Владислав Крапивин - Застава на Якорном поле (Сборник)
— Это плохо, — обеспокоенно сказал мальчик.
— Так что без буфета нам, голубчик, не обойтись.
— Но котлеты я больше есть не буду. От них до сих пор в желудке тошно. Лучше уж вафли с чаем.
— Это неважно, — тихо сказал Пассажир. — Главное, чтобы все вернулось на круги своя…
— Что?! Пароход в Лисьи Норы вернется?
— Да нет, это я о своем… Не обращай внимания.
Мальчик послушал, как работает машина. Не уловив в ее ритме сбоев, решил, что опасения напрасны, и опять устроился с ногами на скамейке, посмотрел вверх.
Темная фигурка по-прежнему рисовалась на зеленоватом небе. Неподвижная… И вновь мальчик ощутил беспокойство. Словно тому, кто стоял на обрыве, что-то грозило.
Мыс уже отходил назад. Край обрыва менял очертания. Квадратный зубец сближался с силуэтом, грозя через полминуты закрыть его. Звездочка была теперь далеко в стороне.
Мальчику хотелось, чтобы стоявший на кромке ушел оттуда раньше, чем скала скроет его из виду. Но тот не шевелился.
— Стоит и стоит… — прошептал мальчик.
— Стоит, — неожиданно громко отозвался Пассажир. — Куда же ему деваться…
— Почему «куда деваться»?
— Это же бронза. Скульптура.
— Да?! — удивленно и с облегчением сказал мальчик.
— Многим кажется, что просто человек на обрыве…
— Мне даже показалось, что он шевелился. Будто рукой махнул… Перед тем как тут эта пошла, из буфета.
— Издалека да в сумерках что не почудится…
Темный выступ на обрыве наконец плавно закрыл скульптуру.
— А я-то думал… — сказал мальчик. — Будто мальчишка там.
— Ну, так и есть. Бронзовый мальчик, ростом с тебя.
— Значит, там парк? Или пионерский лагерь?
— Нет, место глухое. Но раньше был город…
— Как это… был? А куда девался?
— Обезлюдел понемногу, разрушился. Остатки война сровняла… А памятник вот сохранился.
— Памятник?
— Да, памятник мальчику. Жителю этого города… Кстати, место до сих пор так и называется — мыс Город. Только об этом не все знают… Ты ведь не знал, верно? — Вопрос прозвучал странно, с вкрадчивой интонацией.
— Я не знал, — насупился мальчик. — Я первый раз тут плыву. В Лисьи Норы я на поезде ехал… И вообще мы в этих краях недавно, а раньше в Тюмени жили…
— Про город на мысу и местные-то жители почти не помнят.
— Значит, он древний?
— Отнюдь…
— Тогда почему не помнят?
— Слишком заняты собственными делами.
— А этот памятник… то есть мальчик, он кто? Герой?
— Герой? Возможно… в какие-то моменты. Чтобы судить об этом, надо знать его историю.
— А вы знаете?
— Мне ли не знать, — сухо отозвался Пассажир.
И наступило молчание. У Пассажира — непонятное, у мальчика — слегка обиженное. Мальчику казалось, что он имеет право услышать подробности. Но расспрашивать он не стал.
Пассажир наконец сказал:
— У ревизоров «Плодовощторга» тоже бывают странности… Я долго собирал в этих местах разные истории. И подлинные случаи, и легенды… И одна из них как раз об этом городе.
— Легенда?
— История, голубчик… Подлинная, хотя и малоизвестная… Я по канцелярской привычке все, что узнавал, записывал в тетрадку. Написал и про этот город… Упаси господи, я никогда не метил в литераторы, писал для себя, просто чтобы не забыть… Но… — В голосе Пассажира скользнула неожиданная самоуверенно-ребячливая нотка. — На сей раз получилось, по-моему, что-то вроде повести. Возможно, не хуже других…
— А он что, погиб? Тот, кто на памятнике…
— Н-нет… Почему ты решил?
Мальчик вздохнул:
— Я не решил. Просто я не люблю историй с плохим концом.
Пассажир, кажется, улыбнулся в сумраке:
— А ты думаешь, я собрался тебе рассказывать?
Тогда улыбнулся и мальчик:
— Мне так показалось.
— Видишь ли… Я твой должник. Ты меня от хвори спас. А теперь вот сидишь и, кажется, скучаешь. И я подумал, что если смогу развлечь тебя… Если, конечно, тебе любопытно…
— Ага, — сказал мальчик.
— Только пойдем в каюту, дружок. Зябко здесь все-таки, а история не короткая…
Мальчишки в старом городе
1
В каюте над столом была укреплена лампочка под желтым шелковым колпаком. Она уютно засветилась. Пассажир достал из чемодана клеенчатую тетрадь с разлохмаченными уголками. Надел круглые очки в тонкой серебристой оправе. Сел в кресло.
