Андреа Робинсон - Королева вампиров

— Мне не видно отсюда, — говорит он, — но вряд ли он бы стал звонить в звонок, перед тем как прийти и убить нас.

Я собираюсь сказать, что я бы не была так в этом уверена, но по лестнице уже раздаются шаги. Джеймс и Невилл становятся по обе стороны от двери, бдительные и готовые к нападению. Раздается тихий стук в дверь.

— Вы здесь? — щебечет Виолетта. — Там на крыльце женщина с какой-то большой емкостью. Она спрашивает, здесь ли Софи и нельзя ли ей также поговорить с Джеймсом.

Джеймс вопросительно смотрит на меня.

— М-м-м... да. Марси знает, что ты живешь здесь, — говорю я и предупреждающе поднимаю руку, когда вижу его слегка возмущенный вид. — Прости, но я некоторым образом думала, что. в первую очередь мы сейчас должны беспокоиться о Владе.

Не успевает он ответить, как Виолетта снова стучит в дверь.

— Эй? Я сказала ей, что вернусь с решением о том, допущена она или нет.

Я уверена, что она хорошо справилась с этой ролью.

— Думаю, у нас больше шансов выгнать Влада из города, чем заставить Марси уйти с крыльца, — говорю я им.

— Ладно, — отвечает Джеймс. — Мы спустимся через секунду.

Когда мы открываем дверь, Марси старательно сметает ногой опавшие листья с крыльца, держа в руках большой противень, затянутый фольгой, — видимо, ее знаменитые запеченные макароны. Увидев нас, она ставит противень на перила и обнимает Джеймса, бормоча, что она, конечно, знает, что он подросток, но все равно не может его не обнять.

— Я очень сожалею о том, что случилось с твоими родителями, — говорит она и отстраняется. — У тебя все в порядке? Тебе нужно что-нибудь? Софи должна была сказать мне, что ты вернулся.

— У меня все хорошо, — немного ошарашено отвечает Джеймс. — Спасибо вам за пирог. И за открытку.

— О, ты всегда был таким вежливым, — говорит она и затем впервые смотрит на меня. — Не то что некоторые знакомые мне дети.

Так вот ее способ мщения: засмущать меня до смерти. Я не могу придумать достойного оправдания тому, что не рассказала ей про Джеймса, поэтому прикидываюсь глупым подростком.

— Прости, — бормочу я. — Я забыла.

Марси, не удостоив меня ответом, поднимает

противень с макаронами.

— Можно отнести это на кухню? — спрашивает она Джеймса, пытаясь заглянуть ему за спину.

— Я отнесу, — говорю я, больше всего на свете мечтая сбежать. Схватив противень, я изо всех сил пытаюсь передать Джеймсу мысль: если она войдет в дом, нам еще повезет, если она примет Джеймса за вампира, а не за серийного убийцу.

Войдя на кухню, я щелкаю выключателем. Все заливает желтый свет, освещая пыльную плитку на полу и ряд пустых полок со свернувшейся на уголках защитной пленкой. Я ставлю макароны возле блюда с уже знакомым мне пирогом — предыдущим подношением Марси, — когда холодильник вдруг, заурчав, возвращается к жизни. Я смотрю на металлическую ручку, внезапно охваченная странным любопытством. После пары секунд тщетной борьбы с собой я сдаюсь и тут же думаю, что лучше бы я этого не делала. В мясном лотке одиноко лежит липкий темно-красный ком.

— Марси пошла обратно к себе, — раздается рядом голос Джеймса. Обернувшись, я вижу, что он прислонился к дверному косяку и спокойно смотрит на меня. Я захлопываю дверцу, смущенная тем, что меня застали за таким постыдным занятием, но он просто спрашивает, не хочу ли я пить.

— У меня есть вода и... вода.

Пока я пытаюсь оправиться от смущения, он подходит к шкафу и достает новенькую кружку, на которой написано: «Не позволяйте ублюдкам действовать вам на нервы». Налив воды, он протягивает мне кружку.

— Она уже была здесь, если что. Это не мой личный девиз.

Я делаю глоток. У воды сильный металлический привкус, а на ободке чашки скопилась пыль, но я слишком сильно нервничаю, чтобы обращать на это внимание.

— Так как тебе удалось избавиться от Марси?

— Она заметила на лестнице Невилла и Марисабель, и я сказал, что мы работаем над коллективным школьным проектом, — отвечает он. — Не думаю, что она и правда на это купилась, но она все еще сочувствует мне, так что не стала меня проверять. Но ты, возможно, теперь не захочешь возвращаться домой.

Могу себе представить, что меня там ждет. Я оглядываюсь в поисках стула, но вижу только хромоногий складной столик, задвинутый в угол. Скрестив пальцы в просьбе, чтобы он не разрушился подо мной, я запрыгиваю на него и в шутку говорю, что, возможно, я могла бы остаться здесь.

