Филип Пулман - Северное сияние
— Как вас зовут? — спросила она.
— Джотам Сантелиа, — ответил он.
— Я Почетный Профессор Космологии в Университете Глостера. А ты кто?
— Лира Белаква. За что вас посадили в тюрьму?
— Злоба и зависть… Откуда ты? А?
— Из Иордан-колледжа.
— Что? Из Оксфорда?
— Да.
— Этот негодяй Трелони еще там? А?
— Пальмеровский Профессор? Да, — сказала она.
— Черт возьми, неужели? Его давно полагалось отправить в отставку. Двуличный плагиатор! Шут гороховый!
Лира издала неопределенный звук.
— Опубликовал уже свою статью о гамма-фотонах? — спросил профессор, сунувшись лицом к Лире.
Она отодвинулась.
— Не знаю, — сказала она, а потом по привычке стала выдумывать:
— Нет. Теперь вспомнила. Он сказал, что должен еще проверить некоторые цифры. И… еще сказал, что собирается писать о Пыли. Вот.
— Вор! Подлец! Мерзавец! Мошенник! — закричал старик и так затрясся, что Лира испугалась: не припадок ли у него? Его деймон сонно сполз с его колен, а Профессор колотил себя кулаками по щиколоткам и брызгал слюной.
— Да, — сказала Лира, — я всегда думала, что он вор. И мошенник, и прочее.
Как ни странно было появление в его камере замызганной девочки, знавшей того самого человека, который стал для него наваждением, Почетный Профессор ни на секунду об этом не задумался. Бедный старик был безумен — и ничего удивительного, — но он мог располагать какими-то сведениями, полезными для Лиры.
Она села неподалеку от него — с таким расчетом, чтобы он не мог до нее дотронуться, но достаточно близко, чтобы видеть его при слабеньком свете, исходившем от Пантелеймона.
— Профессор Трелони особенно хвастался тем, — сказала она, — что очень хорошо знает короля медведей…
— Хвастался! А? А? Вот именно, хвастался! Да он просто попугай! И жулик! Ни одного самостоятельного исследования! Все украдено у одаренных людей!
— Да, это так, — подтвердила Лира.
— А когда сам что-то делает, получается неправильно.
— Да! Да! Вот именно! Ни таланта, ни воображения, жулик до мозга костей!
— Спорить могу, — сказала Лира, — о медведях, например, вы знаете гораздо больше его.
— О медведях, — подхватил старик.
— Ха! Я мог бы написать о них трактат! Поэтому меня и посадили сюда.
— Как это?
— Я слишком много о них знаю, и они не осмеливаются меня убить. Не осмеливаются, при том что очень хотели бы. Понимаешь, я знаю. У меня есть друзья. Да! Могущественные друзья.
— Да. И вы, наверное, прекрасный учитель, раз накопили столько познаний и опыта.
При всем своем безумии старик сохранил крохи здравого смысла: он посмотрел на Лиру пристально, как если бы заподозрил в ее словах иронию. Но она всю жизнь имела дело с подозрительными и чудаковатыми учеными — и ответила ему таким наивно-восторженным взглядом, что он успокоился.
— Учителем, — сказал он, — учителем… Да, я мог бы учить. Дайте мне хорошего ученика, и я воспламеню его мысль!
— Потому что ваши познания не должны просто так исчезнуть, — поддержала его Лира.
— Их надо передать дальше, чтобы люди вас помнили.
— Да, — он важно кивнул.
— Ты все правильно понимаешь. Как тебя зовут?
— Лира, — сообщила она еще раз.
— А про медведей вы могли бы мне объяснить?
— Про медведей… — с сомнением повторил он.
— Вообще-то я хотела бы узнать про космологию, Пыль и все такое, но ума не хватает. Для этого вам нужны умные ученики. А про медведей я бы поняла. И вы спокойно могли бы меня научить. Мы позанимались бы медведями и, может быть, до Пыли бы дошли.
Он опять кивнул.
— Да, да, думаю, ты права. Между микрокосмом и макрокосмом есть связь! Звезды, девочка, — живые существа. Ты это знаешь? Там, наверху, все живое, и у всего есть великая цель! Вселенная полна намерений, понимаешь ли. Во всем, что происходит, есть цель. Твоя цель — напомнить мне об этом. Отлично, отлично… я забыл об этом в своем отчаянии. Отлично! Превосходно, дитя мое!
— Значит, вы видели короля? Йофура Ракнисона?
— Да. О, да. Я ведь прибыл сюда по его приглашению. Он намеревался основать университет. И собирался сделать меня Вице-канцлером. То-то был бы подарок Королевскому Арктическому Обществу! А? И этому мерзавцу Трелони! Ха!
— Что же случилось?
