Алека Вольских - Мила Рудик и кристалл Фобоса

Колеса за окном тарахтели уже очень громко, казалось, что кареты прямо сейчас проезжают под окнами квартиры господина Мезарефа.

Мила бросила беглый взгляд вокруг и заметила, что почти все предметы в комнате катятся в ту же сторону, куда уехал Ромка со стулом. Скользили по полу кресла и шкафы. Кувыркались свитки. Катились чернильницы, разбрызгивая по полу чернила. С подоконника рухнул на пол горшок с кактусом. Черепки глиняного горшка разлетелись в стороны, а кактус вместе с землей беспомощно шмякнулся на деревянные доски и так и остался лежать.

Тут пол под Милой опять вздрогнул, и все вокруг понеслось в обратную сторону. Свитки, чернильницы, стулья и стол, из-под которого вовремя успел выбраться Ромка, устремились к окну — прямехонько на горемычный кактус. Мила опять потеряла равновесие и плюхнулась на спину. Ромка вначале героически упирался руками об пол, но не смог сопротивляться силе толчка и кубарем полетел к окну.

— Ай! — сказал Ромка, приземлившись на мягкое место почти в центре комнаты.

Мила осторожно повела глазами. Из окружающего беспорядка ее взгляд выхватил сморщенный под окном в горке земли кактус и остановившийся от него в полуметре круглый деревянный стол. Движение в комнате замерло.

Господин Мезареф с невозмутимым видом отпустил вешалку и, не обращая внимания на поднимающихся с пола Милу и Ромку, подошел к окну.

— Дилижансы, — усталым голосом сказал он, отодвигая стол поближе к центру комнаты. — Вечерний рейс из посольства.

Он протянул руку с волшебным перстнем в сторону кактуса. Перстень сверкнул яркой вспышкой, и тут же черепки глиняного цветочного горшка поползли к горстке земли и словно срослись друг с другом. Землю вместе с кактусом при этом засосало внутрь восстановленного горшка. Господин Мезареф наклонился, поднял горшок с пола и водрузил его обратно на подоконник.

— И так каждый день, — по-прежнему не глядя на гостей, пробурчал он с утомленным видом. — В лучшем случае это происходит раз в день. Но чаще за день мимо проезжает две, а то и три шеренги. И это только из посольства. В другой раз и одинокая какая-нибудь карета проедет.

— Что… — еле дыша, спросил Ромка, — что это значит?

Господин Мезареф с упреком посмотрел на Лапшина.

— Н-да уж… Кто здесь не живет, тот и не замечает. — Он неодобрительно качнул головой. — Что ж тут непонятного? Улица узкая. Дилижансам по ней не проехать. Вот дома и выгибаются дугой, чтобы проезд сделался шире. — И ворчливо добавил: — Ездят, ездят и даже не обращают внимания.

Теперь ребята поняли, почему господин Мезареф так ценил свои светящиеся пузыри. Лампы при такой качке просто разобьются, а горящие свечи, упав на пол, устроят пожар.

Когда усилиями хозяина комната была приведена в порядок и ребята сели на предложенные им стулья, господин Мезареф тяжело вздохнул, возвращаясь к началу их беседы.

— О Бледо Квите я вам ничего не расскажу, — сообщил он. — Я никогда не видел этого мальчика. Мне ничего не известно о нем, кроме самого факта его существования.

Ромкино лицо разочарованно вытянулось.

— Но я могу рассказать вам о его отце — Терасе Квите, — продолжал господин Мезареф. — По большому счету, в случае с семейством Квит только история Тераса и имеет значение.

Он по очереди посмотрел на своих гостей.

— Хотите ее услышать?

Мила с Ромкой быстро переглянулись и дружно кивнули в знак согласия.

Терас Квит был тихим и забитым мальчиком. Он был довольно способным учеником, но особыми талантами не блистал. Вернее, его таланты были не из тех, что производят впечатление на сверстников. Наибольшие способности с самого начала он проявлял в алхимии, и, по всей видимости, именно это сыграло с ним злую шутку. Ничего удивительного не было в том, что его способности к алхимическим наукам привели его в Золотой глаз. Можно предположить, что если б его судьба сложилась хорошо, то со временем он мог бы стать выдающимся алхимиком. Однако этого не случилось.

Златоделами чаще всего становятся дети сильные характером и властные по натуре, поэтому одноклассники Тераса не желали принять его как равного им. Тихий, слабый, невзрачный, он был жертвой беспрерывных насмешек с их стороны. Они не любили его, считали, что он недостоин быть одним из них.

Само собой разумеется, друзей у Тераса не было. Он был очень одиноким мальчиком и, кажется, просто смирился с таким положением вещей. По крайней мере, он никогда не пытался завоевать расположение своих одноклассников, наоборот — он старался держаться особняком, чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания. Но, к сожалению, однажды ему это не удалось.

