Владимир Кузьмин - Зачёт по выживанию
Тем не менее к походу начали готовиться. Каждому была поставлена задача закрепить то, чему он успел научиться, порой и невольно и по возможности овладеть умениями других. Сформировать три штурмовые группы, способные в случае чего долго держать круговую оборону. Продумать до мелочей все, что может понадобиться в пути.
Так что они учились, учили друг друга и готовились.
Дядя Сережа составил невероятно длинный список необходимых вещей, который вскоре сократился более чем в два раза. По причине невозможности изготовления. Огромная нагрузка легла на Эльзу. Ей предстояло вырастить очень и очень многое. Начиная от волокна для плетения сверхпрочных веревок — помимо прочих прелестей спуск в каньон представлял собой крутой и слишком глубокий даже для Войцека обрыв, и кончая доспехами, обувью и оружием.
Останавливались вроде как для отдыха, а получилось, что заняты все были часов по восемнадцать в сутки. Да еще и на разведку постоянно отправлялись.
Впрочем, для Семки разведка была отдыхом и забавой. В состоянии отделенного сознания опасность могла угрожать лишь его телу, а оно все время было под хорошим присмотром. Так что, кроме него самого, никто с ним плохого не сотворил бы. Но он и сам старался не наделать ненароком со своим телом ненужного, тренировал метаморфозы лишь «бодрствуя», находясь в нем.
Но очень скоро выяснилось, что и отделенное сознание вполне уязвимо.
Семку спасла чистая случайность.
Он в тот раз опять увлекся. Наблюдал, как целая делянка кувыркачей перебиралась на новое место. Кувыркач на первый взгляд дерево. Неказистое, невысокое, но все как положено. Ствол потоньше в середке и потолще снизу и сверху. Снизу корни, сверху ветки. Пучком торчат. Листики тоже обыкновенные, вроде как у ветлы.
Но временами на них находит охота к перемене мест. Тогда кувыркач изгибается, дотягивается ветками до земли, вкапывается, а корни, наоборот, выдергивает. При высоте метра в два он таким образом на метр примерно передвигается. Если нужно, то еще хоть сотню кувырков сделает. Забавно, что ему без разницы на чем остановиться, хоть на корнях, хоть на голове. Ветки тут же превращаются в корни, а на корнях в считаные минуты вырастают листики. Обычно они по одному кувыркаются, и недалеко, а тут вся рощица особей в сорок, словно стадо, с одного луга на другой стала перебираться.
Семену было интересно, где они остановятся, чтобы понять, чем это место лучше прежнего. Но новое место для него лично ничем лучше прежнего не показалось.
Разве что вблизи произростало еще одно лесное диво — бочковое дерево. Оно бы тоже не слишком выделялось ни размерами, ни всем прочим. Ну, относительно высокое для этой части джунглей, ну, вместо веток в разные стороны торчат большие, как лопухи, листья. Но на верхушке у него прилеплен бочонок. Зачем он ему нужен, что в нем за огурцы солят, ответить некому.
Семка уже собрался перебраться в новый квадрат, но ему показалось — именно что не почувствовал, не увидел, а просто показалось, — что за одним из этих деревьев кто-то есть. Он «присмотрелся» внимательнее и очень удивился, потому что не понял, есть там кто или хотя бы что или нет, а такое случалось чрезвычайно редко.
Он чуть переместился в пространстве, чтобы поглядеть прямым взглядом, и снова ему показалось, что кто-то там есть, но теперь уже по другую сторону дерева. Он переместился быстрым скачком, ощущение чужого присутствия на миг сделалось слегка отчетливее, но тут же некто исчез за соседним деревом.
Они поиграли в прятки минут пять, Семка вошел в азарт и несколько раз сиганул туда-сюда-обратно-вправо-влево, чтобы сбить прячущегося от него с толку. Кажется, ему это удалось, и он был уверен, что сейчас-то хоть как угодно, одним из доступных способов или всеми разом, но разглядит этого игруна. Но тут в глазах зарябило. Причем не просто так, а словно картинка на телеэкране, когда возникает помеха. То есть изображение хоть в обычном видении, хоть в сканирующем взгляде вдруг стало рассыпаться на квадратики и разлетаться в разные стороны. На Семку накатила волна страха, оттого что на кусочки разлеталось не только то, что он видит, но и он сам. То есть не сам, а его сознание. Вот ты был целым, а сейчас тебя десять тысяч кусочков. Каждый вроде бы ты целиком, но какой-то неяркий, слабый, с каждым мгновением тупеющий, теряющий способность осознавать хоть себя, хоть мир вокруг.
На остатках соображения Семен задергался, пытаясь собрать себя в целое, пусть абсолютно не понимал, как это сделать. Ему странным образом это удалось. Но тут он стал разваливаться повторно и уже не на квадратики, а просто-таки на конфетти.
Еще миг и... он даже не мог додумать, что будет с ним через миг, а уж предпринять что-либо не сумел бы ни за какие коврижки. И тут его отпустило. Некоторое время его «Я» собиралось в кучку неспешно, вроде бы само по себе, затем к нему вернулась способность соображать, и он стал тянуться к своим кусочкам, стремясь не дать им разлететься и затеряться.
