Владислав Крапивин - В ночь большого прилива
— В прошлом году, помнишь, ты мне сказал одну вещь? Что если чего-нибудь сильно захотеть, обязательно добьешься… Мы тогда еще купаться шли, помнишь?
Я кивнул, я помнил.
— Ну вот… А я чепуху ответил. Про то, что муху в мыльный пузырь не загонишь… Я глупый был, не сердись…
— Да я и тогда не сердился! Почему ты это вспомнил?
Володька со вздохом сказал непонятно:
— Потому что полоса кончилась.
Полоса неожиданно оборвалась, и ничего нового не было впереди. Все те же кусты, камни да трава. Но на последней плите, на самом ее краю — то ли как награда за наш долгий путь, то ли как насмешка — светился голубым огоньком шарик вечного жемчуга.
Столько всего случилось перед этим, что мы сейчас даже не удивились. Мы сели на корточки, и я взял шарик в ладонь. Он был теплый, почти горячий, словно совсем недавно упал с неба.
— Это наша? Или это другая жемчужина? — спросил Братик.
— Неважно, — задумчиво сказал Володька. — Раз она есть, мы должны сделать, что хотели.
— У нас нет огня, — возразил Валерка.
— Столько звезд, и нет огня? — усмехнулся Володька.
— При чем здесь звезды? — спросил я.
— Потому что жемчужина — тоже звезда… Только нужен лук и стрела. Звезды надо зажигать на высоте.
Братик молча побежал к темным кустам. Мы услыхали треск и шелест. Через минуту Братик вернулся, принес тонкий длинный сук и прямую, как тростинка, ветку.
— То, что надо, — заметил Володька.
Мы с Валеркой не расспрашивали и не мешали. Володька твердо знал, что делает. Может быть, сейчас была у власти его собственная Сказка.
Он зубами расщепил ветку-стрелу, вложил в развилку жемчужину. Зубами же сделал на другом конце зарубку. Деловито сплюнул и сказал:
— Тетива нужна.
— А веревочка? — вспомнил я. — Она где?
Володька ответил не сразу, будто удивился моим словам. Потом досадливо хмыкнул:
— Веревочка… Там же, где штормовка и куртка. И якорь, и маяк. Где они?.. Веревочку вспомнили. За нее никто не заругает, а за штормовку от мамы влетит.
«От мамы влетит»! Как будто до мамы всего полчаса на электричке.
Все еще ворча, Володька размотал на локте бинт, скрутил жгутом. Они с Братиком согнули сук и привязали жгут к его концам. Володька наложил на тетиву стрелу с жемчугом.
— Ну, загадай, чтобы выдержала, — шепотом сказал он Братику. Тот кивнул.
— Выдержит, — успокоил я. — Вон какой жгут.
Братик и Володька неожиданно фыркнули. Володька заметил с сожалением:
— Это у него от взрослых времен. Взрослые чудовищно бестолковы.
Я, честное слово, чуть его не треснул! Ну, что это такое? Дома насмешничает — это пускай, но тут… Или совсем не понимает, где мы и что с нами?
Но Володька уже стал серьезным.
— Только не смейтесь, — попросил он.
Как будто нам было до смеха!
Володька медленно поднял и плавно растянул свой лук.
— Что, Васек? Стреляем?
— Давай! — звонко сказал Братик.
Хлопнула тетива. Мы взглянули вверх, но, конечно, не увидели стрелу. А Володька в это время проговорил торопливо, но отчетливо:
Житель моря, старый краб,У тебя есть звездный брат.Попроси его помочьРазорвать чужую ночь!
Он поспешно передохнул, словно собираясь говорить дальше, и в эту секунду по глазам ударила вспышка.
Золотой шар загорелся над нами, озарив землю ярким, почти солнечным светом. Я зажмурился и услышал, как рядом смеются Братик и Володька. Смеются, будто не грозят нам больше никакие беды.
Я открыл глаза и увидел, что шар уменьшается. Но он не угасал, он уходил в высоту. Быстро улетал к звездам и скоро сам стал как яркая звезда. А еще через несколько мгновений затерялся среди звездных россыпей, которые стали бледнеть на странно посветлевшем небе. Володька тихо сказал:
— Улетела наша звездочка, не разглядеть.
— В свои приборы я бы разглядел, — откликнулся Валерка.
— Ну, значит, разглядишь, — неожиданно весело пообещал Володька.
И только тогда я сообразил, что нет ни острова, ни взлетной полосы. Мы стояли среди камней над обрывом, недалеко от места, где я сорвался. Небо светлым было от луны. Она по-прежнему освещала белые домики Гавани, а у набережной я различил Валеркин корабль.
13
Братик сказал Валерке:
— Видишь, Дэни, мы дома. А ты не верил.
— И сейчас почти не верю, — ответил Валерка. И не обрадованно даже ответил, а скорее утомленно. — Как это случилось, не пойму.