— Меня предали ничтожества. В том числе, конечно, Трелони. Знаешь, он ведь был здесь. На Свальбарде. Чернил меня, принижал мою квалификацию. Сеял ложь и клевету! Кто нашел окончательное подтверждение гипотезы Барнарда-Стокса? Кто? Сантелиа, вот кто. Трелони не мог этого пережить. Клеветал на меня. Йофур Ракнисон бросил меня в тюрьму. Увидишь, я скоро выйду. Я буду Вице-канцлером. И пусть тогда Трелони придет ко мне просить о снисхождении! И пусть тогда Комитет Публикаций Королевского Арктического Общества попробует отвергнуть мои труды! Ха! Я всех их выведу на чистую воду!
— Я думаю, Йорек Бирнисон поверит вам, когда придет сюда, — сказала Лира.
— Йорек Бирнисон? Бессмысленно его ждать. Он никогда не вернется.
— Он уже в пути.
— Тогда его убьют. Понимаешь, он не медведь. Он изгой. Как я. Опозорен, понимаешь? Лишен всех медвежьих привилегий!
— А все-таки, если Йорек Бирнисон вернется, — сказала Лира.
— Если он вызовет Йофура Ракнисона на бой…
— Они этого не допустят, — решительно заявил профессор.
— Йофур никогда не снизойдет до того, чтобы принять вызов Йорека Бирнисона. Йорек лишен всех прав. Он все равно что тюлень теперь, или морж, — не медведь. Или хуже того: тартарин или скрелинг. Они не станут драться с ним честно, как с медведем; убьют его огнебоями еще на подходе. Никакой надежды. Никакого милосердия.
— Правда? — с отчаянием сказала Лира.
— А что с другими узниками медведей? Вы знаете, где их держат?
— Других узников?
— Ну, вроде… лорда Азриэла?
Профессора будто подменили. Он съежился, отпрянул к стене, предостерегающе покачал головой.
— Тсс! Тихо! Тебя услышат! — прошептал он.
— Почему нельзя говорить о лорде Азриэле?
— Запрещено! Очень опасно! Йофур Ракнисон запрещает о нем говорить!
— Почему? — спросила Лира, придвинувшись к нему, и тоже шепотом, чтобы не пугать старика.
— Держать лорда Азриэла под стражей — это особое задание, возложенное на Йофура Жертвенным Советом, — прошептал в ответ старик.
— Миссис Колтер лично приезжала к Йофуру и посулила ему большое вознаграждение, если он изолирует лорда Азриэла. Видишь ли, я знаю об этом, потому что тогда я сам пользовался расположением Йофура. Я встретился с миссис Колтер! Да. Имел с ней долгую беседу. Йофур был очарован ею. Беспрерывно о ней говорил. Ради нее готов на все. Если ей надо, чтобы лорда Азриэла держали за сто километров отсюда, — будут держать. Все, что угодно для миссис Колтер, все, что угодно. Он хочет назвать свою столицу в честь нее, тебе это известно?
— Значит, к лорду Азриэлу никого не допустят?
— Нет! Никогда! Но, понимаешь, лорда Азриэла он тоже боится. Йофур ведет трудную игру. Но он хитер. Он старается угодить обоим. Держит лорда Азриэла под стражей, чтобы угодить миссис Колтер; а чтобы угодить лорду Азриэлу, предоставляет ему все необходимое оборудование. Но это равновесие — ненадолго. Неустойчивое. И вашим, и нашим. А? Волновая функция этой ситуации очень скоро сожмется. Я это ответственно заявляю.
— В самом деле? — сказала Лира, но мысли ее были далеко, она напряженно обдумывала только что услышанное.
— Да. Язык моего деймона чувствует вероятности, понимаешь?
— Да. У моего тоже. Профессор, когда они нас покормят?
— Покормят нас?
— Должны же они давать нам пищу, иначе умрем. Тут на полу кости. Наверное, тюленьи, да?
— Тюленьи… Не знаю. Может быть.
Лира встала и вслепую нашла дверь. Ручки на ней, конечно, не было, не было и замочной скважины, и дверь прилегала к раме так плотно и сверху и снизу, что свет сюда не проникал. Она прижалась к металлу ухом, но ничего не услышала. Старик что-то бормотал у нее за спиной. Потом загремела его цепь — он повернулся там, устало лег и вскоре захрапел.
Она ощупью добралась до скамьи. Пантелеймон, устав светить, сделался летучей мышью, что очень устраивало его в темноте, и стал летать, тихо попискивая. Лира сидела и грызла ноготь.
Ей вдруг вспомнилось, о чем говорил тогда в Комнате Отдыха Пальмеровский Профессор. Какая-то заноза сидела у нее в голове с тех самых пор, как Йорек Бирнисон впервые упомянул о Йофуре, и теперь она вспомнила: больше всего на свете, сказал Профессор, Йофур Ракнисон хочет деймона.
Тогда она, конечно, не поняла; он говорил о панцербьёрне, это было неизвестное слово, и она не поняла, что речь идет о медведях, и думала, что Йофур Ракнисон — человек. А человек не бывает без деймона, так что все это показалось бессмыслицей.
