Патрик Несс - Поступь хаоса
— Отличный денек, а?
— И вправду, мистер Фелпс.
— Отличный! — лает Манчи, и мистер Фелпс смеется, но его Шум по-прежнему твердит про конец, Джули, тряпки и рисует всякое, как бутто его жена была бог весть какая необыкновенная.
Ничего особенного в моем Шуме про мистера Фелпса нет — обычная муть, с которой все равно ничего не поделаешь. Но, так уж и быть, признаюсь: я думаю чуть громче обычного, чтобы скрыть мысли о дыре, которую я нашел на болоте, заглушить их более громким Шумом.
Сам не знаю, зачем я это делаю, зачем скрываю свою находку.
Но все равно скрываю.
Мы с Манчи ускоряем шаг, потомушто проходим мимо заправки и мистера Хаммара. Заправка давно не работает: ядерный генератор, который делал бензин, сдох еще в прошлом году и теперь просто торчит рядом с заправкой, точно уродливый палец, и никто не хочет жить рядом с ним, кроме мистера Хаммара, а мистер Хаммар в сто раз хуже мистера Фелпса, потомушто свой Шум он направляет прямо на тебя.
И это ужасный Шум, это злой Шум: мистер Хаммар видит тебя в таких сетуациях, в каких и врагу не пожелаешь оказаться — всюду кровища, насилие и страх, и поделать с этим ничего нельзя. Разве что взять весь свой Шум, примешать к нему Шум мистера Фелпса и швырнуть, эту смесь обратно в Хаммара. Яблоки, и конец, и Бен, и Джули, и Отличный денек, Тодд? и генератор барахлит, и тряпки, и заткнитесь, умоляю, заткнитесь и Посмотри на меня, мальчик…
Конечно, я оборачиваюсь, хоть и не хочу. Я вижу в окне мистера Хаммара: он смотрит прямо на меня и думает Остался всего месяц, в его Шуме я вижу себя, я стою там один, как бутто бы один на всем белом свете… Понятия не имею, что это значит, и правда это или вранье, поэтому я просто воображаю огромный молот и обрушиваю его на голову мистера Хаммара, снова и снова и снова, а он все стоит у окна и улыбается.
Дорога огибает заправку и проходит мимо клиники, где работает доктор Болдуин и куда приходят нытики, у которых на самом деле все нормально. Севодня там сидит мистер Фокс и жалуется, что ему больно дышать, — я бы даже его пожалел, если бы он не дымил как паровоз. А потом — Господь Всемогущий! — мы проходим мимо жуткого-прежуткого паба, который даже в этот ранний час переполнен Шумом, потомушто там врубают музыку на всю катушку, как бутто она может заглушить Шум, но на деле становится только хуже, приходится слушать громкую музыку и громкий Шум. Нет, хуже, пьяный Шум, который бьет по мозгам точно кувалда. Крики и вопли и рыдания мужчин, чьи лица никогда не меняются, в их Шуме прошлая жизнь и умершие женщины. Целая куча женщин, но разобрать ничего не разберешь, потомушто пьяный Шум как пьяный человек: надоедливый, бессмысленный и опасный.
Идти по центру города тяжело, мысль о каждом следующем шаге дается с трудом, потомушто на плечи давит огромная глыба Шума. Понятия не имею, как мужчины с этим справляются, как я буду с этим справляться, когда тоже стану мужчиной, если только не случится что-нибудь, о чем я пока не знаю.
После паба дорога берет вправо и проходит мимо полицейского участка и тюрьмы, которой пользуются куда чаще, чем можно ожидать от такого маленького городка. Шериф — мистер Прентисс-младший, который старше меня на каких-то два года и мужчиной стал совсем недавно, работу свою делает хорошо и каждую неделю сажает в камеру любого, на чьем примере мэр Прентисс захочет показать горожанам, как делать не надо. Сейчас там сидит мистер Тернер, который передал слишком мало маиса «на нужды родного города» — то есть попросту отказался давать мистеру Прентиссу и его людям бесплатный маис.
Итак, мы с собакой прошли через весь город и оставили позади Шум мистера Фелпса, мистера Хаммара, доктора Болдуина, мистера Фокса, много-много пьяного Шума из паба, Шум мистера Прентисса-младшего и стоны мистера Тернера, но впереди нас опять ждет Шум, потомушто мы подходим к церкви.
Церковь — это главная причина, по которой мы все оказались в Новом свете, и почти каждое воскресенье здесь можно услышать проповедь Аарона о том, почему мы оставили грехи и мерзость Старого света позади и начали новую чистую жизнь в этом Эдеме.
Ничего у нас не вышло, как вы успели заметить.
И все же народ до сих пор ходит в церковь, потомушто должен, хотя мэр Прентисс не утруждает себя этими глупостями. Приходится всем остальным слушать треп Аарона о том, что на этом свете мы можем положиться только друг на друга, и как нам надлежит стать дружным и единым целым.
