Рик Риордан - Перси Джексон и последнее пророчество
— Мои охотницы организуют тут защиту, — перебила его Талия. — Аннабет и Перси, вы идите на Олимп. У меня такое чувство, что вы там будете нужнее… чтобы воздвигнуть последнюю линию обороны.
Швейцар из холла исчез. Его книга лежала раскрытой на столе, а стул был пуст. Но остальная часть холла была битком набита ранеными обитателями лагеря, охотницами и сатирами.
У лифта нас встретили Коннор и Тревис Стоуллы.
— Это правда? — спросил Коннор. — Насчет Силены?
Я кивнул.
— Она умерла героем.
— Я еще слышал… — Тревис неловко переступил с ноги на ногу.
— Это всё, — оборвал его я. — Конец истории.
— Ну да, — пробормотал Тревис. — Слушай, мы так думаем, у армии титанов будут трудности с лифтами. Им придется подниматься по несколько штук зараз. А великаны сюда вообще не влезут.
— Это самое большое наше преимущество, — сказал я. — Есть какой-либо способ вывести лифт из строя?
— Он волшебный, — пояснил Тревис. — Обычно для этого нужен ключ-карта, но швейцар куда-то исчез. Это значит, что защитные системы выходят из строя. Теперь любой может войти в лифт и подняться наверх.
— Значит, мы должны не подпускать их к дверям. Мы запрем их в холле.
— Нам нужно подкрепление. Они всё наступают и наступают. В конечном счете они нас подавят!
— У нас нет подкрепления, — жалобно сказал брату Коннор.
Я посмотрел на Миссис О’Лири, она стояла снаружи у стеклянных дверей и обильно вымазывала их липкой собачьей слюной.
— Может быть, это не так, — проговорил я.
Выйдя на улицу, я положил руку на морду адской гончей. Хирон перевязал ей лапу, но она все еще прихрамывала. Шерсть ее была покрыта грязью, листьями, кусками пиццы и засохшей кровью монстров.
— Привет, девочка. — Я старался говорить жизнерадостным тоном. — Я знаю, что ты устала, но я хочу попросить тебя о еще одной большой услуге.
Я потянулся к ней и зашептал ей в ухо.
Как только Миссис О’Лири отправилась в путешествие по теням, я присоединился к Аннабет. По пути к лифту мы увидели Гроувера, склонившегося над толстым раненым сатиром.
— Леней! — воскликнул я.
Выглядел старый сатир ужасно. Губы у него посинели. Из живота торчало поломанное копье, а козлиные волосатые ноги от боли выкрутились под неестественным углом.
Он попытался сфокусировать на нас взгляд, но, я думаю, он нас не видел.
— Гроувер? — пробормотал он.
— Я здесь, Леней.
Гроувер глотал слезы, хотя Леней в свое время и говорил про него всякие гадости.
— Мы… мы победили?
— Гм… да, — солгал Гроувер. — Благодаря тебе, Леней. Мы прогнали врага.
— Я же тебе говорил, — пробормотал старый сатир. — Настоящий вожак. Настоящий…
И глаза его закрылись навсегда.
Гроувер всхлипнул. Он положил ладонь на лоб Ленея и произнес древнее благословение. Тело старого сатира растворилось — остался только саженец на горке свежей земли.
— Лавр, — с трепетом проговорил Гроувер. — Теперь старый козел счастлив.
Он взял саженец в руки.
— Я… посажу его на Олимпе. В саду.
— Мы как раз туда и направляемся. Идем, — сказал я.
В поднимающемся лифте тихонько играла музыка. Я вспомнил свое первое посещение Олимпа — мне тогда было двенадцать. В тот раз Аннабет и Гроувер не сопровождали меня. Я был рад, что сегодня они со мной. Меня одолевало предчувствие, что это наше последнее совместное приключение.
— Перси, — тихо обратилась ко мне Аннабет. — Ты был прав насчет Луки. — Это были ее первые слова после смерти Силены Боргард.
Она, не отрываясь, смотрела на указатель этажей — там сменялись волшебные цифры: 400,450, 500.
Мы с Гроувером переглянулись.
— Аннабет, — начал я, — мне очень жаль…
— Ты пытался мне сказать, — голос у нее дрожал, — что Лука плохой. Я тебе не верила, пока… пока не узнала, как он использовал Силену. Теперь я знаю. Надеюсь, ты счастлив.
— Невелико счастье.
Аннабет оперлась рукой о стенку лифта, стараясь не смотреть на меня.
Гроувер осторожно держал в руках саженец.
— Что ж… конечно, хорошо снова быть вместе. Спорить. Почти погибать. Побеждать страх. Ой, смотрите — приехали.
Раздался звоночек, дверь открылась, и мы вышли на повисшие в воздухе мостки.