После целую вечность он приходил в себя. Решил было, что его просто поучили не совать нос в чужие дела и тем все закончится. Но тут его стали разлагать на атомы в третий раз. Очень не спеша, он даже уловил, откуда идет эта атака, и чуть-чуть увидел обидчика. Точнее понял, что оно не является ни растением, ни зверем, а представляет собой нечто, подобное ему сейчас. То есть сознание, отделенное от плоти. Кстати, есть ли эта плоть или это сознание гуляет само по себе, как та кошка, осталось непонятным, да и не особо сейчас Семена Кольцова волновало. Равно как то, насколько это сознание умное-разумное. Он ощущал, что на сей раз потеряет себя окончательно. На краткое мгновение даже успел себе представить свое тело, в котором совершенно не осталось ума, и ему эта картинка очень не понравилась. Только вот поделать он ничегошеньки не мог, потому что волю его парализовало, да и не знал он, что тут возможно предпринять, как остановить это истекание атомов, или фотонов-бозоннов, или битов-байтов, составляющих его сознание, его разум, саму его сущность. А может и душу, про которую он никогда не задумывался, но ведь никто не знает по ее поводу ничего в точности.
И тут он ощутил, что его противника кто-то ударил. Примерно так, как он долбил по Семке. Да не с одной стороны, а с нескольких сразу. Семена, как говорится, отпустило, и он сбежал, не желая знать, чем тут дело закончится. Тем более что имел веские основания полагать, что это не за него заступились, а воспользовались тем, что он отвлекал своего врага. А враг твоего врага далеко не всегда твой друг.
У него даже мысли не возникло умолчать об этом происшествии, хотя подозревал, что его рассказу могут и не поверить. То есть найдутся те, кто повертит пальцем у виска.
Остаток дня Кольцов ходил как пришибленный, пытаясь понять, много из него вылетело и что именно, как этот случай повлияет на его умственные способности, а может, и на какие иные. Он уже начал психовать, пока не понял, что начисто забыл сегодняшнее утро. Семка вздохнул с облегчением — не велика плата! И даже не стал ни у кого выспрашивать, что же было с утра и почти до обеда.
Тем более что главное выяснилось вскоре само по себе. Оказалось, что у них в Лагере введено военное положение. Правильнее было бы сказать, что дядя Сережа по согласованию с Антоном Олеговичем ввел военную подготовку, но как это уже давно повелось, многие вещи они называли неправильно и неточно и мгновенно к этим неправильным названиям привыкали.
Началось все с построения, чего у них никогда не водилось. Обычно вечером или по мере надобности все собирались на обеденном месте, где можно было присесть, и проводили совещания, обсуждали и составляли планы, графики дежурства, делились новостями. Так что построение энтузиазма не вызвало, зато вызвало море шуточек.
— Отставить скалить зубы! — рявкнул дядя Сережа так, что большинство вздрогнуло.
А дядя Сережа прошел вдоль неровного строя, в котором стояли все, включая Антона Олеговича и фрау Вибе. Под его взглядом невольно подтягивались и выравнивали строй. Вот тебе и тюфяк добренький дядя Сережа!
— Оно вон как сложилось, — сказал дядя Сережа. — Будучи человеком сугубо гражданским по натуре, я тут у нас оказался самым подготовленным в армейском смысле.
— Это вы когда в джунглях Южной Америки воевали?
— Чтобы задать вопрос, нужно получить на это разрешение, а не перебивать старшего по должности и по званию. Ну и по возрасту. Понятно, курсант Русаков?
— Да. То есть так точно.
— Вот умница, на лету схватываешь. Ну да дисциплина вещь необходимая, а она с мелочей начинается. Но раз ты уяснил, то не стану заставлять тебя спрашивать разрешения и снова задавать свой вопрос, для других это оставим. Докладываю: в армии я служил. Давно. В ракетных войсках. А в сельве оказался случайно. Скажем так, группа наших гражданских специалистов оказалась заложниками одной плохой, но отлично вооруженной банды. Были присланы наши солдаты из соответствующего подразделения, они и вырвали нас из лап заложников ... э-э-э ... из лап бандитов, сделавших нас заложниками. Но не все прошло гладко, вертолетов мы не дождались, и нам пришлось пару месяцев тащиться по сельве. Сельва, кому неизвестно, — те же джунгли, и с ними самими нужно воевать уметь. За свою, так сказать, жизнь. А нас почти месяц преследовали бандиты, так что уходили мы с боями. Был момент, когда и мне пришлось перестать быть обузой и снова стать солдатом. Я за те два месяца научился столь многому, и оно так в голове прочно осело, что я рискнул заняться разработкой нашей тактики продвижения по гранд-каньону. С учетом специфики. Антон Олегович мои предложения одобрил, ну и приказал заняться с личным составом отработкой тактического взаимодействия. Это если кратко. А подробно вы все уясните на своих шкурках в ближайшее время. Это понятно?