Мол, если падет один, падут все.
Последнюю фразу он повторяет особенно часто.
Мы с Манчи как можно тише проходим мимо ворот церкви. Изнутри доносится молитвенный Шум — это особая разнавидность, с багровым оттенком, как бутто мужчины им кровоточат, и хотя молятся они всегда об одном и том же, багровая кровь все течет и течет. Помоги, спаси, прости, помоги, спаси, прости, забери нас отсюда, умоляю, Господи, умоляю, Господи, и так без конца, хотя никто, насколько мне известно, никогда не слышал от Бога ответного Шума.
Аарон вернулся с прогулки и читает проповедь. Я слышу не только его Шум, но и голос, он без конца твердит про Писание, благословение и святость. Аарон так разошелся, что его Шум стал похож на серое пламя, и разобрать в нем ничегошеньки нельзя. А если, положим, он хочет что-нибудь скрыть? Проповедь, ему в этом поможет, и я даже знаю, что именно он сейчас утаивает.
А потом в его Шуме раздается Малыш Тодд? Я кричу: «Живей, Манчи!», — и мы быстренько улепетываем.
Последняя постройка на прентисстаунском холме — дом мэра Прентисса. Отсюдова исходит самый странный и самый жуткий Шум на свете, потомушто мэр Прентисс…
Ну, он другой.
Его Шум ужасно отчетливый, ужасно в буквальном смысле. Понимаете, мэр считает, что Шум можно упорядочить, разложить по полочкам, обуздать и использовать, для дела. Проходя мимо его дома, вы это слышите. Сам мэр и его друзья, его приближенные, без конца повторяют упражнения: считают, представляют себе всякие фигуры и твердят одну и ту же упорядоченную белиберду, вроде «Я — ЭТО КРУГ, КРУГ — ЭТО Я». Он как бутто бы лепит маленькую армию, готовится к чему-то, кует из Шума оружие.
Звучит угрожающе. Словно мир меняется, а ты остался не у дел.
1 2 3 4 4 3 2 1 Я — ЭТО КРУГ, КРУГ — ЭТО Я 1 2 3 4 4 3 2 1 ЕСЛИ ПАДАЕТ ОДИН, ПАДУТ ВСЕ
Скоро я стану мужчиной, а мужчины не убегают от опасностей, но я все равно поторапливаю Манчи, и дом мэра мы минуем даже быстрее, чем остальное, да еще обходим сторонкой. Наконец впереди показывается гравийная дорожка, ведущая к нашему дому.
Через некоторое время город остается позади и Шум немного утихает (но не замолкает совсем), и тут можно вздохнуть свободней.
Манчи лает:
— Шум, Тодд!
— Угу.
— На болоте тихо, Тодд. Тихо, тихо, тихо.
— Верно, — говорю я, а потом спохватываюсь и торопливо добавляю: — Заткнись, Манчи! — Шлепаю его по заду.
— Ой, Тодд?
Я оглядываюсь на город, но теперь мой Шум не остановить, ведь так? Раз уж я начал об этом думать, ничего не поделаешь. И если бы это можно было видеть, все бы увидели, как прямо из меня вылетает та дырка в Шуме, прямо из моей головы, где я ее прятал, и она такая маленькая по сравнению с ревом города, что можно и не заметить, но всетаки она есть, есть, и она летит обратно — в мир мужчин.
3
Бен и Киллиан
— Ну и где тебя носило, позволь узнать? — спрашивает Киллиан, как только мы с Манчи показываемся на дорожке. Он лежит на земле под нашим ядерным генератором, который стоит перед домом, и опять что-то чинит. Руки у него по локоть в смазке, на лице досада, а Шум жужжит как рой сумасшедших пчел, и я сам начинаю злиться, хотя только-только пришел домой.
— Я ходил на болото за яблоками, — говорю.
— Работы невпроворот, а наш мальчик решил поиграть. — Киллиан переводит взгляд на генератор. Внутри что-то лязгает, и он шипит: — Проклятье!
— Я не играл, а собирал яблоки, если ты не слышал! — говорю я, почти срываясь на крик. — Бен захотел яблок, вот и я пошел!
— Ага, — кивает Киллиан и снова смотрит на меня. — И где же тогда эти самые яблоки?
Разумеется, у меня их нет. Я даже не помню, когда уронил пакет, но это почти наверняка случилось из-за…
— Из-за чего? — перехватывает мои мысли Киллиан.
— Кончай подслушивать.
Он испускает фирменный вздох и заводится:
— Мы и так тебя не утруждаем, Тодд. — Вранье, ей богу. — Но вдвоем нам с фермой не управиться. — А вот это правда. — И даже если ты сделаешь все дела, на что я не надеюсь, — опять вранье, я на них с утра до вечера горбачусь, — все равно работы будет невпроворот. — Тоже правда. Наш город не растет, рабочих рук все меньше и меньше, помощи ждать неоткуда. — Слушай, когда тебе говорят.
