Владислав Крапивин - Крик петуха
— Пойдем…
— А гасить не надо?
— Догорит и сама погаснет.
Они вышли на крыльцо. Стало еще холоднее, появились звезды.
— Ну, что? Проводить до дому? — спросил отец Дмитрий.
— Не… До свидания. Спасибо… — выдохнул Филипп. И с крыльца шагнул в межпространственный провал.
Когда ему бывало грустно, он летел не на стеклянную лестницу, а в какие-нибудь глухие и печальные места. Среди них было и такое: болотистая равнина под осенним серым небом, а на ней бесконечная, очень прямая насыпь с рельсами. По этой насыпи шел заросший человек в истрепанной кожаной одежде мотоциклиста. Шел и шел, днями и ночами. Не ведая конца.
Однажды Филипп рассказал о нем отцу Дмитрию. С каким-то смущением, с виноватостью даже.
— Все идет, идет. Не может ни сесть, ни упасть…
Отец Дмитрий ответил без привычной мягкости:
— Сам себе выбрал такое… Он стрелял в детей. Возможно ли более черное дело?
— Он говорит, что не виноват, потому что выполнял приказ, — сумрачно объяснил Филипп на следующий день.
— Никаким приказом нельзя оправдать этот грех…
— Он говорит, что все понял и больше никогда не будет, — сказал Филипп еще через неделю. — Он просит, чтобы ему простили грех.
— Грех может быть отпущен, если человек раскаялся.
— Но он же говорит… Он…
Дмитрий Игоревич резко выпрямился:
— Он лжет! Он просто хочет избавиться от тяжкого пути. При чем здесь отпущение грехов? Если человек раскаялся всей душой и ужаснулся своим делам, путь кончится и сам отпустит его… …А пока через грани Кристалла, через многие пространства, все еще идет человек в черной коже. Тот, кто стрелял в детей и кто, если прикажут, будет стрелять снова.
И при мысли об этом Цезарь Лот иногда обрывает смех или разговор, хмурится и крутит на шнурке тяжелую медную пуговицу.
© Владислав Крапивин, 1989 г.
Иллюстрации Евгении СТЕРЛИГОВОЙ