— Просто сказали вовремя нужные слова, — то ли шутя, то ли серьезно объяснил мой Володька.
— Ну, может быть, — рассеянно проговорил Валерка. Это он Володьке сказал, а смотрел на меня. Внимательно и неотрывно.
— Ты что, Валерка?
— Подожди, не двигайся, — попросил он.
— Почему?
— Ну, пожалуйста… Я хочу запомнить тебя таким.
Вот оно что. Уходит Сказка.
— Значит, конец? — спросил я одними губами.
— Да, — беззвучно сказал он. И спросил погромче: — Хочешь взять что-нибудь на память?
— А можно? Не исчезнет при переходе?
Он чуть-чуть улыбнулся:
— Если будешь держать в руках. Держи крепче — пронесешь.
Я торопливо скинул через голову матроску и свернул в тугой узелок.
Валерка кивнул. Посмотрел на луну, на море. Виновато сказал:
— Теперь надо идти.
И он шагнул к тропинке.
— Дэни, — окликнул я. — Постой… Мы все сделали, как надо? Не будем ни о чем жалеть?
Валерка обернулся.
— Все, — сказал он. — Все, что могли за один день. Звезда горит над островом, она лучше маяка. Штурманы не будут больше огибать Каменный барьер… А остальное… Что ж, будем делать каждый у себя. Ты же знаешь, дел хватит на всю жизнь.
— Тогда идем, — сказал я и шагнул за Валеркой. Несколько секунд я чувствовал, как мне гладит голые плечи ласковый ветер Валеркиной планеты. А потом ощутил на себе плащ, сапоги и всю прежнюю амуницию. И осталась у меня от детства только свернутая в узелок матроска. Я вздохнул и сунул ее в просторный карман плаща.
Мы подошли к началу улицы, где стояли глухие длинные дома. Остановились.
— Все, — сказал Валерка.
Значит, в самом деле уже все? Насовсем?
Василек растерянно как-то посмотрел на старшего брата, на меня. Подошел ко мне и неловко прижался к моему рукаву. Потом быстро взял за обе руки Володьку и отвел в сторону.
Я взглянул на Валерку.
— Что ж, прощай, — тихо сказал Валерка. Прикусил нижнюю губу, посмотрел мне в лицо. Тоска была у него в глазах.
— Прощай, — с трудом сказал я.
Он шагнул вплотную и лбом прислонился к моему плечу. Я неловко обнял его.
Прощай, Валерка. Теперь в самом деле прощай. Видимо, законы Сказки нерушимы. Три раза встречаются люди, и третья встреча — последняя. Остается сжать зубы, чтобы не заплакать, и разойтись.
Я глянул поверх Валеркиного плеча и увидел Братика и Володьку. Они держали друг друга за локти и молчали.
Потом разом опустили руки и стали медленно отступать друг от друга. Валерка словно почувствовал это. Оторвался от меня и тоже стал отходить. Спиной вперед. И как-то само собой получилось, что Братик оказался рядом с ним, а Володька рядом со мной.
И мы расходились, расходились, не отрывая глаз друг от друга…
Потом, как при первом расставании в Северо-Подольске, почувствовал я, что Валерку и Братика отделила от меня прозрачная, но глухая стена.
Я смотрел на уходящих друзей не отрываясь. За ними сияло лунное пространство. Валерка теперь казался черным тонким силуэтом. А Братик вдруг попал в поток лучей и словно вспыхнул серебристым светом: в его растрепанных волосах, в каждой шелковинке его рубашки, на незаметных волосках рук и ног загорелись голубоватые искры. Словно кто-то кинул в него горстями светящуюся пыль…
Чтобы так и запомнилось все, я закрыл на секунду глаза. А когда открыл, Валерки и Братика не было. Круглая луна катилась за дождевые облака, и голубой мир Валеркиной планеты угасал. Я отвернулся.
— Пойдем, — прошептал Володька.
Он дал мне теплую свою ладошку, и мы пошли не оглядываясь. Сначала по улицам. Потом мимо плетня с железным шиповником, мимо темных дач и мокрых берез. К станции.
Дождь перестал, но воздух был зябкий. Я накинул на Володьку край плаща.
На платформе все так же одиноко горел фонарь. Я посмотрел на Володьку. У него было непонятное лицо: хмурое, но не очень печальное. Он словно тревожился о чем-то и чего-то ждал. А может быть, просто крепился, чтобы не показать печаль. Он глянул на меня снизу вверх, и брови у него разошлись.
— Ну, ты чего? Ты держись, ладно?
Я заставил себя улыбнуться и кивнул… Потом был вагон электрички с его яркими лампами и лаково-черной ночью за окном. Тоска не отпускала меня. И под железное грохотанье колес я думал, что все это несправедливо. Нельзя, чтобы люди так намертво расставались. Если это было по правде, если есть она, Валеркина планета, то должен же быть способ не терять друг друга! А если это сказка, на кой черт она нужна, такая жестокая!