Не часто Олимп производит гнетущее впечатление, но теперь именно так он и выглядел. Горели жаровни. Окна были темны. На улицах пусто. Двери забиты. Если и было где какое движение, так только в парке — там оборудовали госпиталь, в котором суетились Уилл Солас и другие дети Аполлона — ухаживали за ранеными. Наяды и дриады пытались с помощью природных заклинаний вылечить ожоги и травмы, нанесенные ядом.
Гроувер занялся своим саженцем, а мы с Аннабет обходили раненых, стараясь их подбодрить. Я видел сатира со сломанной ногой, полукровку, всего забинтованного — с головы до ног, видел тело, укрытое золотым погребальным саваном домика Аполлона. Я не знал, кто там, под этим саваном, и не хотел узнавать.
У меня камень лежал на сердце, но мы старались найти подбадривающие слова.
— Да ты и глазом не успеешь моргнуть, как снова будешь в строю, сражаться с титанами! — сказал я одному из ребят.
— Ну, ты прекрасно выглядишь, — похвалила другого Аннабет.
— Леней стал лавром, — рассказывал Гроувер одному стонущему сатиру.
Я нашел Поллукса, сына Диониса, — он сидел, прислонившись спиной к дереву. У него была сломана рука — можно сказать, легко отделался.
— Я еще могу сражаться другой рукой, — пробормотал он, скрежеща зубами.
— Нет, с тебя уже хватит. Я хочу, чтобы ты остался здесь и помог ухаживать за ранеными.
— Но…
— Обещай мне, что никуда не будешь соваться, — попросил я. — Ладно? Уж окажи мне такую услугу.
Поллукс нахмурился.
Мы вовсе не были близкими друзьями, но я не собирался ему говорить, что это просьба его отца, — зачем ставить парня в неловкое положение. Наконец он пообещал исполнить мою просьбу, и когда снова откинулся к стволу дерева, я увидел, что сделал он это с облегчением.
Мы втроем — Аннабет, Гроувер и я — приближались к дворцу, цели Кроноса. Как только он доберется до лифта и поднимется сюда, — а у меня не оставалось сомнений, что он так или иначе доберется, — он уничтожит тронный зал богов, их центр власти.
Бронзовые двери со скрипом открылись. Наши шаги по мраморному полу гулким эхом разносились по громадному залу, на потолке которого холодно мигали созвездия. В очаге остались лишь красноватые угли. Рядом с ним сидела, дрожа и скрючившись, Гестия в образе маленькой девочки в коричневом платье. В водяной сфере печально плавал Офиотавр. Он вяло замычал, увидев меня.
В слабом свете очага троны отбрасывали зловещие тени, похожие на руки, пытающиеся схватить пришельца.
У трона Зевса, глядя на звезды, стояла Рейчел Элизабет Дэр, держа в руках греческую вазу.
— Рейчел? — удивился я. — Что ты здесь делаешь с этой вазой?
Она посмотрела на меня — взгляд такой, будто еще не успела проснуться.
— Я ее нашла. Ведь это кувшин Пандоры.
Глаза ее горели ярче, чем обычно, и перед моим мысленным взором почему-то мелькнуло воспоминание о заплесневелых сэндвичах и сожженном печенье.
— Поставь этот кувшин на пол, пожалуйста, — сказал я.
— Я вижу в нем Надежду, — проговорила Рейчел, поглаживая пальцами рисунок на керамике. — Такую хрупкую.
— Рейчел!
Мой голос словно вернул ее к реальности — она протянула мне кувшин, и я взял его. Керамика была холодна как лед.
— Гроувер, — пробормотала Аннабет. — Давай пошарим во дворце — может, найдем где-нибудь греческий огонь или ловушки Гефеста.
— Но… — Аннабет толкнула его в бок локтем. — Ах да, — воскликнул он. — Обожаю ловушки!
Она выволокла его из тронного зала.
Гестия сидела у огня, сгорбившись и покачиваясь из стороны в сторону.
— Идем, — сказал я Рейчел. — Познакомлю тебя кое с кем.
Мы сели рядом с богиней.
— Госпожа Гестия, — позвал я.
— Привет, Перси Джексон, — пробормотала богиня. — Холодает. Поддерживать огонь в очаге все труднее.
— Я знаю. Титаны уже рядом.
Гестия посмотрела на Рейчел.
— Привет, моя дорогая. Наконец-то ты пришла к нашему очагу.
— Ты ждала меня? — недоуменно заморгала Рейчел.
Гестия вытянула руки, и угли замерцали сильнее. Я увидел видения в язычках пламени: мама, Пол и я на День благодарения сидим за обедом в нашей кухне; мы с друзьями вокруг костра в Лагере полукровок, поем песни и поджариваем в огне на прутиках маршмаллоу; мы с Рейчел едем вдоль берега на «приусе» Пола.
Не знаю, видела ли Рейчел то же самое, но я почувствовал, как напряглись ее плечи. Казалось, что по ее телу разлилось тепло от огня.
— Чтобы занять свое место у очага, — сказала ей Гестия, — ты должна забыть о том, что тебя отвлекает. Только так сможешь ты выжить.
