Анатолий Мошковский - Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес

— Какие марочки! — прошептал Костик, от восхищения почесал ухо и посмотрел на Борю. — А вон и обезьяны на хвостах висят…

— Цыпленок бы с ума спятил, — сказал Боря. — Ты как считаешь?

— Спятил бы…

— А вы возьмите их. — Александра Александровна принесла ножницы. — Вырежьте, а потом отмочите…

— Спасибо! — сказал Боря. — Отнесем Вове…

— Вместо той собачки, которую ты ему обещал, — сказал Костик.

Боря нахмурился и не ответил.

Еще через час, после рассказов об Африке, нагруженные книгами, братья вышли от нее.

— Эти книги, кроме «Алисы в стране чудес», можете оставить себе, — сказала Александра Александровна, провожая их до лифта, — а эту верните — муж подарил мне еще до революции.

ЧТО ЖЕ С НИМ СТАЛО?

— Ну и бабушка! — сказал Боря дома, разглядывая картинки в книге «Маугли» и марки. — Никогда бы не подумал!

— А я и раньше это знал.

— Ты все знаешь раньше других! — Боря провел ладонью по его круглой, теплой голове.

Брат улыбнулся.

— Смотри только, если она позвонит, чтоб все сделал… Понял? Чтоб все! А встретишь на улице — сам спроси, надо ли что… Обещаешь?

— Будь спокоен.

И тогда Боря спросил:

— Слушай, а почему Александра Александровна сказала…, ну, сказала, что я стал какой-то другой?… Ну, ты помнишь это слово?…

— Удивительный?

— Ну да. — Боря поморщился от неловкости. — Что она имела в виду?

А кто ее знает! — Костик пожал плечами, но глаза его старательно скрывали улыбку.

Тогда Боря незаметно, чтоб Костик не догадался, пошел в ванную и, не зажигая света, встал у зеркала над полочкой, на которой стояли разные баночки, тюбики с мамиными кремами и пастами, а из стаканчиков торчали четыре зубные щетки — всего их семейства. И увидел в зеркале себя. Не изменился: лицо по-прежнему худое и глаза по-прежнему серые, но не такие лихорадочные, и губы стали спокойные… А все остальное как было!

Скоро пришла с работы мама. С узлом в руках. Ей открыл Костик. Он все время крутился возле и смотрел, как Боря примеряет пальто, перешитое из отцовского. Мама отошла от Бори, глянула на него, и глаза ее вдруг вспыхнули.

— Боря, что с тобой?

— А что? — Боря даже испугался немножко. — Что-нибудь не так, да?

— Нет, нет-нет, все так…

«Что ж это такое? — напряженно думал Боря. — Не только Александра Александровна, но и мама что-то увидела во мне… Но что? Что? Почему они не говорят, что с ним стало?»

Боря позволял себя в новом пальто вертеть в любые стороны, а сам украдкой поглядывал на маму, на ее лицо, на тоненькие морщинки у рта и носа. А вчера они были у нее? Не замечал. А под глазами у нее усталая синева. Да и сами глаза вроде бы помутнели от усталости.

«Мам, иди отдыхай», — хотел сказать Боря, но не сказал: почему-то было очень стыдно сказать это — ведь никогда не говорил. И разве дело только в отдыхе? Он не знал, что делать. Он вышел на кухню и увидел ведро, полное мусора. Он схватил его и побежал на лестничную площадку к мусоропроводу. И услышал сзади мамин голос: «Ну что ты, Боря, я сама», — и ему стало еще хуже, ведь это была такая мелочь. А что же не мелочь? Что настоящее?

И Боря спросил:

— Может, купить надо чего?

— Все есть, — ответила мама, — и хлеб, и масло… Вот, правда, картошки маловато. Но ничего, авось до завтра хватит. Да и тяжелая она…

— Давай я сбегаю, — сказал Боря. — Хоть десять кило…

— Ну да! Не донесешь… Лучше отдыхай… Ты уроки сделал?

— А я ему помогу, — тут же вмешался Костик.

— Без тебя справлюсь.

— Ну возьми и меня, Борь, мне скучно без тебя, — захныкал Костик, и пришлось отправиться в магазин вместе с братом.

Боря приволок целых двенадцать килограммов картошки, и мама заохала, увидев, как глубоко врезались в его пальцы ручки авоськи, оставив белые следы.

— Жив еще? — Мама пристально посмотрела на него.

— Тоже скажешь! — немножко даже обиделся Боря. — За кого ты меня принимаешь? Что еще сделать?

— Ничего больше не надо, Боря… Что это с тобой?

— А что?

— Да я так… Ничего… Ну иди к себе, поиграй с Костей.

Уходить не хотелось, но Боря ушел: ничего стоящего ведь не сделал, а надо бы что-то сделать. Но что и как? Вон какое у мамы замученное лицо; это не только потому, что у нее много дел… Боря ушел, и на сердце у него стало немного легче — совсем немножко! Но голова была ясная, спокойная. Однако не прошло и получаса, как опять в сердце пробилась и застряла какая-то тревога.

