Анатолий Мошковский - Пятеро в звездолёте
Увидев ребят, Леночка ускорила шаг и скрылась в своём подъезде.
И не успела за ней прикрыться дверь, как послышался свист двигателей, и во двор, один за другим, въехали два автолета: синий Колеснякова, но из него вылез не он, а работник службы улнчно-воздушного регулирования, и жёлтый — из него вылезли второй служащий и Колёсников, угрюмый, бледный, с опущенными руками.
Первый служащий громко сказал:
— Мы на месяц отнимаем у тебя нрава водителя высшего класса… Будешь ездить со скоростью не более ста километров в час… Пусть об этом знают все! — Он посмотрел на ребят, потом радировал из своей машины на ракетно-ремонтный завод, где работал мастером отец Колесникова, и через десять минут голубой служебный автовертолет повис над двором, опустился, и из кабины вылез Колёсников-отец, низенький и коренастый, как и его сын.
Первый служащий и ему повторил все это, а второй тем временем возился в моторе автолета Колесникова-сына, — наверно, что-то переставлял в нем, чтоб не мог развить скорость выше той, к которой его присудили.
— Дождался! — сказал Колёсников-отец Колесникову-сыну. — Сколько раз я тебе говорил! Ты должен отвечать за свои действия!
— К тому же он ехал не один, а с какой-то девочкой, — добавил второй служащий. — Он развил скорость до трехсот километров и в зоне города пользовался крыльями; мы едва догнали его. Это могло кончиться аварией.
— Тебя нельзя даже близко подпускать к машинам! — сказал отец. — Ты недостоин их. Я скажу обо всем дяде Артёму, и он…
— Ну и говори! — закричал вдруг Колёсников-сын, и лицо его из бледного стало красным, как ломоть арбуза. — Говори, всем говори! Меня нельзя подпускать к машинам, к технике? Меня? Как ты можешь… Да я же, я… — Колёсников-сын задыхался от обиды. — Я знаю её, я все умею, все могу… Я люблю скорость и не допущу пи одной аварии, у меня три кубка Отваги и Скорости! А вы… все вы… вы…
Толя даже зажмурился, боясь того слова, которое вот-вот сорвётся с губ Колесникова-сына.
— Успокойте мальчика, — сказал первый служащий, — одно дело спортивные гонки, а другое — нарушение"Инструкции езды по городу».
— Я — чемпион, и для меня не существует этих правил!
— Ты глубоко ошибаешься, — сказал служащий, — инструкция существует для всех… Через месяц приезжай за старыми правами, а вот — новые, на сто километров в час. (Колёсников-сын отдёрнул руку и не взял серую книжечку. ) Твоё дело… — Служащий кивнул отцу и ребятам, сел вслед за вторым служащим в жёлтый автолет, и они унеслись со двора.
— Иди домой. — Отец хотел поймать руку сына, но тот отскочил от него.
— Не пойду! Не хочу! Они неправы! — Лицо Колесникова-сына слегка полиловело.
— Прав, как всегда, один ты… Так? Однако сын не удостоил его ответом.
Колёсников-отец махнул рукой и пошёл к голубому автовертолету. И когда тот поднялся над двором и улетел, Жора увидел, как к Колесникову-сыну подбежал Толя.
Глава 5. ПОИСКИ ЖЕЛАЮЩИХ
— Не огорчайся так, успокойся, — шепнул ему на ухо Толя. — У меня есть идея, и очень важная… Мы… Мы с тобой отважные и решительно ничего не боимся! Мы… Мы должны сами улететь, чтоб все увидеть своими глазами и на деле доказать, какие мы… Улетим? Улетим, а?
— Куда? — не поняв его, тоже шёпотом спросил Колёсников и, подчиняясь Толиной руке, полуобнявшей его, пошёл в угол двора, к гаражу.
— К другим планетам и мирам! — задыхаясь от волнения, прошептал Толя.
— То есть… улететь с Земли?
— Ну конечно!
— А на чем? — трезво прервал его Колёсников. — И кто же нас просто так пустит?
— А мы и спрашиваться не будем! Ты ведь уже улетал за Солнечную систему, у тебя есть большой опыт… — Толя оглянулся, наклонился к нему и горячо зашептал: — Я уже давно все продумал и только… только боялся. Не мог же я один!.. Ты ведь сам говорил, что даже грудной младенец сумеет…
— На"Звездолёте-100»! — вскричал Колёсников. — Ты гений! Идёт! Он стоит на космодроме и готовится к новому рейсу. Я возьму у дяди Артёма ключ от него, изготовлю для нас другой, и, когда корабль целиком заправят всем, что нужно для полёта, мы в него и влезем… — Его глаза прямо-таки полыхали от радости. — И тогда все узнают, на что мы способны!
