо. Если съесть такую штуку, на тебя начинает действовать джинн-заклятие, и ты постепенно уменьшаешься и превращаешься в куклу.
— Бедный! — сказала Филиппа. — Нимрод, мама, мы должны ему как-то помочь!
— Что тут поделаешь? — вздохнула миссис Гонт. — Это заклятие Иблиса. Он сотворил и скрепил его своей джинн-силой. Поэтому никто, кроме Иблиса, снять это заклятие не может. Так уж устроен мир, Филиппа.
Филиппа умоляюще посмотрела на дядю, но тот устало покачал головой:
— Твоя мать права. Но какой он все-таки злодей! Это же надо! Устроить такую подлость человеку, который выпустил его из бутылки! Мало того, что не даровал ему три желания! А вместо этого уменьшил его и превратил в живую куклу!
— Как это — в живую? — воскликнул мистер Джалобин. — Вы хотите сказать, что он может нас слышать и видеть?
— Боюсь, именно это я и имею в виду, — сказал Нимрод.
— Неужели мы ничем не можем ему помочь? — возмущенно спросил Джон.
— Не можем, пока не поймаем Иблиса, — ответил Нимрод. — В сущности, Джон, ситуация ровно такая же, как с бедным Финлеем. В сокола его превратил ты, и только ты мог снять свое заклятие.
Тут послышались детские голоса, и, обернувшись, они увидели, что к ним со всех ног бегут еще несколько оборванных ребятишек. Один из них держал в руках тот самый стеклянный флакончик, в который Нимрод заключил Иблиса в Каире прошлым летом. Крышечки на флаконе не было, а из горлышка торчал свернутый листок бумаги. Записка оказалась адресована Нимроду. Он начал читать вслух.
Мой дорогой Нимрод!
Когда ты будешь читать эту записку, меня здесь уже не будет. Но не волнуйся. И ты, и твои пакостники-племяннички увидите меня очень скоро. Даже скорее, чем ты думаешь. Говорят, детки любят кукол? Вот я и приготовил подарочек для Джона и Филиппы. Запоздалый рождественский подарок от дяди Иблиса. И пусть помнят, что им грозит, когда все мы встретимся вновь.
— Мы забираем этого ребенка с собой в Нью-Йорк, — объявила миссис Гонт.
— Но ты же вроде сказала, что мы ничем не можем ему помочь? — сказала Филиппа.
— Это было до того, как я узнала, что Иблис намерен навестить нас в Нью-Йорке, — сказала миссис Гонт. — Если он действительно появится, мы будем готовы к этой встрече. И когда мы успешно закатаем его в бутылку с отбеливателем, он, надеюсь, станет вполне сговорчив насчет бедного Галиби. — Миссис Гонт сердито закусила губу. — Пускай это будет последнее, что я успею сделать, прежде чем… — Тут она осеклась. И, поймав на себе взгляд Нимрода, добавила: — Иблис еще пожалеет, что посмел угрожать моим детям.
После Ирака, Иордании и французской Гвианы в Нью-Йорке оказалось очень холодно. Причем не только для джинн. Даже мундусяне жаловались на морозный январь. На следующий день после возвращения Джона и Филиппы градусник за окном показывал минус шестнадцать по Фаренгейту, то есть минус двадцать семь по Цельсию, а по телевизору сказали, что это самая низкая температура, когда-либо зарегистрированная в Центральном парке. И никто так не страдал от этой жуткой стужи, как Джон и Филиппа. В тех редких случаях, когда близнецы рисковали высунуть нос на улицу, они непременно клали в рюкзачки горячие саламандровы камни, которые дала им доктор Сахерторт, чтобы поддерживать высокую температуру тел. А еще в подвале их дома всегда была наготове горячая сауна, так что при необходимости они снова могли почувствовать себя настоящими джинн.
Вернувшись домой, Джон первым делом обнял папу. Живой! Джону было очень важно в этом удостовериться, потому что ему то и дело вспоминалось, как он убил седьмого хранителя Иравотума в туннеле под Самаррской башней.
— Да что с тобой? — в конце концов не выдержал мистер Гонт, поскольку Джон тщательно ощупывал его с головы до ног.
— Ничего. — Джон сиял от счастья. — Со мной все в порядке. И с тобой тоже, папа. Просто здорово видеть тебя снова.
Он продолжал радостно сиять, когда, признавшись, что сломал миниатюрную статую Свободы тут же получил от мистера Гонта наказание: никаких карманных денег на целый месяц.
— Это не смешно, Джон, — сказал отец. — Ты бы хоть потрудился изобразить, что чувствуешь себя виноватым.
— Чувствую, сэр. Виноват, сэр, — сказал Джон, сияя, как медный таз.
— Хорошо, раз ты продолжаешь веселиться, ты лишен денег на два месяца. На два месяца, слышишь?
Джон кивнул и попробовал удержать широченную улыбку.
— Слышу, сэр. Мне очень жаль, сэр. Очень жаль. — И он снова крепко обнял отца.
Монти быстро привыкла к жизни у Гонтов и ограничила свои пристрастия к убийству случайной мышью или воробьем. В отличие от Алана и Нила она не очень любила смотреть телевизор, зато ей нравилось лежать в ящике для перчаток в стенном шкафу у входной двери или греться у плиты на кухне, слушая радио вместе с миссис Трамп, которая к ней очень привязалась. Иногда кошка даже ездила с миссис Трамп к ней в гости, в квартиру в здании «Дакота», поскольку больше всего на свете Монти любила песни Джона Леннона, а миссис Трамп теперь тоже к ним пристрастилась. Иногда Монти заглядывала в кинотеатр на Восточной Восемьдесят шестой улице — если там показывали что-нибудь стоящее. Про убийства. Или про котов.
Эдвард Гонт был, конечно, счастлив воссоединиться со своими братьями, Аланом и Нилом Это в значительной мере отвлекло его от неприятного открытия, связанного с тем что его жена вновь начала пользоваться джинн-силой. Эдвард великодушно взял братьев в свой финансово-инвестиционный бизнес в качестве полноправных партнеров. Вскоре после этого Алан с Нилом перекупили самую крупную в Америке компанию по производству корма для домашних животных «Шавка энд Дворняжка», и эта сделка принесла трем братьям новые миллионы. На акционеров компании самое большое впечатление произвело доверие к продуктам компании, которое продемонстрировали Гонты на ежегодном торжественном обеде. Двое из братьев на глазах у собравшихся съели несколько фирменных блюд «Шавки энд Дворняжки»: по банке «Веселящей говядины» и «Баранины а-ля живодерня».
Тем временем миссис Гонт убедила Айшу поговорить с комитетом Джиннчёт-клуба и отменить дисквалификацию Филиппы. Кроме того, миссис Гонт отправила Мими де Гуль посылку по джинн-почте. В коробке лежал револьвер «магнум опус», принадлежавший Монтане Негодий, а также ее кожаные перчатки и три пачки сухого кошачьего корма.
Спустя две недели после возвращения домой Джон получил открытку из Каира от Финлея, который спешил похвастаться хорошими новостями. Используя систему Эдвиги, он сорвал банк в казино «Гроппи», и ифритцы запретили ему когда-либо переступать порог любого из их казино в любом конце света. Но десятки миллионов долларов уже лежат у него в кармане, так что этот запрет едва ли имеет значение. Вслед за открыткой Джон получил еще и посылку, весившую не меньше, чем отцовская гиря. В посылке оказалась статуэтка: черный сокол-сапсан сантиметров сорок высотой. К подарку Финлей приложил записку:
