Кирилл Кащеев - Тень дракона
– Тань! – охнула перепуганная Ирка, кидаясь к подруге. Вода ледяная, простудится!
Но Танька уже с испуганным воплем вылетела на берег:
– Ирка, вода! Она горячая!
Ручей закипал. По течению скользнула цепочка пузырьков. Крохотные пузырьки начали всплывать со дна, лопаясь у ног девчонок, их становилось все больше, больше – ручей забулькал, как поставленная на огонь кастрюля. Кипящая вода яростно металась, облизывая ледяные берега, и те окутывались белыми облаками пара, истекая талой слезой. Ирка шарахнулась назад – похожий на змею водный хлыст взметнулся из ручья и попытался подсечь ее под щиколотки. Разочарованно шипя, утянулся назад, оставляя во льду проплавленную полосу.
– Не-ет! Какого черта тебе надо! – где-то наверху по течению страшно, как перед смертью, закричала девчонка.
– Там! – выкрикнула Ирка, прыгая прямо в ручей.
– Я ничего не слышу! – завопила в ответ Танька, но тело подруги уже замерцало изумрудно-зеленым огнем и вытянулось, меняя очертания. Лапы громадной борзой едва коснулись кипящих волн – за гладкой черной спиной распахнулись широкие крылья. Рубя крыльями воздух, Хортица понеслась вверх по течению…
Оскальзываясь и разбрызгивая воду на талом, как по весне, льду, Танька побежала за ней. Голые ветки кустов с оттяжкой хлестали ее по лицу, рюкзак прыгал за спиной, банка с остатками приворотной воды скакала внутри и отчаянно булькала. Ну почему они не взяли хоть одну метлу, сейчас бы взлетела, и все! Ноги у Таньки разъехались, и она кубарем покатилась к воде. Изо всех сил затормозила ладонями – сейчас как свалится в кипяток…
Темный ручей был совершенно спокоен. Крупные снежные хлопья, как от развалившегося снеговика, плавали в черной воде. Ирка, снова в человеческом облике, сидела посреди ручья. На руках у нее лежало безвольное тело девчонки. Белые, как лен, волосы полоскались в воде, а на груди медленно, но неумолимо расплывалось кровавое пятно.
– Это же Маринка! Ро́бленная Оксаны Тарасовны! – охнула Танька, падая рядом на колени, и лихорадочно зашептала заговор на затворение крови.
– Здесь кто-то был, – глухим, напряженным голосом сказала Ирка. – И исчез, как только я налетела. Не убежал, понимаешь? Исчез.
– Все-таки «Скорую» вызывать придется, – отнимая руки от раны, буркнула Танька. Кровь перестала течь, но Танька понимала, что ненадолго.
– Не проедет, – оценивающе оглядывая обрывчик над рекой и грунтовку за ним, покачала головой Ирка и, аккуратно перевалив бесчувственную Марину Таньке на руки, опустилась на четвереньки. – Закидывай ее мне на спину и полетели – так быстрее!
1
Тяжело зимой нудистам
– Как думаешь, выживет? – глядя на плотно закрытую дверь с круглым окном-иллюминатором, за которой скрылась каталка с Мариной, тоскливо спросила Танька.
Ирка только нервно повела плечом – откуда ей знать? У нее болели руки. Пикировать прямо к больничному подъезду было бы совсем глупо – а от крохотного темного дворика, где она снова перекинулась в человека, Марину пришлось тащить на руках, и с каждым шагом тело девчонки становится все тяжелее и тяжелее. На входе путь перегородил стол, за которым восседала тетенька необъятных размеров – белый халат так туго натянулся на груди, что круглые желтые пуговицы, казалось, сейчас отлетят и расстреляют посетителя картечью. Двигая челюстями с меланхоличной неторопливостью, как корова на лугу, она пережевывала плюшку. Тетенька лениво приподняла веки, перегнулась сперва через собственный живот, потом через стол, поглядела на бесчувственную, залитую кровью Марину и поинтересовалась:
– Чего вам, девочки?
У Ирки появилось непреодолимое желание стукнуть ее хоть чем… хоть вот Мариной!.. по закрученным в высокую прическу крашенным волосам. Положение спас выскочивший из ординаторской средних лет мужик в синей хирургической форме. Бросив на тетку ненавидящий взгляд, он выхватил Марину у девчонок, наскоро осмотрел рану – и тут же тусклые больничные коридоры наполнились топотом ног. Через мгновение Марина уже лежала на каталке, из вены у нее торчала капельница. Со звоном и грохотом девочку увезли прочь. Хирург рысью поспешал следом.
– Пошли, что ли? – нерешительно предложила Ирка, невольно ежась, – больница была до краев наполнена сильным и едким запахом беды. Точно гигантская шкатулка, под крышкой которой клубились боль, бессилие, отчаяние, лишь кое-где перебиваемое короткими, как вылетевшие из костра искры, вспышками радости и надежды.