Он садится рядом со мной.

— А почему бы и нет? — спрашивает он. — Все остальные здесь. Только не говори, что ты хочешь спальню с сиреневыми шторами.

— Я знаю только то, что хочу спальню с кроватью, — говорю я и только потом понимаю, как это звучит. Интересно, научусь ли я когда-нибудь флиртовать намеренно, а не только нечаянно?

— Правда? — спрашивает он слишком уж невинным голосом.

Я могу сделать это — я могу сказать что-то кокетливое, действительно имея это в виду.

— А может, и нет. Ведь ты никогда не умел делиться своими вещами, — подкалываю я его, но потом понимаю, что это прозвучало как обычное оскорбление, просто произнесенное с приподнятой бровью.

Джеймс придвигается ближе, так что наши плечи соприкасаются, и нерешительно и осторожно улыбается:

— Теперь я этому научился.

Кажется, все мои внутренние органы стали невесомыми и улетели.

— Зачем тебе кровать, если ты не спишь? — не подумав, спрашиваю я. — Она выглядит новой.

— М-да, я не думал, что разговор дойдет до этого, — замечает он и затем откидывается спиной к стене. — Я заказал ее. Понимаешь, я на ней сижу. А иногда, если я закрываю глаза и долго лежу неподвижно, я могу... отключиться на какое- то время. Это похоже на сон. — Он трет глаза. — Думаю, пора бы уже к этому привыкнуть.

За всеми этими драками, приготовлениями и нашествием Марси у нас еще не было возможности поговорить о тех сенсационных открытиях, которые мы сделали на вечеринке у Влада.

— Ты хочешь поговорить об этом? — спрашиваю я.

— О чем тут говорить? — с горечью произносит он. — Я был идиотом, что поверил Владу, а потом я был идиотом, что последовал за ним. Ну и поделом.

— Но это не значит...

— Все в порядке, Софи, — говорит он голосом, ясно свидетельствующим о том, что все вовсе не в порядке.

Не зная, что ответить, я обвожу взглядом комнату. От предыдущего хозяина на окне осталась декоративная тарелка. По ее периметру танцуют тыквы, а в центре нарисована индейка в фартучке. Кто-то, должно быть, слегка помешался на традиционной культуре.

— Надо бы ее выкинуть, — говорит он. — Она странная. И иногда мне кажется, что она на меня смотрит. — Осознав, что он снова ответил на непроизнесенную вслух мысль, он виновато смотрит на меня. — Извини. Твое мнение о тарелке было очень сильным.

Мне становится немного жутко оттого, как легко я стала относиться к чтению мыслей.

— Знаешь, есть вещи и похуже.

— Похуже, чем тарелки с индейкой в фартучке?

— Нет. Похуже, чем быть... ну, ты понимаешь.

Сначала он ничего не отвечает, и я решаю, что снова сказала что-то лишнее. Но потом он спрашивает:

— Например?

Ненавижу, когда люди просят привести примеры.

— Ну, начнем с того, что ты мог быть мертвым мертвецом. И не пытайся меня убедить, что так было бы лучше, — приказываю я, пока он не успел сказать какую-нибудь глупость.

— Я и не собирался.

— Отлично. И ты мог бы быть одним из тех вампиров, которые выглядят как Мальчик — летучая мышь[7] и должны спать в родной земле.

Его губы растягиваются в слабой улыбке:

— Расскажи мне еще что-нибудь, эксперт по вампирам.

Я решаю не обращать внимания на его издевательский тон, раз это помогает ему чувствовать себя лучше.

— Ты мог бы испытывать ломку, когда ты хочешь... э-э-э... пить. — Я наблюдаю за его реакцией, опасаясь, что он заметит мою давнишнюю обеспокоенность его новой диетой, и затем показываю на свой лоб. — Как Клинтон[8]. Или страдать от аллергии.

— Ты определенно знаешь очень многое о вампирах, — говорит он, наклоняясь ко мне, так что наши плечи снова соприкасаются.

— Я знаю достаточно, — отвечаю я, смущенная и очень растерянная. — Я могу показать тебе двадцать человек, которые знают больше. У многих из них есть контракты с издательством. — Я внезапно припоминаю кое-что еще: — А! А! Ты мог бы потерять душу.

— Потерять душу?

— Да. И хотя это не полностью исключило бы романтику, все было бы куда сложнее.

— Мы бы этого не хотели.

— Ага, — соглашаюсь я, прежде чем понимаю, что атмосфера внезапно стала... волнующей? Не знаю. Что я знаю, так это то, что его взгляд внезапно становится теплым и он наклоняется ко мне; это либо поцелуй, либо очень медленный удар головой. И как бы я ни хотела поцеловаться с ним прямо на этом столе, я не думаю, что смогу добавить это к списку своих Серьезных Жизненных Достижений. Не тогда, когда столько всего происходит вокруг меня.