— Узнают! — подхватил Толя. — Мы им докажем! Мы залетим дальше всех и увидим удивительные, невиданные планеты… Правда? — И, не давая Колесникову ответить, сказал: — Но ведь нас только двое, а экипаж, как ты говорил, должен состоять из…
— … пяти человек, — подтвердил Колёсников. — И не меньше. Надо, чтоб это были ребята — высший класс! Храбрые, знающие, спокойные…
— Первого берём Альку, — сказал Толя. — Он ничего не боится, очень добрый и хороший товарищ.
— А ты в этом уверен? — заметил Колёсников. — Он очень нервный и даже не сумеет разобрать и собрать самого простого робота…
— Ну и что? — возразил Толя. — Зато он великолепный художник!
— А кому от этого польза?
— Да ты в своём уме?! — Толя с недоумением уставился на Колесникова.
— Это нужно всем… И он замечательный, он преданный! И его дедушка работает на космодроме…
— Вот это важно! — сказал Колёсников. — Впрочем, нет, обойдёмся без его дедушки и без Альки… А что, если Ленку? — внезапно спросил Колёсников, с трудом сдерживая улыбку.
Леночка, кажется, была единственным человеком, к которому он неплохо относился, хотя она тоже была выше его ростом. Где там неплохо! Похоже было, что, крутясь вокруг неё и катая её на своей технике, уводя, отвлекая её от других ребят, он хотел подрасти, возвыситься хотя бы в собственных глазах и доказать всем, что и при маленьком росте можно быть ловким, удачливым и понравиться красивой девочке.
— Девчонку? Нет, я против… — заявил Толя, отводя глаза. — К тому же она теперь…
— Что она теперь? — быстро спросил Колёсников.
— Ни на кого не смотрит.
Губы Колесникова вдруг разошлись в широкой улыбке.
— Уж если Алька не подходит, — начал Толя и запнулся от этой неожиданной улыбки, — так она… Она…
— Хорошо, я согласен на Альку, — сдался наконец Колёсников. — Но чтоб и её включить в экипаж…
— Включим, — сказал Толя. — А кто пятый? И захотят ли они полететь?
— Пятого найдём… Поговори пока что с этими… Ты человек вежливый, обходительный, тихий, а я только напорчу…
"Уж это точно», — подумал Толя и стал размышлять, как завести с ребятами разговор, с чего начать. Он даже ночью проснулся и все думал о том же. Вот если б Серёжка был сейчас не на своём Марсе, а Петя Кольцов, весельчак и насмешник с вечно растрёпанными волосами, не в Хрустальном, а добрый и мягкий Андрюша Уваров не на своих дальних раскопках, — все было бы легко…
Не нужно было б их уговаривать: сразу б согласились лететь с ним! А вот в Альке Толя не был уверен до конца…
Утром он пораньше встал и вышел во двор. Он хотел перехватить Альку с отцом. Однако, выйдя из подъезда Толя смутился, увидев у платана Жору. Жора время от времени позевывал и поглядывал вверх. Волосы его были тщательно расчёсаны набок, рубаха аккуратно заправлена. Вдруг Жора перестал зевать, и с лица его исчезли даже остатки сна…
Конечно же, в окне появилась Леночка. Ну как Жора не понимает: она всегда посмеивается над ним, над его аппетитом и бездельем, а он…
Толе вдруг стало неловко: ещё подумают и про него…
И Толя, незамеченный, отошёл к воротам. Минут через десять у гаража взревел двигатель автолета, и Толя, увидев в нем Альку с отцом, загородил ему путь и раскинул руки:
— Возьмите и меня!
— Я же говорил тебе, Толя, что там очень большая глубина, — сказал Андрей Михайлович. — И Алик будет на берегу, нельзя вам…
— И я с ним! — крикнул Толя и прыгнул в откинувшуюся дверцу.
Минут через двадцать автолет остановился у берега, возле пустынных, диких скал. Андрей Михайлович перелез с этюдником в маленький, видимо постоянно стоящий здесь катерок и двинулся на нем в море.
— Сегодня он хочет закончить картину, — сказал Алька, — положить последние мазки, а это самое трудное… Отцу кажется, что эта картина лучшая из всего, что он написал, и я всю ночь не мог спать и хочу первый увидеть её!
— Ну хорошо, тогда я отвернусь и посмотрю её после тебя…
— Какой ты, Толька! — захохотал вдруг Алька и потряс Толю за плечи. — Ну что с тобой делать?! Нельзя же быть таким… Вместе увидим!
Катер уходил все дальше, уходил в открытое море, туда, где на морском дне с незапамятных времён лежал непонятно каким образом сохранившийся эсминец — так когда-то назывались довольно большие суда, обшитые толстой броней, вооружённые пушками и торпедными аппаратами, которые предназначались для уничтожения людей, кораблей, самолётов и обстрела береговых укреплений. Этот эсминец, судя по некоторым уцелевшим в архивах документам, отважно защищал берега от кораблей и самолётов фашистской Германии и был потоплен. Алькин отец случайно обнаружил его во время поисков интересных подводных пейзажей. Эсминец готовились поднять, чтоб превратить в музей, и художник хотел написать его на морском дне.