Танька отрицательно покачала головой:
– В больницах лекарств нет – надо сразу покупать. Если, конечно… – она не договорила, но и так ясно – если лекарства вообще понадобятся. Если Марина выживет.
Ирка невольно пожала плечами: вот уж не предполагала, что они будут заботиться – о Марине! Ирка не испытывала симпатии ни к беловолосой ро́бленной ведьмочке, ни к ее элегантно-стервозной ро́жденной хозяйке. Кстати, о хозяйке…
– Может, Оксану Тарасовну найти? – предложила она.
– А ты ее телефон знаешь? – оживилась Танька.
Ирка покачала головой. Она собиралась искать Оксану Тарасовну через зеркало, но… покосилась на буравящую их неприязненным взглядом толстуху в белом халате. Не здесь же!
– В больнице должен быть банкомат, – вытаскивая из внутреннего кармана куртки пластиковую карточку, пробормотала Танька.
Тетка за столом мгновенно поджала губы в куриную гузку. Судя по заблестевшим глазам, вообразила, как Танька сейчас спросит, а она в ответ сообщит, что «она не справочное бюро». Танька поглядела на нее, улыбнулась с коварством настоящей ведьмы – и вышла. Не спросив.
Ирка приникла к стеклянной двери приемного отделения и стала смотреть, как Танька пересекает заснеженный больничный двор. Вряд ли напавший на Марину убийца караулит поблизости, но когда подруга на глазах – спокойнее.
С воем ворвавшись во двор, тяжелая туша «Скорой» закрыла подругу. Машина подрулила к дверям «приемного» – от мигалки на крыше по снегу развернулся веер синих огней. Двери «Скорой» с грохотом распахнулись – и в мерцающий бело-синий снег вывалился совершенно голый парень.
– Да что ж ты… совсем на ногах-то не держишься! – испуганно-раздраженно гаркнул санитар в белом халате, выпрыгивая следом и хватая парня за плечи. У того вырвался хриплый крик боли, и он скорчился в снегу, прижимая колени к груди.
– Ах ты ж!.. – расстроенно чертыхнулся санитар, торопливо разжимая руки и пытаясь подхватить парня под локоть. – Вставай, сынок, еще пара шагов… Там тебе помогут!
Выскочивший из кабины врач подпер несчастного с другой стороны, и они поволокли его к «приемному». Стеклянная дверь едва не съездила Ирке по носу. Голый парень с трудом перебирал ногами, обвиснув на провожатых. Голова бессильно упала на грудь, длинные, почти до плеч, и насквозь мокрые волосы болтались сосульками, закрывая лицо.
– Это что за безобразие такое? – глядя на голого, завопила тетка. Халат затрещал на ее вздымающейся груди, норовя вот-вот начать обстрел пуговицами.
Врач «Скорой помощи» лишь скользнул по ней беглым взглядом – они с санитаром аккуратно сгрузили парня на кушетку рядом с Иркой.
– У нас еще два вызова, так что зовите дежурного, – отрывисто бросил врач. – Вероятно, обморожение – его выловили в воде, в сточном коллекторе, – и они с санитаром торопливо зашагали на выход.
– В барах понапиваются, наколются, нанюхаются, – а мы их лечи! Вот вам современная молодежь! – со злобным удовлетворением в голосе отчеканила тетка и, яростно шурша, принялась заполнять казенного вида бумаги.
С кушетки донесся тихий стон. Ирка испуганно обернулась. И поняла, что парень всего на два, ну на три года старше ее! Просто высокий и худой очень, отчего кажется еще длиннее. Но накачанный – длинные, как и он весь, немножко нескладные руки-ноги веревками обвивали тугие гибкие мышцы. На плоском животе четко проступали квадратики пресса. Таких даже у Богдана не было, подобные она видела только на физкультуре у одного старшеклассника, который с пяти лет восточными единоборствами занимался. Взгляд Ирки скользнул ниже живота – и испуганно метнулся обратно.
На бледной незагорелой коже парня проступали болезненно-красные, бугрящиеся, воспаленные язвы. Точно ему в грудь раскаленным железом тыкали. Он застонал снова – запрокинутое лицо исказилось, черные брови сошлись в гримасе страдания.
Ирка невольно шагнула ближе… Горячие пальцы с невероятной силой стиснули ей запястье. Ирка чуть не закричала от ужаса – кисти у него были сожжены начисто, черная кожа отслаивалась мертвыми лохмотьями. Закрытые глаза резко распахнулись, оказавшись темно-, даже мрачно-серыми, как речная вода зимой. Хриплый, задыхающийся, едва слышный голос простонал:
– Помоги!
– Да! Да, сейчас! – торопливо охнула Ирка, гадая, как же освободиться от хватки, не причинив ему боли. Но пальцы на запястье уже разжались, рука со стуком, как у мертвеца, упала, глаза закрылись. На рукаве у Ирки остались кровавые полоски. Ирка метнулась к толстухе:
