Варвара Еналь - Мы остаемся свободными

Эмму охватил ужас, собственная беспомощность лишила остатков храбрости, и захотелось заорать и убежать. Как можно дальше от жутких, бессмысленных глаз Ильи, в которых не было ни проблеска чувств.

От нахлынувшего ужаса Эмма и проснулась. Подскочила, как ошпаренная, потерла виски, сморщилась. Увидела Максима, поглощенного своими занятиями, облегченно вздохнула и закрыла глаза. Это всего лишь сон, но жизнь уже научила ее, что иногда сны имеют определенный смысл. Когда-то ей снился сошедший с ума робот-садовник. Как раз перед Выпускным, когда первый раз появилась Таис со своими косичками и пыльными ботинками. Не то чтобы этот сон сбылся, просто он оказался предвестником страшных событий.

И сейчас Эмма ощущала не только всей душой, но и всем телом, каждой волосинкой, шевелящейся от нахлынувшей волны страха, что главные неприятности еще впереди. Еще не все важное случилось, беды все еще толпятся у порога, готовые навалиться всей кучей.

Большая куча бед и неприятностей.

Только во сне Эмма все же попробовала свои неприятности одолеть – она попробовала убить Илью. На самом деле убивать гораздо тяжелее, чем кажется. Конечно, Илья, которому она в реальности сломала шею, всего лишь был роботом, не человеком. И он представлял собой настоящую угрозу станции.

Но дело вовсе не в этом. На самом деле Эмму беспокоил тот зверь внутри, что проснулся так резко и неожиданно. Этот зверь мог убить еще и еще. И он не дрогнет, не пожалеет, не засомневается. Эмма умеет убивать, и если надо – сумеет уничтожить и человека. Вот в чем было дело.

Думать об этом Эмма не смела – гнала жестокие мысли. Сейчас не время раскисать и философствовать. Кто знает, может, именно эта жуткая готовность убивать живые существа однажды сыграет важную роль в спасении детей станции. Потому не стоит делать поспешных выводов.

А детей станции надо спасти во что бы то ни стало. Это главная задача, это приоритет, как любил говорить Мартин. И Эмма постарается выполнить этот долг. Она приложит все усилия, сделает все, что от нее зависит, чтобы спасти жизнь всем детям. В конце концов и по большому счету именно они и являются семьей для Эммы. Больше-то ведь никого нет. Никого, кроме этих детей. Во всем большом мире, во всем огромном космосе – только они.

Вот и надо сражаться и бороться. И не сдаваться, что бы ни случилось.

Максим ломал цветные мелки на мелкие кусочки и раздавливал пальцами. Руки у него были в цветных пятнах, как и одежда. Ковер тоже покрывали кусочки раздавленных мелков. На листах бумаги – черные и красные разводы и точки и ни одного четкого и ясного рисунка.

Вот что с ним делать, с этим Максимом? Снова надавать по шее?

Битье – это не выход. Сейчас отдохнувшая Эмма это понимала слишком хорошо. Поэтому надо найти другой подход к мальчику.

Эмма села рядом с ним на ковер, обняла за плечи и слегка прижала к себе. Телесный контакт иногда помогает, этому учили в свое время на занятиях.

Спина Максима напряглась, он уперся ладонями в пол, дернулся, после тихо спросил:

– Ты чего?

– А ты чего? Зачем снова раздавил мелки?

Максим озадаченно уставился на свои ладони, как будто видел их в первый раз, взмахнул руками, отряхивая разноцветную пыль, вздохнул и заметил:

– Я есть хочу.

– Так пошли поедим. После будешь убирать за собой, роботов-уборщиков ведь теперь нет. Забыл, да?

Максим виновато кивнул и поднялся.

– Пошли, сделаю тебе какао с молоком и картофельное пюре. Ты любишь картошку?

– Да. Картошку люблю.

– Вот и славно.

На кухне царил идеальный порядок. За дверками шкафов блестели чистые бока тарелок и кружек, прозрачными стенками сияли стеклянные контейнеры, в которых хранилось сухое молоко, сухой картофель и различные хлопья. Пузатый пищевой агрегат, исправно варивший каши, покорно ждал хозяйских распоряжений.

– Может, сварить тебе кашу? – спросила Эмма.

Максим помотал головой и сказал:

– Хочу картошку.

– Картошку так картошку.

Эмма подумала о том, что Лонька сейчас бы отпустил какую-нибудь неуместную и неуклюжую шутку, и вздохнула. В данный момент домашний робот-нянька валялся в кладовке. Он стал ненужным, когда заглох и перестал работать. Починить его оказалось невозможным, так пояснил Колька. А Эмма Колючему верила.

– На, ставь тарелки на стол, – велела она Максиму, стараясь говорить весело и бодро. – И ложки тоже клади рядом.

Максим громыхнул голубыми тарелочками о столешницу и уточнил:

– Что дальше?

– Дальше смотри, как готовится картофельное пюре. Берется порошок, насыпается в тарелку, надо семь или восемь больших столовых ложек. Ну, тебе, наверное, поменьше, ты ведь и сам меньше меня ростом. После добавляем горячее молоко и масло. Посмотри, получилось пюре!

– Горячее только. – Максим повозил ложкой и полез на табуретку.

Эмма тоже принялась за еду, размышляя о том, как бы так половчее убрать за Максом в комнате. По сути, сейчас весь Второй уровень медленно, но верно превращался в настоящий свинарник. Дети никогда не убирали за собой, и вряд ли кому придет в голову подбирать с пола крошки, обертки и прочий мусор. Раньше все это делали роботы – тихо, постоянно, неустанно.

А сейчас мусор останется лежать там, где его кинули. И ладно еще поднять бумажки. А вот чем выскрести с ковра мелкое крошево цветных мелков, которое оставил Максим? Разве что небольшим пылесосиком для одежды, которым обычно орудовал лон, когда убирался в шкафах. Пылесосик этот хоть и маленький, но тянул хорошо, всю пыль с полок и из коробок с обувью вытягивал отлично. Возможно, надо попробовать.

А еще лучше научить Макса убирать за собой, а иначе вся жизнь Эммы будет состоять из ночных кормлений и дневных уборок. Вот она, счастливая жизнь с детьми. Неудивительно, что люди придумали роботов. Видимо, до роботов все жили просто в ужасной грязи…

В этот момент в каюту ворвался Колька. Распахнув дверь, он крикнул:

– Эмма, ты тут? Ты должна пойти со мной! Ты должна это увидеть! На станцию напали какие-то ужастики! Эм, ты слышишь?

Глава 5

Таис. Космодром

Приземлившийся модуль опирался на три крепкие лапы, заканчивающиеся длинными «пальцами», вцепившимися в бетон. К одной из лап и перебежал Федор, потянув за собой Таис. Они спрятались за широким металлическим упором, теплым и темным, и попытались оглядеться.

Солнце заливало посадочную площадку веселым светом, бетонное покрытие уходило в бесконечность, и куда Таис ни кидала беспокойный взор – везде было лишь небо, бетон да кое-где здоровенные молчаливые крейсеры. Ни звука, ни движения.

Над головой поднималось брюхо модуля, все еще пышущее теплом, но откуда-то сбоку дул холодный ветер, и солнечные лучи вовсе не наполняли его теплом. А в школе когда-то учили, что солнце согревает Землю. Ничего себе согревание!

По коже бежали мурашки, не помогала даже трикотажная кофта. Куртка осталась в модуле, ее затянуло в простенок. Запасной у Таис не было, и она мрачно подумала, что, видимо, придется так и замерзать здесь, на Земле. Ласковый прием, ничего не скажешь…

– Ну, видимо, встречать нас никто не собирается. Пошли, – резко сказал Федор и вышел из-за спасительной лапы.

Таис ступила за ним и тут же присела, охнув и прищурив глаза.

Над головой поднималось огромное небо. Такое огромное, что казалось бездной. Большой, бесконечной бездной, от которой ничто не могло закрыть и ничто не могло защитить. Широкая площадка без конца и края, слепящая глаза белизной бетона. И небо, готовое вот-вот поглотить…

– Я не могу, – жалобно пробормотала Таис и бегом вернулась под брюхо модуля.

Невозможно жить, когда над головой бездна. Невозможно двигаться, когда в пространстве нет ориентиров. Нет коридоров, нет дверей – вообще ничего нет. Куда Федор собрался идти? Куда он направляется?

– Ты чего, мартышка? – удивленно спросил он, вернувшись.

Взял за руку, слегка сжал ладонь и пытливо всмотрелся в глаза.

– Я не могу. Федь, там же небо, – глупо попыталась пояснить Таис.

– Ну и что? Небо – это же высоко. При чем тут небо?

– Я не могу ходить, когда нет потолка. И стен нет. И коридоров. Я не могу так жить, Федь. Мне надо укрытие, понимаешь?

– Я понял. – Федор облегченно улыбнулся. – Ты испугалась пространства. Так мы сейчас и найдем укрытие. Мы ведь и хотим его найти.

– Где? Какое укрытие мы найдем?

– А что ты предлагаешь? Здесь стоять и ждать, когда появятся роботы?

– Не знаю.

Таис действительно не знала. Она кинула жалобный взгляд на бетонную бесконечность и еще сильнее прижалась к теплой лапе. Ей почему-то показалось, что модуль – единственное родное пристанище. Хоть что-то, связанное со станцией.

– Может, нам и не надо никуда уходить, Федь, – тихо проговорила она. – Может, мы просто поживем в этом модуле? Еда там есть, вода тоже.