Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»

— Макс, что нам делать? — устремленные на меня глаза Надж полны слез. Лицо у нее в синяках и кровоподтеках, и судорожно то сжимаются, то разжимаются кулаки.

Откуда мне знать, что нам теперь делать? У меня у самой сердце вот-вот разорвется от горя. Только улететь поскорей, улететь туда, где никто меня не увидит и не услышит.

Без слов я отталкиваюсь от земли. Вон там неподалеку растет огромная корабельная сосна. Слегка промазав, я опустилась на одну из ее ветвей футах в 175 над землей.

Так, Макс. Думай, думай, думай. Должен же быть какой-то выход.

В голове перемешались мысли, чувства, ярость, боль. Мозг вышел из строя. Надо как-то привести его в порядок.

Какой там порядок…

Где моя девочка?

Как же мне теперь без нее жить!

О Боже мой! Мой Ангел, мой Ангел, Ангел!

Рыдая в голос, я барабанила кулаками по стволу все сильнее и сильнее, пока наконец боль не привела меня в чувство. С удивлением уставилась на свои содранные в кровь костяшки пальцев, лохмотья кожи, занозы. Но разве сравнишь эту боль с тем, как болит по Ангелу мое сердце.

Кровопийцы, мутанты, человеко-волки украли моего Ангела по заказу своих хозяев. А те, лабораторные извращенцы, только и ждут, как бы расчленить ее на части да заглянуть ей внутрь. Буквально.

Вжавшись в ствол, я рыдала и рыдала, чуть не до тошноты. Ho, в конце концов, слезы стихают. Все еще всхлипывая, я наконец утерла глаза, размазав полой рубахи слезы и кровь.

Я еще какое-то время оставалась на своем дереве, сидела там, пока дыхание не выровнялось и мозг не заработал на полные обороты. Руки нестерпимо болели.

Взять на заметку: перестань молотить неодушевленные предметы.

Пришло время возвращаться к своим, снова быть для них сильной, снова собрать нас всех воедино, придумать, как найти выход.

И вот еще… Последние слова Ари не дают мне покоя… «Мы отличные парни!» Что он хотел этим сказать?

Как мы прилетели домой, я не помню. Разбитая, с онемевшими от горя душой и телом, первое, что я увидела, войдя в кухню, была тарелка, оставленная Ангелом на столе после завтрака.

Игги взвыл и, широко размахнувшись, смел все подчистую с кухонного прилавка. Отскочившая от стены чашка рикошетом стукнула Клыка по лбу.

— Смотреть надо, кретин! — заорал он на Игги со злостью. И вдруг, поймав себя на полуслове, стиснул зубы и огорченно обернулся на меня.

Слезы текут у меня по щекам. Их соль разъедает борозды царапин, оставленные когтистой лапой ирейзера.

Механически я подхожу к аптечке, механически достаю йод и вату и начинаю промывать Газману раны и накладывать мазь на ушибы. Кто следующий? У Надж вся щека в крови. Ее задело шрапнелью.

В коем-то веке раз Надж молчит. Свернулась на диване лицом к стене и плачет.

Газман вопросительно смотрит на меня:

— Как же мы позволили этому случиться, Макс?

Я и сама задаю себе этот вопрос. Как? Как?

А с кого еще спрашивать? Я, Макс неуязвимая, я же тут за старшую.

Но мне только четырнадцать… Как всегда, когда я осознаю, что Джеб никогда больше не вернется, что мы тут сами по себе, что никто нам не поможет, что это на меня полагается наша команда-семья и что это на мне лежит за них вся ответственность, я сгибаюсь под этим грузом. Мне с ним не совладать.

Я вдруг становлюсь самым обыкновенным подростком. Мне хочется, чтоб Джеб снова был с нами, чтобы я была как все нормальные люди, или даже чтобы у меня были родители!

Нет, пожалуй, этого-то как раз мне и не надо…

— Сам смотри! — огрызается на Клыка Игги. — Это все вы, это вы виноваты. Вы-то все не слепые, вы-то могли вытащить ее оттуда.

— Вертолет у них был! — орет Газман. — И пушки, а мы не бронебойные!

— Ну мальчики, ну не надо, ну пожалуйста, — я бессильно пританцовываю вокруг них. — Ведь мы не враги друг другу. Это они нам враги, а мы — все вместе!

Я нашлепываю Газману последний пластырь и начинаю ходить из угла в угол.

— Помолчите немножко. Дайте подумать.

Они ни в чем не виноваты. Ни в том, что ирейзеры уволокли Ангела. Ни в том, что наша спасательная миссия с треском провалилась.

Но они виноваты в том, что наша кухня похожа на заплеванное логово гиен. Ладно, с этим после разберемся, когда снова можно будет спокойно думать о гигиене и прочей житейской суете. Если вообще когда-нибудь можно будет о ней думать.