Боря уже догадывался, в чем дело. Но так не хотелось, так боязно было звонить в ее дверь — это ведь не к Геннадию и не к Александре Александровне… А надо было… Иначе не будет ему радости и веселья…

Надо!

И на следующий день, в воскресенье, Боря сказал брату:

— Может, к Наташке сходить?

— Идея! — закричал Костик. — Она так будет рада!

Боря слегка насторожился:

— Это почему же?

— Потому! — выпалил Костик. — Ты ведь давно у нее не был…

— А ты откуда знаешь?

— Хочешь, пойдем вместе?

— Нет, ты скажи, откуда ты знаешь, что я давно у нее не был?

— Да ничего я не знаю… Просто так сказал…

— А-а-а, — немного успокоился Боря, но решил ни в коем случае не брать с собой брата: не к старушке ведь идет и делать ему там нечего.

Но как пойти к ней? Что сказать? Как объяснить все? Может, на улице случайно встретится. Там все проще…

— Пойду прогуляюсь, — сказал Боря.

— А мне можно?

— Иди.

В самом деле, пусть идет, на улице он не помешает.

Они вышли. Было свежо, солнечно и не очень шумно. Костик шел рядом с ним и не мешал думать. А внутри по-прежнему что-то жгло и жгло Борю, и ему казалось, что в жизни его все не так, что он черствый, жестокий и никчемный человек. Чего-то основного, большого и главного он не сделал и даже не знал, что это и как это можно сделать…

Наташка все не попадалась. «Ну и не надо! — подумал Боря, шагая к дому. — Если она не встречается мне, то я сам пойду к ней… Да-да, пойду!»

«ЭТО Я, БОРЯ…»

Дома Боря стал разыскивать во всех углах и на полках Наташкины книжки — набралась целая стопка, — бутылочку с чернилами для авторучки, которую вот уже месяц не возвращал, и чернил за это время уменьшилось ровно наполовину; сунул в карман ее складной ножичек с синей перламутровой ручкой, рогатого чертика на резинке и решительно пошел к двери.

— Ты куда? — догнал его голос Костика.

— Скоро вернусь.

— А я? Возьми и меня… Ну возьми!

— И не проси.

— Ну, Борь… Как шел к Гене и к бабушке, так я был нужен…

— Не могу.

Боря вышел из квартиры и пошел к Наташкиной двери. В одной руке он держал ее книжки, другой потянулся к кнопке звонка и услышал, что Костик вышел из квартиры и стал возле лифта.

— Борь… Всегда ведь брал… Возьми!

— Уйди!

— Кто там? — громко спросила Наташка.

Боря открыл рот, но что-то внутри заело, и он какое-то мгновение стоял с разинутым ртом и не мог произнести ни звука. Потом произнес:

— Это я, Боря…

Дверь открылась, и он ступил через порог. Глаза его встретились с ее глазищами, удивленными и немигающими. И в них блеснула радость:

— Борь, ты?

Как будто сама не видела — или не верила? — что это он. Или, черт побери, он все еще не похож на себя?

На кого же он тогда похож?

— А кто же? — спросил он. — Кто, если не я?

— Но ты…, ты такой красивый! Ты…

— Откуда ты взяла? — сказал Боря. — Какой был, такой и есть!

— Нет, совсем не такой… Ты и раньше был…, но сейчас но сравнить… Я так и знала! Посмотри! — И она протянула ему круглое зеркальце, и Боря не узнал себя: это был он — и совсем не он! И глаза, и нос, и губы — все прежнее и все другое! Встреть он себя па улице — не сказал бы, что это он, Боря Крутиков: в глазах — блеск, спокойствие, сила, на губах — улыбка, и никакой суеты в лице!

— Выдумываешь ты все, — сказал Боря.

— Нет, Боря, правда… Я ведь всегда знала, что ты такой… Другой, чем кажешься, что Глебу далеко до тебя и что у вас с ним все было случайно и не по-настоящему…

— Ты о чем?

— Сам понимаешь… Ты что так нагрузился?

Боря шел к столу, а она за ним.

Тихо шла, бесшумно. Удивленно.

Никого, кроме нее, в квартире не было.

Он положил на стол книги и стал выгружать карманы.

— Что это за ножик? — спросила Наташка.

— Уже забыла? Не сердись на меня… Он…, ну завалялся… И за чернила…

В ее глазищах вдруг появилась грусть.

— А зачем ты все сразу? Ну зачем?

Боря промолчал.

— Книжки-то хоть прочел?

Боря хотел соврать, но не смог. Он напрягся и, весь краснея, выдавил:

— Не все… Ты прости, что кой-какие потрепались…

— Какие пустяки! — воскликнула Наташка. — Они такие и были!

— Как-нибудь вместе починим… Заклеим… Хорошо?