Майкл Шейбон - Саммерленд, или Летомир
— Ладно, — сказал наконец вождь. — Поищем другую переправу. Пошли, ребята.
Он взял у Таффи одну из тыкв и запихнул ее в холщовый мешок, как будто и правда собрался в дорогу. Дженнифер Т. не могла понять, блефует он или нет.
— Постойте-ка. Погодите. — Человек нагнулся и забралу Клевера мешок. — Вы, наверно, не так меня поняли. К чему горячиться?
— Ты сказал, что не пропустишь нас! — напомнил Петтипот.
— Да неужто? — искренне изумился лесоруб. — Я хотел сказать — не пропущу, пока вы не побываете у нас внизу. Там все наши Лгуны собрались. Я знаю, они хотят повидать вас.
— А далеко ли ваша деревня, если пешком идти?
— Вам-то дня три топать придется, так я полагаю.
Этан шумно выдохнул. Через три дня, возможно, уже девятый иннинг наступит.
— Нам быстрее надо! — сказала Дженнифер Т. — Нет ли у вас какого-нибудь горючего?
Лесоруб ухмыльнулся еще шире и достал из кармана своих черных штанов серебряную фляжку.
— Что это, кузен? — спросил Туз.
— Эту штуку, великанишка, гонит мой приятель. Он берет блеск моего топора, берет грохот срубленных деревьев и закупоривает их в бутылку. Сливянка, вот что это такое.
— Мотор на сливянке работать не будет! — заявил Туз.
— Будет, если поколдовать, — сказал Клевер.
— Сливянка! — воскликнул Петтипот, жадно принюхиваюсь к фляге. — Нельзя же заливать такую благодать в машину, право слово!
До Кошачьей Пристани они добирались почти целый день. Характер местности по мере спуска менялся. Феришерские кноллы попадались редко, пещеры играющих в кегли горцев остались далеко позади. Дорога стала шире и даже напоминала шоссе. Она почти прямо, лишь иногда огибая поросший соснами холм или рощу черных дубов, шла через край индейских поселков, охотничьих хижин, хибар рудокопов, ферм, ранчо, шалашей и одиноких коттеджей, где из кухонного окна выглядывало чье-то бледное лицо. Жили здесь, к удивлению Этана, большей частью люди, мужчины и женщины: старатели, следопыты, охотники, фермеры, ковбои, освобожденные рабы, солдаты федерации и китайские рабочие с косичками, как поросячьи хвостики (на их битах и бейсбольных рукавицах стоял штамп «Собственность Большого Джима Хилла»), Но эти существа, хотя и имели человеческий облик, не были настоящими рувинами, вовсе нет. При всей своей материальности они представляли собой скорее воспоминания о человеческих типах, сохранившиеся в Летомире, как мухи в янтаре. Это были призраки, тени и отражения, байки и легенды, ставшие плотью. А самыми крупными из этих призраков были Большие Лгуны. Когда-то они обходили всю эту местность, делая четверть мили за один шаг, теперь же держались поближе к Кошачьей Пристани с ее барами и веселыми заведениями. Когда гости показались на главной улице, все Лгуны, как один, высыпали из салуна «Джерси Лили».
Улица была вымощена мелом, устричными раковинам и битыми бутылками из-под виски, так что приходилось внимательно смотреть себе под ноги.
— Вот они, спасители Летомира! Явились, не запылились! — воскликнул здоровенный детина в широком синем сюртуке, цилиндре, с коротенькой трубкой в углу рта. На плече у него висел длинный зазубренный гарпун. Он очень старательно задрал бороду кверху и засмеялся — как будто смех вышел бы у него не таким обидным и не таким раскатистым, если б он не запрокинул сначала голову. Все они, мужчины и женщины, столпившиеся вокруг Скид, были очень большие. Один из них носил ковбойскую шляпу, а на шее вместо ожерелья — живую гремучую змею. Всего их, вместе с Топором, насчитывалось девять: семеро мужчин ростом с Таффи и две женщины чуть пониже, все плечистые, толстоногие и сильные, как на подбор. Двое мужчин и обе женщины были темнокожие — их ручищи напоминали Дженнифер Т. семейную Библию, которая лежала у бабушки Билли Энн на телевизоре. Один из черных мужчин имел при себе громадный молот и ухмылялся не менее насмешливо, чем Гарпун, хотя и более добродушно.
— Старина Безымянник говорил, что вы пестрая команда, — сказал он, глядя на «тенехвостов» сверху вниз, — но нам и невдомек было, насколько пестрая.
При этих словах все девять здоровяков громко заржали. Они молотили друг дружку по спинам, сплевывали на мостовую табачную жвачку и хлопали по ладони человека с молотом.
— Смейтесь, смейтесь, — сказала Дженнифер Т., — и Этан подумал, какая же она молодец. — Как бы плакать не пришлось, когда мы вам задницу надерем.
