Владислав Крапивин - Сказки о рыбаках и рыбках
Впрочем, столько всяких «почему» за последние дни…
Ясно стало только одно: старик — один из Хранителей, о которых говорил Юр-Танка. Может быть, даже Первый Командор…
Нет, не случайно привело их с Женькой в эти места колечко…
Валентин, пятясь, вышел из часовни. Вернулся к Сопливику и чуке. Сопливик ждал с испуганным вопросом в глазах.
Валентин бросил в траву куртку — рядом с Илюшкиной одеждой, взял у Сопливика, положил на куртку трубу.
— Ты спрашивал, буду ли давать тебе ее. Буду… Чука, покарауль наше имущество. Договорились?
Чука утвердительно чирикнул в ответ.
— Пойдем… Хотя нет, лучше вот так. — Валентин легко взял Сопливика на руки. Как малыша. Понес. Тот — и с испугом, и с доверчивостью, без вопросов — прижался к плечу Валентина щекой. От головы Сопливика пахло солнечным пухом.
С притихшим Сопливиком на руках, осторожно, чтобы не оцарапать его о камень, Валентин опять проник в часовенку.
— Женя, смотри.
Сопливик молча смотрел. И все прижимался щекой.
— Здесь много веков подряд был маленький храм, — сказал Валентин. — И сейчас он тоже — есть… Люди здесь молились Хранителям, чтобы те защитили их детей. И они — защищали… И вот, Женька, я тебе на этом месте обещаю: ты всегда будешь со мной… пока хочешь сам. Понял?
— Да… — тепло дохнул ему в плечо Сопливик. — Я… всегда буду хотеть… — И прижался плотнее.
Валентин все смотрел на фреску. Как ни терзало эту роспись время, а старик и мальчик казались живыми. Так выглядят живыми настоящие, не нарисованные, люди, если даже смотришь на них сквозь мутное, в пятнах и трещинах стекло…
Валентин подумал вдруг, что мальчик похож на Илюшку в последний момент перед полетом. Только не было в нем Илюшкиной напряженной тревоги…
Валентин вынес Женьку из часовенки и поставил на ноги. Тот взял его за локоть двумя руками. Прижался опять… Полсотни шагов до места, где ждал чука, оказались теперь длинным путем. Валентин и Женька успели много сказать друг другу.
— А я знал… — прошептал Женька. — Что ты меня возьмешь… к себе. Все ждал, ждал… когда скажешь…
Свободной рукой Валентин взъерошил ему волосы. Женька глянул, задрав острый подбородок.
— Дядь Валь, ты говорил… твою невесту тоже Валентина зовут, да?
— Что значит «тоже»? «Валентина» это ведь не «Валентин». Ну да, похоже…
— «Валентин и Валентина» — такое кино есть, старое…
— Кажется, есть…
— А она… не прогонит меня?
— Нет.
— А если я буду… ну, чего-нибудь не так… не послушаюсь случайно или двойку получу, вы со мной хоть что делайте… Хоть как Мухобой. Я не пикну…
— А вот это не смей и думать, — решительно сказал Валентин. — У человека гордость должна быть. Не поддавайся никому.
— Я же не всякому, а только тебе… и ей… если виноват…
— Все равно.
— Дядь Валь… Я признаться хочу…
«Ну наконец-то», — подумал Валентин. Опять провел рукой по его волосам.
— Давай, Жень. Теперь-то уж можно…
— Ага… Дядь Валь… я… стихи придумал. Про нас с тобой…
2
Стихи? Сопливик?
Если бы брякнулась Валентину под ноги тарелка с пришельцами, он изумился бы меньше.
Женька остановился. Засопел с тяжким смущением.
— Ну… — выговорил Валентин. — Тогда… расскажи.
Женька помотал опущенной головой. Чумазая щека налилась вишневым соком.
— Не… я стесняюсь…
— Да ладно тебе… Ну, раз уж сам сказал…
— Я лучше… Можно, я напишу?
— На чем?
Женька суетливо вытащил из кармана у пояса карандашик и остатки мятого голубка. Илюшкины. (Заранее припас, что ли?) Сел на корточки, развернул, расправил бумагу на коленке. Беззащитно оглянулся через плечо на Валентина. Тот отступил на шаг. Женька неловко задвигал карандашиком, прокалывая грифелем бумагу и царапая кожу… Он долго писал, старался…
Потом он, не вставая, протянул через плечо свое творение Валентину. И съежился, снова отвернувшись…
Написано было крупно и коряво, сплошными строчками и без всяких запятых. Мучаясь и жалея Женьку, Валентин прочитал эту полную ошибок беспомощность, где даже смысл поймать было трудно. Тряхнул головой. Вернулся глазами к первому слову, и… вдруг, словно от толчка, неуклюжие слова встали в строчки и обросли рифмами. Не на бумаге, а в голове Валентина.
Капли о крышу стучат, как часы,Спать не дают в темноте.Снова хочу я, чтоб был я твой сын,Думаю в темноте…
Бьют, будто камушки о весы,Капли среди темноты.А я молюсь, чтобы я был твой сын,Чтоб были мы — я и ты…
— Жень, — шепотом позвал Валентин.
