Дмитрий Емец - Таня Гроттер и проклятие некромага
Они летели рядом. В руках у Глеба был обездвиживающий мяч. Бейбарсов держал его равнодушно, точно примерный семьянин кочан капусты. Ну мяч. Ну обездвиживающий. Что дальше?
– Бросай, Тантал! Атакуй дракона! – ревела треть трибун.
– Отбирай у него! Перехватывай! Подрезай! Закрути некромага в воздушном потоке, и пусть он размажется о защиту! – кричали другие две трети.
Таня ринулась было на Бейбарсова: в конце концов, матч есть матч, но увидела, как Глеб удивленно поднял брови, и остановилась. Она поняла, что Бейбарсов вообще не думает сейчас о мяче.
– Мяч! Мяч! Гроттер! Гроттер! – ревели трибуны.
Множество криков сливались в гул. Таня была на гребне огромной волны. На пике ожиданий тысяч магов. На острие копья. Ее имя и этот матч войдут в историю, нужен только один шаг.
Таня снова рванулась атаковать Бейбарсова и снова в последнюю минуту слабовольно отвела смычок. Контрабас и ступа вновь летели рядом.
Трибуны неистовствовали. О магическую защиту разбивались искры, фотоаппараты, запуки. Маги вырывали скамьи. Проносясь мимо преподавательской скамьи, Таня видела распахнутый рот Соловья, удивленное лицо Тарараха, грустное – Великой Зуби. Их не понимали. Они нарушали правила, перечеркивали логику. Так не поступают! По чужим надеждам не ходят в уличной обуви.
– Мяяяяяяяч! Некромаааааааг!
Бейбарсов наконец услышал. Скользнул взглядом по скамьям. Покачал головой. Что ему были эти вопли, эти докучливые люди? Его интересовал сейчас только один человек – Таня. На остальных людей и их желания ему было плевать.
С нерешительностью, которая была ей самой противна, Таня протянула руку за мячом. Она не могла так, как Глеб. Все ее существо протестовало. Бейбарсов смотрел на нее с любопытством.
– Это для тебя ценность? Что ж! Лови! – сказал он и ловко перебросил Тане главный мяч игры.
Под ними, распахнув пасть, как раз проносился Герардион, мечтавший сожрать одного из уцелевших арбитров. Таню он не видел. Это был превосходный шанс! Трибуны стонали. Где-то в третьем секторе сломалась скамья. Ее сухой треск был похож на пистолетный выстрел. Таня испытала чувство, которое испытывает охотник, когда прямо на него выскакивает волк. Вот мяч! Вот дракон! Вот судьба матча!
Таня прижалась грудью к контрабасу и атаковала дракона сверху. Пронеслась над ним совсем близко, ощущая жар чешуи. Распахнутая пасть Герардиона оказалась совсем близко. Она не захлопнулась еще после очередной струи, которой только что был поджарен арбитр. Хрестоматийный случай, много раз разучиваемый на тренировке. Почти не задумываясь, Таня метнула мяч. Метнула, и ей вдруг стало неважно – попала она или нет. Она махнула смычком, отдавая контрабасу приказ, и стала набирать высоту.
Кажется, за ее спиной была вспышка магии. Стадион взревел, потом затих, затем снова взревел. Дракон сборной вечности медленно опустился на поле. Бесконечно длинный, извивающийся, он был похож на виноградную плеть, которую отсекли ножницами и сбросили с балкона. Затем вспыхнул и исчез. Больше он не появится. Он пропустил два мяча, а значит, для Потустороннего Мира он отыгранная карта.
«Получите то, что хотели! Получите и подавитесь!» – подумала Таня, ощущая себя гладиатором, который на потеху цирку вогнал меч в грудь лучшего друга.
Бейбарсов ждал ее, медленно скользя на ступе вдоль купола. Таня опустила глаза, всмотрелась. Она увидела шевеление на трибунах. К силовой защите поля, наступая магам на ноги, бесцеремонно пробивались Франциск и Вацлав. Боевые маги из охраны Бессмертника Кощеева тоже зашевелились, расчищая себе дорогу. Вся эта толпа рвалась на поле явно не затем, чтобы поблагодарить Таню за блестящую игру.
– Ты их видишь? Им нужен ты! – взволнованно сказала Таня.
– Жидкое зеркало в одной из комнат подвала. Безглазый Ужас знает, где я замуровал его. Я показал ему место. Отдай им его, когда все закончится, – устало произнес Бейбарсов.
– Что закончится? – не поняла Таня.
– Все, – повторил Глеб.
– Ты опасаешься, что тебя бросят в Дубодам?
– Пусть рискнут. Теперь я получил все, что имел Тантал. Остановить меня может только Сарданапал. И то не уверен, – заметил Глеб.
Таня почувствовала, что он прав, и забыла о Франциске с Вацлавом. Не стоит думать о тех, кто лишь занимает место в памяти, не давая ничего взамен. На трибунах мелькали флаги. Со скамейки Склеповой в воздух взвилась пенная струя. Склепова любила не столько пить шампанское, сколько красиво открывать его.