Местные жители заржали еще пуще. Один белый, чуть меньше и толще остальных, с коротко стриженными рыжими волосами, так закатился, что уронил свой длинный шест и сам упал. Его поднял другой, громадный, с маленькими красными глазками и кожей, как полированная бронза. Его орудие походило на молот, заостренный с одного конца, и было, как выяснилось после, сталеварской кувалдой.
— Хирон Браун! — сказал Этан. — Так он здесь? Или был здесь?
Топор показал на что-то пальцем длиной и толщиной с ногу Клевера, и все увидели едущий по улице белый «кадиллак». За рулем сидел Безымянник Браун в зеленом костюме, сверкающем косыми золотистыми полосками. Выбравшись из автомобиля, он прямиком направился к Этану и Дженнифер Т.
— Ну-ну-ну. Похоже, старый Безымянник в вас все-таки не ошибся. — Он усмехнулся, явно довольный собой, как будто неудача с подбором Этана и Дженнифер Т. не давала ему покоя. — Далеко же вы забрались — и неплохо играли в бейсбол по дороге, как я слыхал.
— Их били все кому не лень, как слыхали мы, — вставил черный, очень красивый Лгун. Рядом с его щегольским костюмом, серым в белую полоску, и пурпурным жилетом наряд Безымянника выглядел тусклым и консервативным. За голенищем его изящного, на высоком каблуке сапога торчала рукоять очень большого ножа. — Они проделали долгий путь, чтобы получить хорошую взбучку.
— Мы здесь не для того, чтобы играть в ваш дурацкий бейсбол, — заявила Роза-Паутинка. — Нам надо перебраться в Яблоневый Сад, а потом найти Койота. — Она выставила вперед тряпичного Нубакадубу. — Чтобы он превратил моего братика обратно в ребенка.
Все «тенехвосты», глядя на нее, разинули рты. Этану эта идея показалась нелепой. Он никак не мог представить себе этот засаленный замшевый сверточек с нитяными волосами в виде маленького пухлого феришера, который улыбается и воркует каждый раз, как его сестра входит в комнату. Еще больше поразила Этана ярость отчаянной надежды, стоявшей за этим замыслом. Роза-Паутинка давно уже заработала у «техенвостов» титул Самого Негативного Игрока.
— Ну, и не только, — добавила принцесса, залившись густым персиковым румянцем.
— Мы найдем его, можешь не сомневаться, — сказала Дженнифер Т., обняв ее за плечи.
— Жаль вас разочаровывать, — сказала одна из женщин, — ведь вы так далеко заехали. — Леди была могучая, веснушчатая, с красивыми зелеными глазами, в бумажном комбинезоне и с ружьем на плече. — Мы тоже не собираемся резвиться с вами на поле. Мы тут как раз для того, чтобы не дать вам переправиться через реку.
— И кто же это нам помешает, хотел бы я знать? — осведомился Туз.
— Я, Энни Кристмас, и мои друзья, — ответила женщина в комбинезоне.
Все остальные сгрудились вокруг нее: Топор, Молот, Кувалда, Гарпун, Гремучка, Нож, Шест и вторая женщина, в узком красном платье, затмевающем даже костюм Ножа, и в красных туфлях на каблуках вышиной чуть ли не с Розу-Паутинку. На шее у нее, на серебряной цепочке, висела опасная бритва.
— Вот они, мои друзья, — сказала Энни Кристмас. — Большие Лгуны Кошачьей Пристани.
— Раз вы такие крутые, чего ж вы тогда такие маленькие? — спросила Дженнифер Т., смерив критическим взглядом Топора — так она оглядывала чужих питчеров перед началом игры. — Мне сразу захотелось спросить вас об этом. Вот ты, например. Тебе ведь полагается быть кем-то вроде великана-дровосека? У которого вместо зубочистки дуб, а вместо катка Верхнее озеро? И где, спрашивается, твой синий бык?
Топор запустил пятерню в свою белокурую бороду, и Этан с удивлением увидел слезы у него на глазах. Молот обнял его за плечи, а Топор спрятал лицо в ладони и зарыдал.
— Прошу прощения, — сказал он через некоторое время, утерев нос рукавом. Ему почти удалось взять себя в руки, но потом у него вырвался горестный вопль: «Бэби!», и слезы полились с новой силой. В конце концов Молот, с укором взглянув на Дженнифер Т., увел его в салун «Джерси Лили».
— Извините, — сказала Дженнифер Т., — я не знала… С его быком случилось что-то плохое?
— С Бэби произошло то, что происходит со всеми нами, — сказал Кувалда. Говорил он с акцентом — то ли русским, то ли польским. — Погляди на меня. Когда-то я был большой, как куча шлака, с ногами как прокатные станы и сердцем как конвертер Бессемера. А теперь что? Всего-то шесть футов шесть дюймов, и уменьшаюсь при этом постоянно. Бывало, я каждый день купался в литейной печи, плавился и отливал себя заново, а теперь сталелитейных заводов больше нет. Все ушло.
