Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»

Надж перебивает мои невеселые мысли:

— Макс, это тебе Голос дорогу подсказал?

— Более или менее.

— Слушай больше свой Голос! — ворчит Игги, но мне не до него. Хрен с ним, пускай иронизирует.

С каждым шагом Институт все ближе. Я это чувствую каждым нервом, каждой клеточкой мозга. Может быть, мы вот-вот вступим в последнюю, в самую важную в нашей жизни битву. Пусть ценой жизни, но узнаем ответы на самые важные вопросы, которые уже много лет не дают нам покоя. Кто мы? Как они убедили наших родителей от нас отказаться? Кто привил нам птичью ДНК?

Я лично гоню от себя мысли про своих родителей. Хватит ли у меня сил справиться с правдой? Что-то я не очень в этом уверена. Так что лучше вообще ничего не знать. Но всем своим существом я жажду ответов на остальные наши «как?» и «почему?». Мне нужны имена. Я хочу знать, кто в ответе за все эти «эксперименты». Я хочу знать, где и как найти этих извергов.

Стоп. Туннель разветвляется.

— Нам направо, туда, где сняты рельсы.

Ангел шлепает рядом, доверчиво сжимая мне руку; Газ, все еще сонный, то и дело спотыкается; Игги легко держит Клыка за ремень и уверенно следует за ним по пятам.

И все мы внимательно смотрим под ноги. Где-то здесь должна быть ржавая решетка люка. Я видела ее во сне на развилке туннеля. Значит, искать надо тут. Но никакого ржавого люка не видно. Останавливаюсь, и вместе со мной тормозит вся команда.

— Я ее именно здесь и видела. Она должна быть здесь, бормочу я себе под нос.

Макс, не думай о том, что должно быть. Думай о том, что есть.

— Как мне надоели твои вечные загадки! Почему по-простому не сказать: ищи там-то и там-то!

Ладно, надо хорошенько посмотреть, что же тут все-таки ЕСТЬ. Закрыв глаза, пытаюсь почувствовать, где я и что вокруг меня. Я словно впитываю в себя этот грязный туннель, со всеми его проводами по стенам, рытвинами да ухабами. Ничего.

Упрямо двигаюсь вперед. Глаз не открываю, иду ощупью. Надо перестать смотреть — надо начать чувствовать. Вдруг какой-то мощный инстинкт пригвоздил мои ноги к земле. Стоп! Это здесь! Опускаю вниз голову. Вот она! Под слоем грязи прямо у меня под ногами неясное очертание ржавой круглой крышки люка.

Значит, не обманули меня сны и предчувствия, значит, все-таки есть во мне какие-то дарования и таланты! Что, Джеб, ты теперь скажешь про мои интеллектуальные способности?

— Ребята, сюда! — зову я к себе стаю.

Крышка поднялась легко. Едва только Клык, Игги и я потянули ее на себя, проржавевшие винты рассыпались в прах. Отодвинув ее в сторону, заглянули в глубокий бетонный колодец.

Все, теперь поздно раздумывать. Решительно ставлю ногу на встроенную в бетон стальную ступеньку и берусь руками за поручень — первый шаг в самое чрево Нью-Йорка.

Это моя судьба!

Какая бы она ни была, я должна задать Голосу этот единственный вопрос:

— Скажи мне, я умру? Скажи мне, разве все это затеяно только ради моей смерти?

Наконец он отзывается: Да, Макс, умрешь. Как все когда-нибудь умрут. Умрешь и ты.

Спасибо тебе, Конфуций!

Не знаю, насколько тебя это удивит, дорогой читатель, но канализационная система восьмимиллионного города еще менее приятна глазу, обонянию и всем прочим чувствам, чем ты это можешь себе представить.

Один за другим, все ниже и ниже спускаемся в колодец. На скользком, выложенном плиткой уступе шириной фута в два, не больше — передышка. Вверху над головой свод туннеля, далеко внизу под нами — стремительные потоки нечистот.

— Фу, какая грязища, — брезгливо морщится Надж. — Мы когда отсюда вылезем, надо будет всех дезинфицировать. Где, интересно, на Манхэттене хлорку продают?

Ангел запихивает Селесту подальше под рубашку, а Газман теребит мне рукав:

— Макс, смотри, вон там! Это что, крысы?

Этого нам только не хватало… При слове «крысы» я готова завизжать, как самая обыкновенная девчонка-недотрога. Но я беру себя в руки:

— Ага, одно из двух, или крысы, или мыши на стероидах. Не задерживайтесь, пора двигаться дальше.

Еще несколько десятков метров вниз — и мы на перекрестке следующего слоя туннелей. Поколебавшись, сворачиваю налево и через несколько минут останавливаюсь в полном замешательстве.

Эй, Голос, не подбросишь ли подсказочку?