В Золотом глазе, в отличие от других Домов, кроме охранников-гекатонхейров, каждую ночь следит за выходом из Золотого глаза кто-то из учеников. В ту ночь, о которой пойдет речь, это был Терас. Трое студентов, его сокурсников, дождавшись полуночи, решили выскользнуть из Золотого глаза. У молодых людей были свои планы на эту ночь — их ждали развлечения куда более интересные, чем ночной сон. Однако, к несчастью для всех, на их пути возникла неожиданная помеха в лице их тихони-одноклассника. Терас сказал, что не может выпустить их, а если они все-таки уйдут, он вынужден будет рассказать об этом декану. Троица златоделов только посмеялась над ним — разумеется, им и в голову не пришло менять свои планы. Возможно, Терас уступил бы им и не стал бы никому ничего рассказывать, но молодые люди, начав глумиться над мальчиком, уже не могли остановиться: их насмешки становились все более жестокими. Им пришло в голову проучить своего однокурсника-изгоя, и вряд ли в тот момент кто-то из них мог предположить, какие страшные последствия будет иметь их шутка.

Те три заклинания, которые выпустил каждый из них, по отдельности не несли никакой серьезной опасности, но, ударив одновременно в одну цель, они произвели чудовищный результат. Увидев выпущенные в него заклятия, Терас попытался увернуться от них, прикрываясь руками… К несчастью, его это не спасло. Лицо Тераса было обезображено до неузнаваемости.

Лучшие знахари города пытались помочь ему, но никакие зелья и антизаклятия не смогли исправить содеянного. Это был тот редкий случай, когда могущество магии оказывается бессильным. Терас был обречен до конца своей жизни оставаться уродом и видеть в обращенных к нему взглядах только отвращение.

— Дальнейшее, наверное, было неизбежно. Сделавшись чудовищем снаружи, Терас очень быстро превращался в чудовище изнутри. Он озлобился и возненавидел тех, кто был с ним одной породы, — магов. Он жаждал мести и нашел способ утолить свою жажду, присоединившись к Гильдии. Терас был не первым, кто перешел на их сторону, но он единственный сделал это не из страха, а из ненависти.

— Но ведь все маги не виноваты в том, что сделали с ним те трое златоделов! — воскликнул возмущенно Ромка. — Как он мог пойти на такое предательство!?

Господин Мезареф хмуро посмотрел на Лапшина.

— Ты невнимательно слушал меня, юноша, — сказал он. — Терас с самого начала был изгоем среди магов. Он всегда чувствовал себя здесь чужим. В нем жила обида на подобных ему, потому что они всегда отвергали его. Но он не был злым мальчиком. Злость родилась в тот момент, когда его превратили в чудовище, в урода, обреченного быть таким всю жизнь.

— Но ведь они сделали это случайно, — не сдавался Ромка, хотя голос его уже не звучал столь же уверенно.

— Для Тераса все выглядело совсем иначе, — покачал головой господин Мезареф. — Для него эта «шутка» была лишь звеном в цепи многолетних насмешек. Только она стала последней и самой жестокой шуткой в его жизни.

В комнате воцарилось молчание. Мила невольно сравнивала Бледо с его отцом. Среди таких же, как он, златоделов Бледо, как и его отец когда-то, был изгоем. Они не знали того, что теперь было известно Миле с Ромкой, они издевались над ним даже не потому, что он был сыном предателя и пособника Гильдии. Они унижали его только по той причине, что он был слабее их. А что, если однажды Бледо озлобится против таких же, как он, магов, как когда-то озлобился его отец? Да, Терас Квит был предателем, но он не сам сделал этот шаг — его подтолкнули к этому. С ним поступили просто ужасно.

— Скажите, господин Мезареф, — Мила подняла глаза на старика, — а что случилось с теми тремя студентами из Золотого глаза? Их наказали?

Эш Мезареф невесело усмехнулся.

— Да, они были наказаны, — ответил он. — Их наказал Терас.

Бывший профессор алхимии встал со стула и медленной тяжелой походкой подошел к окну. Мила и Ромка проследили за ним взглядом.

— Однажды Терас пришел ко мне в гости, — сказал господин Мезареф, глядя в окно. — Сюда. В эту комнату. Я, наверное, был единственным человеком, к которому он мог прийти, как к другу, поскольку я видел в нем талантливого алхимика и поддерживал его, как мог. Он подошел к этому самому окну и без всякого выражения в голосе сказал мне, что он отомстил. Те трое были первыми, кого выдал Гильдии Терас. Одного из них вскоре нашли мертвым с Черной Меткой Гильдии на груди, двое других бесследно исчезли. Подозреваю, что они нашли свою смерть в подвалах Гильдии. Страшно даже представить, что им пришлось пережить там.