– Зачем ты сделал это? Зачем отдал мяч? – спросила Таня у Бейбарсова.
Она уже знала, что сегодняшний матч взорвет историю драконбола, но лично у нее ощущения победы не было. Это была подаренная победа. Кафтан с барского плеча. Копеечка для бедных.
– Считай это прощальным подарком. Все лучше, чем банальные цветы, – сказал Глеб, прочитывая ее мысли.
– Подарком? – не поняла Таня.
– Ты слышала. Я ухожу.
– Почему?
– Просто ухожу.
Таня не верила. Совсем недавно она желала, чтобы Бейбарсов оставил ее в покое, однако теперь, когда все так и случилось, она была в замешательстве. Иногда, говоря «нет», мы хотим сказать совсем другое. Как «нет» не всегда «нет», так и «да» не всегда «да». В доброй половине случаев это очень условные слова.
– Ты что, даришь меня Ваньке?
– При чем тут Ванька? Я никому тебя не дарю. Ты не вещь. Ты сама можешь выбирать, – сказал Бейбарсов.
– Не понимаю… Некромаги не уступают! Никогда! – крикнула она.
Бейбарсов презрительно вскинул рассеченную бровь.
– Сдаются те, на кого давят. Я же принял решение сам. Не думай, что мне не больно. У меня такое чувство, что я отпилил себе ногу.
Забыв о смычке, Таня опустила руку. Не понимая, что от него хотят, контрабас дернулся.
– Будь ты проклят, ты уже почти получил, что хотел! Я тебя почти люблю! – крикнула она.
Бейбарсов спокойно кивнул.
– Я знаю.
– ЗНАЕШЬ??? И что?
– И ничего. Я ухожу. Со мной у тебя нет будущего. Возможно, тебе будет больно, но в конечном итоге так лучше. Все раны затягиваются, если их не растравливать, – сказал Глеб.
Таня пожалела о своем признании. Расставаться на такой ноте всегда особенно больно. Для обоих было бы проще, если бы она его ненавидела.
Проносились смазанные лица. Кружились трибуны, подмигивали флагами сектора. Это была победа, триумф. Вспыхивая, исчезали оставшиеся игроки сборной вечности. Фаны выкрикивали ее имя. Тане все было безразлично.
– Я тебя не понимаю. Совершенно не понимаю, – сказала она устало.
Таня посмотрела вниз. Все поле уже было запружено боевыми магами. Маги суетливо строились четырехугольником, в центре которого находились Франциск и Вацлав.
– Сейчас не понимаешь, когда-нибудь поймешь. Если огонь не погаснет, дерево сгорит. Поэтому огонь, любя дерево, должен уйти. Даже если уйти для огня значит лишиться пищи и умереть. Я оставляю тебя, потому что люблю. И буду любить вечно… Пусть я сам буду вдали, действие зеркала Тантала необратимо. Ванька все больше будет походить на меня, пока не достигнет золотой середины. Чего-то среднего между Ванькой и мной. Моя связь с ним, равно как и его со мной, теперь нерасторжима. Всякий раз, когда он будет целовать тебя, – я буду это чувствовать. Всякий раз, как ты засмеешься, – я услышу твой смех. Это уже немало, если разобраться? – продолжал Глеб.
– Зачем ты мне это говоришь? Всю эту путаную чушь?
Бейбарсов продолжал смотреть на нее. Его взгляд прожигал Таню.
– Просто, чтобы ты знала. Больше слов не будет. Лучше отрубить кошке хвост сразу, чем по кускам отдавливать его в тисках… Но все же я не могу уйти просто так.
Бейбарсов коснулся ладони губами. Подул. Прощальный поцелуй обжег Тане губы, как если бы их не разделяли два метра и они не неслись под самым куполом, где ревел ветер и, дробясь, пробивались сквозь призрачную защиту солнечные лучи.
На секунду Таня закрыла глаза. Внезапно вспомнив – даже не вспомнив, ощутив, что там, впереди, стена, она резко перебросила смычок в другую руку. Контрабас круто развернулся, избежав столкновения. Таня услышала звук удара. Ступа врезалась в защитную стену и, треснув, полетела вниз. Но это было уже неважно. Ступа была пуста. Некромаг Глеб Бейбарсов исчез.
Примечания
1
Канальей рождаются, а не становятся (лат.).
2
О, если бы так все! (лат.)
3
Многое может возродиться из того, что уже умерло (лат.). Гораций. Наука поэзии.
4
Не для школы, а для жизни мы учимся (лат.). Сенека. Письма.
5
Пороки эпохи, а не человека (лат.).
6
Переноси и будь тверд, эта боль когда-нибудь принесет тебе пользу (лат.). Овидий. Любовные элегии.
7
Торопись медленно (лат.).
8