Никакой надежды на ответ у меня нет. Да и какой толк от его ответов, если он только загадками говорить умеет.

И тут взгляд мой падает вниз. У меня от страха и недоумения перехватывает дыхание. Что это, мираж, наваждение или я снова брежу?

Я стою на прозрачной платформе, висящей в воздухе над канализацией. Внизу в окружении стаи с видом загнанного зверя стоит еще одна Макс. Клык протягивает к ней руку. Я чувствую его прикосновение, но я одна. Со мной никого нет, они все — там, внизу.

Когда же ты, наконец, начнешь мне доверять, Макс? — говорит Голос. — И когда ты, наконец, начнешь доверять себе самой?

— Может быть, когда я, наконец, перестану думать, что совершенно спятила, — огрызаюсь я.

Беру себя в руки и снова смотрю вниз сквозь прозрачную платформу.

Там, где мы прошли, слабо прорисовываются едва заметные световые линии. Точно указывая путь, продолжают прорастать внутрь туннеля.

Смотрю наверх — никакого тебе стеклянного свода — только покрытая многолетней плесенью грязная арка желтого кирпича. Клык все еще держит меня за руку:

— Макс, мы что-то здесь застоялись. Куда теперь? Что с тобой происходит?

— Даже и объяснять не буду, — я вытираю со лба липкий пот. — Как вылезем, сдавай меня скорее в психушку.

Делаю шаг вперед и устремляюсь в туннель, увлекая за собой всю стаю. Какие-то отсеки трубы тускло освещены светом, сочащимся из люков, какие-то совершенно тонут в темноте. Но больше я ни разу не почувствовала себя потерянной, ни разу не утратила почву под ногами, ни разу не зашла в тупик. Пройдя многие мили, я останавливаюсь. Но на сей раз не потому, что потерялась, а потому, что знаю: пришла пора остановиться.

Встали. Озираемся вокруг в темноте, переминаемся с ноги на ногу, отпугивая крыс. И тут я понимаю, почему мы здесь.

Вот она! Глубоко утопленная в стену и почти совершенно скрытая омерзительными наслоениями грязи! Железная дверь!

Ребята! Мы у цели!

Подожди-подожди, дорогой читатель. Не слишком-то обольщайся. Дверь, конечно же, заперта.

— Так, кто из нас может открывать замки усилием воли? Так я и знала — никто! Тогда пусть Игги попробует свои механические методы.

Мягко подвожу Игги к двери. Его чувствительные пальцы ощупывают любую неровность, шероховатость и застывают над замочной скважиной.

Потом он деловито вытаскивает из кармана набор отмычек. Седьмое чувство подсказало мне, что они непременно найдутся в одном из его карманов. Хотя эти отмычки я НАВСЕГДА конфисковала у него несколько месяцев назад, когда он дома открыл ими дверь моего запертого шкафа.

Дом… Про дом пора забыть навсегда. У вас больше нет никакого дома. Вы теперь все без-дом-ны-е.

Игги тщательно подбирает нужный инструмент. Вытаскивает один, подумав, кладет его обратно и достает другой.

Ангел переминается с ноги на ногу и нервно ежится, глядя на крыс, которых собирается вокруг нас все больше и больше.

— Они сейчас на нас набросятся, — испуганно шепчет она мне на ухо, — я их мысли тоже читать могу.

— Нет, моя хорошая, они просто нас боятся. Они ведь никогда не видели таких огромных и уродливых существ, как мы.

Она награждает меня слабой улыбкой:

— Правда, мы для них уроды?

Замок занял у Игги три минуты — персональный рекорд. На полторы минуты меньше, чем потребовалось ему, чтобы совладать с тремя замками в моем шкафу.

Но замок — это полдела. На двери нет ручки, и ухватиться, чтобы ее открыть, не за что. Игги, Клык и я как могли зацепились за край ногтями. Медленно-медленно, сантиметр за сантиметром тяжеленная дверь поддается и ползет в сторону.

За ней темная, бесконечно длинная лестница, круто уходящая вниз. Куда же еще?

— Красота! Этого нам только не хватало! — присвистнул Клык. — Спуск в темное царство.

— Макс, ты первая?

Странный вопрос. Конечно, а кто же еще? И я делаю первый шаг.

Макс, теперь ты сама по себе. Я тебе больше не помощник, — говорит Голос. — До встречи!

Опять болит голова. Сильнее прежнего. Превозмогая стук в висках, подгоняю наших:

— Давайте, давайте! Смелей!

Если канализационный туннель еще освещали какие-то отблески света, то здесь мы оказались в кромешной темноте. По счастью, в темноте все мы неплохо видим, особенно Игги.

Ступеням нет ни конца, ни края. Спускаемся, будто в ад.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что ты делаешь? — осторожно спрашивает Клык.