Роман Лейбов - Разделить на сто
— Люди должны помогать друг другу.
После этого жилец Сергей Сергеевич повернулся и зашагал в другую сторону по каким-то своим делам.
VIII
Шпион задумчиво брёл по мосту имени Раевского. Иногда останавливался, глядел в желтоватую воду Брюквы.
По Брюкве плыли обрывки газет, корабли, рыбы. Шпион любил рыбу, но не умел её ловить.
В чём ему нельзя было отказать — это в безошибочных реакциях и в профессиональном нюхе. Что-то подсказывало ему: на левый берег Брюквы сегодня лучше больше не ходить. За долгие годы он привык всецело полагаться на свою интуицию, поэтому и сейчас остановился посредине моста, проводил мнимо заинтересованным взглядом девушку в зелёном платье, спешащую по другой стороне куда-то, и повернул назад.
Условный знак можно оставить и позже, подумал он.
Жизнь достаточно длинна, чтобы успеть, и достаточно коротка, чтобы не торопиться, — так говорил Хозяин.
IX
Вечером секретарь Таня Петрушкина принесла в Штаб общую тетрадку в голубой обложке из 48-ми листов в крупную клетку, приобретённую ею и Стасиком в ходе совместной проверки района. В универмаге «Левобережный» купили, на школьной ярмарке.
На первой странице после долгого обсуждения изобразили карандашами эмблему: внизу две скрещенных подзорных трубы (как у Наташи Семёновой), над ними в центре — знак процента, по бокам красивые буквы с завитками: «О» и «П», а сверху — пятиконечная звезда.
Покуда трудились над эмблемой, покуда Стасик и Таня отчитывались о результатах проверки района (подозрительных людей обнаружено не было, кроме одного волосатого человека с колокольчиками, пришитыми снизу к расклешённым штанам, но и тот сел на трамвай и уехал по направлению к рынку), начало темнеть, с Брюквы потянуло илистой прохладой, запахло полынью. Запели кузнечики. Из Штаба стало видно, как по одному зажигаются жёлтым окна в пятнадцатом доме (тринадцатый заслонял ствол тополя). За одним из этих окон, может быть, — шпион. А может, его окно выходит на другую сторону, где семнадцатый дом.
В сумерках стало тревожно и как-то грустно. Поэтому довольно быстро и единогласно оповцы выработали План поимки шпиона из пятнадцатого дома. План, записанный разборчивым некрупным почерком секретаря Тани Петрушкиной, сохранился в голубой тетрадке, лежащей сейчас передо мной на столе между компакт-диском с песнями группы «Кстати, Да» и большой белой чашкой с чёрным профилем Гоголя.
Вот он:
25 августа 1974 года.
План, как поймать шпиона из 15-го дома
1) выбрать 3-х самых подозрительных.
2) следить каждый день за подозрительными, вечером обсуждать в Штабе. Срок — 3 дня. Левченко назначается главным, потому что он живёт далеко и не может сам следить.
3) отвечает за питание и мороженое — Петрушкина.
4) разоблачать по мере поступления.
5) отвечает за отчёт в милицию — секретарь, Петрушкина. Идут в милицию все вместе 29-го августа!!!
Расходились тихо, лестница тревожно покачивалась под ногами, как на корабле, причаливающем к неизвестной и опасной бухте, которой не было ни на какой карте, да вдруг, откуда ни возьмись, взяла да и возникла.
X
Между прочим, прораб Петренко был прав. Растения действительно чувствуют. Можно даже сказать, что они думают, но вот перевести их мысли на наш язык — дело довольно сложное.
На медленный ветер похожи были мысли тополя в тот вечер, так что если изображать их на бумаге, то получатся одни точки, тире да скобочки. Лучше было бы их нарисовать зелёными акварельными разводами — да жаль, я не умею рисовать. Но если описать, как именно думал тополь, невозможно, то зато можно описать, о чём он думал, или, точнее, что и кого он думал.
Тополь думал будущую зиму. Тополь думал трансформаторную будку. Тополь думал рябину на противоположном краю двора. Тополь думал Таню, Юру, Стасика, Наташу. Тополь думал пустырь, который был здесь до того, как выросли дома. Тополь думал людей на пустыре, стрелявших тут друг в друга много лет назад. Тополь думал того человека, который умер тогда у него под ногами. Маленькую тяжёлую злую пулю, засевшую у него под корой, думал тополь. И опять — будущую зиму, будку, рябину, Юру, Наташу, Таню, Стасика.
Пока тянется ночь, мысли деревьев бегут по кругу, как вода в учебнике природоведения.
XI
Наташа Семёнова разговаривала с цветами.
