Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»

Внизу ирейзеры окружили наш клен плотным кольцом.

Исподволь бросаю взгляд на Игги. Он всегда заранее сечет их приближение. Как же это он сейчас не услышал? Они что, с неба свалились?

Один из ирейзеров делает шаг вперед, и я с трудом подавляю стон — Ари!

— Что ж это ты меня в покое все оставить не можешь! — кричу я ему.

— Нет, это ты у меня под ногами вечно путаешься, — отвечает он со зверской ухмылкой.

Надо дать ребятам немного прийти в себя. И я, как ни в чем не бывало, заговариваю ему зубы:

— Помню, тебе годика три было. Такой был славный парнишка. Что же это с тобой стало? Как же ты в волчину такого позорного превратился?

— А ты будто внимание на меня обращала? — Вот странно! В его голосе звучит неподдельная горечь. — Я, как и вы, в той дыре сидел, а тебе на меня с высокого дерева плевать было.

Челюсть у меня совершенно отвисла:

— Да ты же был нормальным ребенком. И к тому же сыном Джеба.

— Что с того, что сыном. Будто Джебу твоему до меня дело какое-то есть! Он и думать про меня давно забыл! А что, ты думаешь, со мной стало, когда вы с моим папочкой к себе в убежище в горы свалили? Думаешь, я пропал? Думаешь, испарился?

— Вот тебе и разгадочка на один из вопросиков, — шепчет Клык на соседней ветке.

— Ари, мне тогда десять лет было.

И тут меня осеняет:

— Ты что, нам теперь отомстить пытаешься? Ты за это за нами гоняешься и смерти нашей хочешь?

Ари злобно сплюнул:

— Много чести будет! Работа моя такая — вас насмерть загнать. А прошлое наше — дополнительный стимул.

Он уже начал мутировать. Морда вытянулась, челюсть, как у пса, расходится надвое. Из-за спины он вытаскивает мягкий коричневый комочек с белыми кры…

— Селеста! — взвизгивает Ангел и чуть ли не одним прыжком слетает вниз. Я только успеваю крикнуть:

— Нет! Ангел, нет!

— Ангел, ни с места! — вторит мне Клык.

Но моя девочка уже легко спрыгнула на землю. Ари до нее — рукой подать.

Ирейзеры рванулись вперед, но он, резко вытянув руку, останавливает их: стоять! Его приспешники замирают, пожирая Ангела глазами и готовые ринуться на нее по первому его жесту.

А Ари дразнит ее и трясет Селестой у нее перед носом.

Ангел в опасности, и я не чувствую страха. Секунда — и я спрыгиваю на землю рядом с ней. Ирейзеры ломанулись было на меня, но Ари снова их осаживает.

— Только дотронься до нее! Убью! — Кулаки у меня намертво сжаты, а в голосе звенит металл.

— Угрожаешь? — Ари нагло заржал во весь голос. В его темных курчавых волосах играют последние лучи заходящего солнца. Он снова потряхивает перед нами Селестой, и я чувствую, как Ангел напрягается рядом со мной.

— Отдай мне медведя, — голос у нее неожиданно низкий и по-взрослому глубокий.

Ари продолжает ржать.

Ангел делает полшага вперед, но я хватаю ее за воротник.

— Отдай. Мне. Медведя. Немедленно, — чеканит она каждое слово напряженным, глубоким голосом, пристально глядя Ари прямо в лицо. Улыбка сползает с его хари, и в глазах мелькает недоумение. Я вдруг вспоминаю, как Ангел загипнотизировала тетку в игрушечном магазине.

— Ты…, — открыл было рот Ари, но задохнулся, придушенно закашлялся и исступленно рванул у себя на шее ворот рубахи. — Ты…

— Положи, тебе говорят, медведя, — продолжает Ангел. — Раз…

Явно против воли когтистая мощная лапа Ари разжимается, и Селеста падает на землю.

С быстротой молнии Ангел хватает ее и в мгновение ока взбирается обратно на дерево.

Я только моргаю, не понимая, кто из нас больше обескуражен, я или Ари.

Секунду промедлив в недоумении, вся его шайка рванулась на меня. И снова наткнулась на его выброшенную вперед руку.

— Сколько вам повторять? Следуйте приказаниям! — остервенело набрасывается Ари на свою команду. — Помните, инициатива наказуема.

И вдруг, повернувшись ко мне лицом и задумчиво глядя мне в глаза, переходит на спокойный, ровный голос:

— Приказания нельзя подвергать сомнениям. Даже, если они кажутся нелепыми и бессмысленными. Даже, если вам невтерпеж разорвать стаю в клочки.

И из пасти у него вырывается жадный, хищный хрип.

Он нависает надо мной, точно принюхивается, ловя запах добычи.

— Птичка ты моя, наконец-то твоя песенка спета, — шепчет он мне. — Я тебя сам прикончу.