Игги опустился на диван и чуть не раздавил Надж. Она откатилась в сторону, но как только он устроился, уронила голову ему на плечо. A Игги принялся ворошить ей волосы.

— Дыши глубже, — посоветовал Газман, озабоченно глядя на меня. Я снова чуть не расплакалась. Как же так! По моей вине его сестру украли. Я не смогла ее спасти, а он обо мне заботится.

Клык угрюмо молчит. Он открыл банку равиолей и ковыряет их, держа вилку в туго забинтованной руке. Глаза его внимательно следуют за мной.

— Знаете что? Если бы они хотели ее убить или даже убить нас всех — им бы это было раз плюнуть, — потрясенно говорит Надж. — У них же автоматы и вообще. Ангел им зачем-то живьем была нужна. А живы мы или нет — им ни хрена неважно! Я хочу сказать, что они не больно-то старались нас угробить. Может, это означает, что мы еще можем снова попытаться ее вызволить?

— Но они же на вертолете, — взъерошился Газман. — Улетели. Они где хочешь могут быть, — его нижняя губа задрожала, и он, пытаясь это скрыть, сжал зубы. — Например, в Китае.

Я подошла и погладила его по голове:

— Не думаю, Газзи, что они улетели с ней в Китай.

— Мы знаем, куда они ее увезли, — Клык ронял слова, точно бросал булыжники, спокойно и размеренно.

— Куда? — поднял голову Игги. Его слепые глаза блестят непролитыми слезами.

— В Школу, — в один голос ответили мы с Клыком.

Нетрудно представить, что, произнесенное вслух, это утверждение придавило нас всех, как могильной плитой.

Глаза у Надж округлились, рот она закрыла руками.

Газман лихорадочно трет лицо, словно стараясь стереть с него испуг.

Игги выпрямился с каменным лицом. В Школе ему хирургическим путем пытались интенсифицировать ночное зрение. И он ослеп навсегда. Такая вот у них ошибочка вышла.

— Значит, они забрали Ангела обратно в Школу? — недоуменно переспросил Газзи.

— Думаю, да, — подтвердила я, стараясь говорить собранно, уверенно и спокойно. Как если бы не вопил во мне в панике никакой внутренний голос.

— Зачем? — прошептала Надж. — Я думала, они забыли про нас за эти четыре года.

— Они хотят нас вернуть, — отрезал Клык.

Мы никогда о Школе не разговаривали. По принципу, с глаз долой — из сердца вон. А скорее всего, просто каждый из нас старался навсегда забыть время, когда мы были в полной власти садистского отродья, в постылом месте, которое следовало бы разбомбить и стереть с лица земли. Нам всем, чтобы продолжать жить, надо было подчистую все это вычеркнуть из памяти.

— Они никогда про нас не забудут. Джеб ведь попросту украл нас из Школы, — напомнила я ребятам.

— Джеб знал, они на что хочешь пойдут, чтобы нас вернуть. Ведь если кто узнает, что они там с нами делали, всей их конторе конец придет. — Аргументы Клыка были более чем убедительны.

— А почему бы нам тогда их не разоблачить? — настаивает Надж. — Можно на телевидение пойти — всем показать, всем рассказать — они нам крылья отрастили, а мы такие же дети, как у людей.

— Ладно тебе, — обрезал ее Игги, — их-то мы приведем к общему знаменателю. А сами всю оставшуюся жизнь в зоопарке сидеть будем?

— И что нам теперь делать? — Газман, как заведенный, продолжает уже в сотый раз повторять один и тот же вопрос.

Клык ушел из кухни и через минуту вернулся с толстой пачкой пожелтевшей, выцветшей и слегка погрызенной мышами бумаги.

— Вот, — протянул он нам пачку, сдувая с нее сухие мышиные какашки.

— Фу, что это? — скривилась Надж.

Клык подтолкнул бумаги ко мне. Это были старые распечатки всяких Джебовых файлов. Когда он исчез, мы все вытащили из его письменного стола и свалили в старый шкаф, чтобы не видеть это добро изо дня в день.

Разложили бумаги на столе. Уже от одного их вида волосы у меня на затылке стали медленно подниматься дыбом. А про мышиный дух я уж просто молчу.

Клык принялся перебирать страницы. Вытащил из пачки большой запечатанный восковой печатью коричневый конверт. Посмотрел на меня. И, уловив мое молчаливое согласие, поддел воск ногтем.

— Что там? — беспокоится Газман.

— Карта. — Клык уже вытащил поблекший листок топографического чертежа.

— Карта чего? — Надж наклонилась поближе, выглядывая у Клыка из-за плеча.

— Карта секретного объекта, — я почувствовала, как от моих собственных слов у меня скрутило живот. Как я надеялась, что не сломаю больше никогда этой восковой печати и никогда больше не увижу этих крупно напечатанных слов: Секретный Объект. Кодовое Название — Школа. Калифорния.