Дедушка Семёнов сидел в большой комнате в кресле напротив включённого телевизора, показывавшего сталевара Степаненкова, и читал «Литературную газету», родители Наташи на кухне о чём-то говорили с гостем Маркушей, лысым и бородатым молодым человеком, которого Наташа недолюбливала за его высокомерие. Этот Маркуша взял себе манеру называть Наташу «мадемуазель», очевидно, желая пошутить. Но Наташа таких шуток не любила, и когда Маркуша приходил в гости, старалась с ним не сталкиваться.
Вот и теперь она не захотела выпить с гостем чаю с тортом, а ушла поливать цветы из синей пластмассовой лейки.
Наташа сама придумала разводить цветы; сперва родители этому увлечению дочери удивлялись, потом пытались сопротивляться, а после — смирились с ним. Теперь все подоконники в доме Семёновых были уставлены горшками с лиловой и красной геранью, со свисающими, как ёлочные игрушки, фуксиями, с бегониями, ловко притворяющимися розами, с кактусами, среди которых был один ядовитый (по словам обменявшего его Наташе на карманный фонарик тайно влюблённого в неё третьеклассника Матвеева), с обезьяньим деревом и даже с какими-то совсем неблагородными травками вроде одуванчиков да подорожников.
Разве что один прораб Петренко мог в Брюквине превзойти Наташу Семёнову по части любви к флоре.
Дедушка Владимир Вадимович, будучи после военной контузии туговат на ухо, Наташиных разговоров с растениями не слышал. Сталевар Степаненков беззвучно раскрывал рот, поскольку ручка регулировки громкости в телевизоре сломалась ещё месяц назад, а в пункте ремонта бытовой техники все мастера ушли в отпуск до сентября и уехали на курорты Кавказа и Крыма.
— Значит, так, — тихо говорила Наташа бегонии. — Любое преступление раскрывается как?
Не дождавшись от бегонии ответа, Наташа ответила сама:
— Интеллектом. Это значит, что прежде чем бегать там или следить, следует подумать головой хорошенечко.
Наташа строго посмотрела на бегонию. Та, убеждённая, очевидно, силой Наташиных слов, покачивалась на стебле.
— Всё пишут, пишут! Писатели! — строго сказал дедушка Владимир Вадимович и зашуршал газетой, переворачивая страницу.
— А подумать головой, — продолжала вслух рассуждать Наташа, — так получается, что если шпион в пятнадцатом доме есть, то это должен быть кто-то, на кого никогда не подумаешь. Например, Лёлька-третьегодница. Говорят, до сих пор таблицы умножения не выучила. На неё никто не подумает никогда. Или вон эта жёлтая бабушка с третьего этажа. Она вообще из дому не выходит, всегда у окна сидит и смотрит на улицу. Как восковая фигура из того музея.
Наташа попыталась вспомнить название музея, вспомнила только «мадам», потом тут же — про этого дурацкого Маркушу... и перестала вспоминать дальше. Бегония приподняла свою цветочную голову, как бы задумавшись о возможности шпионства Лёльки или жёлтой бабушки, но Наташа уже обращалась к кактусу (не ядовитому, а обыкновенному):
— А с другой стороны, всё сложнее. Шпион ведь тоже не дурак. Он думает как: все подумают, что шпион должен быть незаметный, чтоб никто не подумал на него. Вот и хорошо, подумает он, пусть себе думают на Лёльку или хотя бы на бабушку. А я тут буду шпионить, как ни в чём не бывало. То есть это вполне может быть кто-нибудь очень заметный.
Дедушка отложил газету, потёр руками глаза, подошёл к окну, погладил Наташу по голове и спросил:
— Ната, спать не пора нам?
— Я ещё у себя полью, дед, и почитаю потом, — ответила Наташа и с лейкой отправилась в свою комнату. Тут она продолжила рассуждать вслух, обращаясь на этот раз к обезьяньему дереву:
— Но из очень заметных в пятнадцатом доме живёт только один человек. Причём он как раз такой, как может быть шпион. Я имею в виду… — Наташа выдержала эффектную паузу, во время которой обезьянье дерево, казалось, затаило дыхание.
Но пауза так и не оборвалась. Наташа выключила свет, схватила подзорную трубу и стала всматриваться в светящиеся тёплые окна пятнадцатого дома. Так, это опять тот дядька-физкультурник, который нам помог, снова приседает, жёлтая бабушка с третьего этажа (губами жуёт — значит, всё-таки не восковая), это не то, выше, Марс, ниже, Юрка на скрипке пиликает, где же он, у него же, вроде, на нашу сторону окно? На первом этаже.