— А ты забирайся на свой насест…
— Я лучше так. — Мальчик опять сел верхом на стул. Это была привычка, от которой не отучила его даже Анна Яковлевна.
Пассажир полистал тетрадь, посмотрел на мальчика из-за очков. Покашлял. При желтом свете морщины его казались резкими, как шрамы. Водянисто-серые глаза стали очень темными. Тень от носа легла на рот и подбородок — будто прижатый к губам толстый палец.
Мальчик с вежливым нетерпением поворочался на стуле.
Пассажир отложил тетрадь.
— Наверно, лучше так… В начале у меня написано длинное вступление: история города с давних времен, быт, нравы и прочая, прочая… Боюсь, что это скучно. Лучше я начну без записок, полаконичнее… На диалекте коренных жителей город назывался тогда Реттерхальм — Рыцарский Шлем…
Он и правда был построен во времена рыцарей. Место подходящее. С той поры в городе осталось много всякой старины: красивые здания, церкви, два замка. Арки каменных мостов над расселинами и оврагами, которые рассекают склоны холма…
На обрыве, где сейчас памятник, стоял артиллерийский форт. Впрочем, о нем позднее… Улицы поднимались от подножия холма к вершине. Порой это были даже не улицы, а широкие и узкие лестницы с площадками, тропинки среди садовых решеток и гранитных стен с колоннами и нишами. В нишах стояли чугунные фигуры древних святых и воинов, закованных в доспехи.
А главная улица охватывала холм спиралью. Она несколькими витками шла от набережной со зданием магистрата до площади с Маячной башней. Башня была круглая, с громадным стеклянным шаром наверху. Внутри шара, чуть заходило солнце, вспыхивал фонарь. Впрочем, он служил скорее для украшения, чем для пользы, потому что большие суда по реке не ходили.
— Не ходили? Она же широкая…
— Да ведь и сейчас не ходят болыпие-то… В устье лежит песчаная отмель. Бар называется. Этот бар не пускает суда в реку. А без сообщения с морем у реки какая жизнь… Ты, наверно, обратил внимание, что на здешних берегах нет крупных городов. Не то что на других ближних реках…
— Но этот, Реттерхальм, он был все-таки крупный?
— Вовсе нет. Около двух тысяч жителей. Даже по тем временам это совсем не много… Однако город был знаменит своим театром, библиотекой, древностями. Сюда любили наезжать поклонники искусства и старины… И сами обитатели Реттерхальма любили, конечно, свой город. В том числе и юные жители, школьники. Потому что трудно придумать более подходящее место для игр, чем старые переулки, заросшие дворы, таинственные подвалы под цитаделью и галереи в замковых дворах.
— А тот мальчик, он…
— И тот мальчик любил, разумеется. О нем сейчас и речь… Я постараюсь, чтобы ты представил его подробно. Когда ясно представляешь себе человека, легче его понять… Лет ему было без малого тринадцать. Лицо узкое, глаза светлые, волосы прямые и почти белые. Даже подстриженные они падали на уши и на шею… В общем, типичный житель здешних северных мест. Обыкновенный реттерхальмский школьник в голландке и с шульташем…
— С чем?
— Так называлась школьная сумка из твердой кожи — шульташ. А голландка — это матросская блуза с галстучком. Тогда такие блузы носили мальчишки во всей Европе. Или короткие курточки с узкими рукавами и белыми откидными воротниками. И штаны с медными пуговками у колен, и высокие башмаки с крючками для шнурков, и кусачие шерстяные чулки, без которых даже в жаркие летние дни не пускали в реттерхальмскую школу… Так что, видишь, внешне Галька был совсем не такой, как ты…
— Кто?
— Ах да… Тебе его имя, наверно, покажется странным. Как у девочки… Но полное имя мальчика было Галиен. Галиен Тукк, сын Александра Тукка, заведующего костюмерными мастерскими городского театра. У Галиена, кстати, имелось двое старших братьев и младшая сестра… Итак, Галька -его мальчишечье имя. По-реттерхальмски звучало оно так же, как и по-русски. Между прочим, и мелкие, обточенные водой камешки назывались галькой, как у нас. Пожалуй, только помягче — халька…
Характер у Гальки был разный: то задумчивый, то веселый. Потому что и в жизни было много разного. Хорошо было посидеть над толстой книжкой про рыцарей, драконов и фей, а хорошо и другое: прибежать из школы, кинуть под кровать громоздкий шульташ, сбросить осточертевшие башмаки и чулки, схватить деревянный меч и бежать босиком, в развевающейся голландке в замковый двор, где приятели затевали военные игры.