— А зубы-то наточил, псина ты этакая?

Он готов огрызнуться в ответ, но вдруг поднимает голову и, навострив уши, к чему-то прислушивается.

— Нас требует к себе Директор. Срочно! — командует он ирейзерам.

Бросив на меня последний долгий и томительный взгляд, он круто разворачивается вслед за своей шайкой.

И они, как дым, растворяются в вечерних сумерках.

Наверху в ветвях клена Ангел крепко прижимает к себе Селесту и что-то ласково ей напевает.

— Я слышала, как они в Школе говорили о каком-то Директоре, — ни с того ни с сего спрашивает Надж. — Кто бы это мог быть?

В ответ я только пожимаю плечами. Какой-то важный, страшный и бессовестный человек. Один из полчища тех, кто неотступно преследует нас. Может, Джеб? Джеб, наш фальшивый отец. Джеб, наш спаситель и наш предатель.

— Как ты там, в порядке? — спрашивает меня Игги. Я вижу, как побелели от напряжения костяшки его крепко сжимающих ветку пальцев, и успокоительно постукиваю ногой по его ботинку.

— В порядке! Только давайте отсюда поскорее сматывать удочки.

В конце концов мы устроились на вершине девяностоэтажного небоскреба на восточной окраине Манхэттена. Его еще только строят. Нижние семьдесят этажей уже застеклили, но мы залетели выше, туда, где пока стоит только пустой каркас стен. В огромных пустых оконных проемах умопомрачительный вид на Центральный парк и Восточную Реку Нью-Йорка.

Надж и я отправились в местный магазинчик и притаранили три огромных пакета с продуктами.

Наше убежище на верхотуре изрядно продувает, но зато здесь нас никто не увидит и никто не достанет. Здесь мы в безопасности. Посмотрели на закат и наконец спокойно поели. Голова болит, но терпеть можно. Ангел зевнула:

— Я устала, давайте спать.

Хорошо, что этот длинный и тяжелый день кончился. Мы построили нашу всегдашнюю пирамиду, и знакомый жест нашего единства и нашего родства успокоил мне сердце.

Вместе с Газманом я расчистила строительные дебри, а Клык и Игги натаскали изоляционных щитов. Получилось отличное укрытие от ветра. Через десять минут вся стая уже спала в нашем уютном логове.

А мне глаз не сомкнуть. Меня одолевают вопросы.

Как же это получается, что ирейзеры с такой легкостью нас выслеживают? Куда мы, туда и они, как нитка за иголкой. Пристально смотрю на свое запястье, будто от моего взгляда сидящий во мне чип сам собой выползет наружу. Получается, что хочу я того или нет, я сама и есть наводчик. И поделать с этим ничего нельзя, разве что бросить стаю и действовать в одиночку.

И потом, почему ирейзеры преследуют нас, но никак не могут прикончить? Что им мешает? Почему Ари остановил их сегодня?

И что, в конце концов, происходит с Ангелом? Ее телепатическая сила растет не по дням, а по часам. Чем-то это кончится. Я чуть не застонала, представив себе, как она настойчиво требует подарков на день рождения, сладости перед обедом или дурацкие новомодные шмотки.

Макс, перестань себя накручивать, — прорезался в голове мой внутренний Голос.

Сколько лет, сколько зим!

Пустое беспокойство ни к чему не приводит. Ты не можешь контролировать происходящие в Ангеле процессы. Ты МОЖЕШЬ спасти мир, но единственное существо, которое подвластно твоему контролю, — это только ты сама. Ложись спать, Макс. Настало время тебе учиться.

— Учиться чему? — попыталась было я спросить, но внезапно провалилась в сон и беспамятство, словно кто-то щелкнул выключателем.

На следующее утро я едва успеваю открыть глаза, а мне в постель уже подан завтрак… с кучей газет.

— Ништяк, — восхищению моему нет предела.

— Тебя было недобудиться, вот мы и сгоняли вниз за кофе и булочками, — непроницаемым голосом сообщает Клык.

Ничего не подозревая, с наслаждением откусываю кусок плюшки, но тут замечаю висящее в воздухе напряжение:

— Что случилось?

Кивком головы Клык указывает мне на кучу газет.

— Я думала, вы их ради комиксов купили.

Пододвигаю газеты к себе поближе.

До сих пор наша стратегия спасения и выживания основывалась на полной неприметности. Слиться с толпой, быть как все, не высовываться. Похоже, что огромные газетные заголовки на первой полосе «Нью-Йорк Пост» подорвали эту стратегию на корню. Здоровенные пахнущие свежей типографской краской буквы на весь белый свет трубят: «Чудо или Мираж?»; «Сверхчеловеческие способности или продукты генной инженерии?». Как насчет стратегии неприметности, дорогой читатель?