Тот сидел к нему спиной. Шевельнулся, но не посмел оглянуться. Валентин сунул бумажку в карман с револьвером, обошел Женьку, поднял его за локти. Положил Женькины ладони себе на плечи. Сказал Женькиной опущенной голове:
— Ты замечательно написал… Это наши с тобой стихи. Для нас вдвоем, да?
Женька неловко кивнул. Ткнулся лицом Валентину в рубашку.
— Жень, ты меня прости…
Женька, царапнув рубашку подбородком, вскинул лицо. В темных глазах испуганный вопрос.
— Я все не понимал, Жень… Думал, ты не про это признаться хочешь. Не про стихи…
Женька шевельнул губами:
— А про что?
— Теперь уже все равно…
— Не… не все равно. Скажи.
— Я думал… про кольцо. Ну, думал, ты его… стащил тогда в лагере и сказать хочешь и боишься… Ты не обижайся.
Женька не обиделся. И не смутился. Замотал головой.
— Да нет же! Это не я! Это другие мальчишки! Они им играли, менялись, потом забросили куда-то…
— А ты… нашел?
— Да не находил я!
— Слушай… а винтик? Я его случайно в твоем кармашке обнаружил, когда стирал. Разве он не от трубы?
«Зачем я об этом? После всего, что было… После стихов…»
Но Женька опять не обиделся и не удивился.
— Винтик? Да это от будильника, наверно! Просто он такой же… А будильник старый, его на свалке нашли и развинтили… У Илюшки в карманах два таких винтика! Придем — покажу…
— А… кольцо? — сказал Валентин.
Женька непонимающе молчал.
«Зачем я об этом сейчас», — опять подумал Валентин. И вновь не смог удержаться.
— Как оно в аквариум-то попало? Разве не от тебя?
— Да нет же! Оно там и было. Я… ну, просто почуял. А разве оно… то самое?
— Достань, — сказал Валентин. Он знал, что кольцо у Женьки в кармашке.
Женька послушно вытащил.
— Прочитай. Видишь, тут буковки: «Адмирал Волынов»…
— Ага… Но это… не так написано. Не по-нашему…
Валентин схватил кольцо, поднес к глазам. Буковки на внутренней стороне кольца складывались в еле различимые слова: «Capitan-comandor Crass»…
— Чудеса твои, Господи, — выговорил Валентин. Постоял. И мысленно сказал себе, что пора уже привыкнуть к чудесам и явлениям этого пространственного измерения.
А Женька проговорил полушепотом:
— Я ведь сразу понял, что оно не простое… И чука на него отзывается…
— Как джинн, — смущенно поддакнул Валентин. — Джинны, они тоже: потрешь медяшку, и они тут как тут… Читал?
— Ага… Нам воспитателка читала. Про Аладдина…
— Жень… — сказал Валентин. И вдруг обмер от случайной и мигом выросшей в надежду мысли. Он тут же одернул себя, попробовал запретить себе думать про такое. Конечно, всяких тут чудес хватает, но это… А может, опять все не случайно? Специально привело колечко по дорожке судьбы. И теперь главное — не упустить случай?
— Что, дядь Валь? — спросил Женька.
— Жень… Если чуки отзываются, как джинны, то, может, они тоже… волшебники?
— Маленько… — без удивления согласился Женька.
— Пойдем…
Чука терпеливо ждал их у сваленной в кучку одежды. Вертел в черных ручках трубу. Валентин опять присел перед ним.
— Чука, послушай… Ты ведь многое знаешь, да?
Тот положил трубку, кашлянул по-стариковски. Согласился:
— Кое-что да… ведомо…
— А заклинание для лунной рыбки… ведаешь?
Чука мигнул. Почесал косматую макушку. Сунул большой палец в рот, приоткрывшийся среди похожей на мочалу шерсти. Выдернул с чмокающим звуком. Сказал осторожно:
— Оно так… Чуки знают…
— Скажешь?
— Кха… Говорить так просто не велено… За это платить полагается. Чистым золотом…
— Как золотом? Ты… это в прямом смысле?
— В том смысле, что золотой денежкой или чем другим. Колечком обручальным, скажем… Вы, люди добрые, не подумайте, что от корысти. Правило такое с испокон веку…
— Тогда плохо. Нету у меня ни денежки, ни колечка…
Чука стеснительно посопел и напомнил:
— А рыбка-то золотая, зарытая. Небось уже превратилась в денежку.
— Где же я теперь ее найду? Ночь была… Да и места тут все перепутались…
— А ты не хлопочи, я сам найду. Ты только позволь…
— И скажешь заклинание?
— Коли позволишь денежку взять, я сейчас и скажу.
— Позволяю! Говори!
Чука опять пососал палец.
— Тут, мил человек, одна хитрость имеется… Никакого особого заклинания вовсе и нету. Надо вспомнить загадку детскую или считалочку, с которой во всякие игры прыгал-развлекался, когда мало́й был. А потом сказать ее наоборот. Ведь пружинку-то, что время двигает, хочешь задом наперед скрутить, а?
